Хотела сказать, чтобы засунул свои желания куда подальше, но от этого стало бы только хуже.
Мое мнение тут никого не интересовало. Авелиан повернулся к будущей жене — и голос его вдруг стал мягким, добрым, обволакивающим.
— Лилия, цветок моей жизни, — сказал он. — Я с нетерпением жду вечера.
— Конечно, мой лорд, — пропела она.
Он с лёгкостью оттолкнул меня, прошёл мимо, подошёл к Лилии, протянул ей руку, поцеловал — и с показным вниманием пропустил её вперёд, распахнув дверь.
Меня же практически вытолкнул следом.
Прежде чем дверь его кабинета закрылась, он успел громко произнести. И это ни мне, ни этой змее не понравилось:
— Лилия, не забудь переодеть Элеонору к балу. Я не хочу, чтобы она опозорила меня перед гостями.
— Ну Авелиан, разве ей место среди наших гостей? — жеманно протянула она.
— Я сказал: она пойдёт на бал. И сидеть будет рядом с нами.
Она попыталась спрятать раздражение под дежурной улыбкой и прикрыла рот веером.
— Как скажешь, любимый.
Авелиан довольно оскалился. И наконец закрыл двери.
Господи… я-то ему зачем на празднике по поводу новой свадьбы?
А дальше этот зубастый цветочек решил превратить мою жизнь в ад. Но только не на ту напала, деточка.
Да и мне практически не пришлось изображать неуклюжую мямлю — тело по-прежнему ощущалось как перчатка не по размеру. Потому, когда Лилия притащила меня в свои шикарно обставленные покои, смежные с комнатой моего бывшего мужа, и велела помочь раздеться, развязать тугой корсет — я, конечно, «помогла». Только ещё сильнее запутала узлы. Распутать эти новые завязки никто не смог, и шелковую нить попросту пришлось разрезать.
Она, конечно, одарила меня десятком нелицеприятных эпитетов, но маленькая, крошечная месть была настолько сладка, что я не смогла себе отказать.
Потом мне велели распустить ей волосы. И стоило мне пару раз небрежно провести расчёской, как она зашипела, будто змея. Я даже задумалась: а что если в этом мире живут не только люди?
Она резко оттолкнула мои руки, и я, не удержавшись, пошатнулась. Если бы не пуфик за спиной — наверняка грохнулась бы на пол.
— Что же ты за никчемная такая? — процедила Лилия. — Ничего не можешь сделать, идиотка. Зачем ты вообще понадобилась Авелиану, не пойму. Запомни: если я узнаю, что ты что-то замышляешь против меня — я вздёрну тебя. И никто тебя не защитит.
Я молчала. Скромно потупила взгляд. Хотя это было непросто.
Лилия хотела взять меня с собой в ванную, но, похоже, решила, что там я могу по «неосторожности» притопить ее. Потому и не рискнула. Вместо этого велела другой служанке сопроводить меня в ванную.
Там мне выделили жёсткую, неудобную скамейку. Я сидела, как наказанная, в душном помещении, и только подавала маски, баночки, скрабы. Спа-процедуры для этой леди длились почти пять часов. Это было ужасно. Ее то намазывали, то тёрли. От количества запахов разболелась голова. Я была зла как тысячи собак.
В итоге я плюнула и размотала собственный бинт на ноге и попросила дать мне мази. Остаться без ноги я не планировала. На удивление заживление шло хорошо. Я закончила с ногой. И вскоре мне уже ужасно хотелось есть, пить — и, наконец, снять это проклятое, наглухо закрытое платье.
А когда «отмыли» эту грязнулю и привели в более-менее божеский вид — за пять-то часов — я вздохнула полной грудью.
Я раньше Лилии выскользнула в прохладную спальню и с таким видом взялась за расчёску с ее туалетного столика, что она изрядно насторожилась.
Уловила, что если сейчас расчёска снова попадёт в мои руки, она может остаться не только без причёски, но и без волос вообще.
Видимо, инстинкт самосохранения сработал: расчёску из рук отобрали и передали другой служанке. Меня усадили на пуфик.
Так я и просидела ещё два часа, наблюдая, как две женщины сооружают на голове леди Лилии настоящее архитектурное чудо — башню с завитками, шпильками и заколками с жемчугом.
За полчаса до бала Лилия, видимо, вспомнила, что меня нужно тоже привести в порядок. Я уже начала надеяться, что на бал я не пойду. Но, похоже, она боялась гнева своего будущего мужа, потому с перекошенным от злости лицом, приказав идти за ней, отправилась в мою прежнюю комнату.
Она перебрала все мои вещи, сразу убрала в сторону яркие и открытые платья, вытащила серо-графитовое, с длинными рукавами, квадратным вырезом, в пол. Абсолютно без украшений, камней и даже без вышивки. Только каскад мелких складок на лифе.
— Живее собирайся, — приказала она. — Ещё не хватало, чтобы Авелиан расстроился. Не знаю, зачем ты ему, но я тебя предупредила: твоя жизнь превратится в ад.
«Моя жизнь уже превратилась. Так что пугать меня бесполезно, деточка».
Я взяла платье и пошла в ванную. Привела себя в порядок, приняла душ, тщательно вытерла волосы. В этот момент в ванную вошла Берта. Она высушила мне волосы, собрала их в высокую причёску, помогла облачиться в платье.
— Ох, деточка… незавидная у тебя жизнь. Бежать бы тебе. Бежать, милая. Не жить тут — сожрёт тебя этот ядовитый цветочек и не подавится. А лорд… ой, что я слышала… лорд собирается оставить тебя при себе. Любовницей. Это ж где такое видано — развестись, а потом держать бывшую жену под рукой, пользоваться, как вещью.
Не стала уж напоминать ей, что ещё совсем недавно она пела по-другому.
И, между прочим, советовала молча проглотить наличие у мужа любовницы.
— Бедная ты моя, — причитала Берта. А потом и вовсе растрогала меня, опустив в мою ладонь пару монет. Господи, я чуть не прослезилась. Такая добрая, сердобольная женщина оказалась.
— Вот, деточка, немного, но хоть что-то. Сегодня осмотрись, подумай. Может, у кого-то можно попросить покровительства. Или заступничества. Я слышала, что сегодня пригласили даже самого генерала. Он мужчина честный, порядочный. Поговорила бы ты с ним… может, подсобил бы.
Неужели в этом мире и правда есть настоящие мужчины?
Монеты я спрятала в лиф, служанка улыбнулась. Я обняла её от всей души проговорила:
— Спасибо тебе, Берта. Я не забуду твоей доброты.
— Да что ты, деточка, говоришь такое. Иди уже. Жалко мне тебя. Не могу. Если б была возможность устроиться куда получше, на хорошую зарплату — меня бы тут вообще не было. А ты хозяина сторонись. Ох, что я слышала. Не по-человечески это все.
— Что… слышала?
— Что, попользовать он тебя вздумал. Тебе же даже некому пожаловаться. Одна совсем сиротинушка ты осталось. Хозяин своему другу такие гнусности с твоим телом описывал, что меня стошнило.
«Вот же сволочь!» — подумала я.
Времени у меня не было совсем, а положение — хуже некуда. Я находилась в откровенно ужасной ситуации.
И что же делать?
Подслушав мои мысли — или просто прочитав их по лицу — Берта вслух озвучила единственное, о чём я действительно думала:
— Бежать тебе, деточка, надо. Бежать.