Только скрылась карета во тьме, как из тени выступил мой адъютант.
— Робурш, головой отвечаешь за леди Элеонору. Следуй за каретой, — отдал я короткий приказ.
— Насколько плотно держаться за объектом? — уточнил он деловым тоном.
— Не спускать с неё глаз. Ни на секунду. А пока… — Я зашёл в дом, быстро написал распоряжение, поставил печать, закрепил всё магией. — По этому документу, пока барон не выдаст не менее десяти воинов, ты не покинешь его дома. Исполнить необходимо в ближайшее время. Спуска барону не давай им, как и времени. А потом проверь насколько отличных бойцов он предоставит. Наделяю тебя правом принимать решения.
— Задача ясна, — кивнул адъютант.
— Но главное держи барона подальше от леди Элеоноры. И ещё… ты говорил, что она ездила к законнику. Где тот живёт?
— На цветочной улице. На первом этаже у того практике, а на третьем тот живет, — коротко ответил Робурш.
— Выполняй.
Сам же я вскочил в седло. Мой конь взвился, а потом помчался в сторону дома. Демоническое создание, чёрное как сама ночь, с глазами, светящимися багровым, вселяло ужас во многих.
В то, что Элеонора резко изменила себе я сомневался, не после того отчаянного письма. А потому стоит поторопиться.
***
Элеонора
Я сидела, сложив руки на коленях, и силилась не смотреть в сторону довольного бывшего мужа.
— Смотри на меня, сладкая моя девочка, — протянул этот гад и я как дурочка снова повернулась к этому мерзавцу. — Для тебя теперь существую только я. И никто больше.
Блюститель репутации, ехавший с нами в той же карете, устроился напротив, чуть в стороне. Его взгляд был холоден, почти равнодушен, но губы изогнулись в едкой усмешке.
Ему это нравилось.
Он наслаждался зрелищем, как из живого человека делают куклу, как ломают волю.
Дарманн наблюдал с тем хищным спокойствием, с каким следят за процессом умерщвления зверя на арене — не вмешиваясь, не торопясь, не испытывая ни капли жалости.
Я снова выпрямила спину. Я не хотела, чтобы он видел, как мне страшно. Как дрожат пальцы. Как комок подкатывает к горлу. Но он всё равно видел. Они оба видели.
— Не дрожи, Элеонор-ра, — протянул бывший муж, подавшись всем корпусом ко мне, наши колени соприкоснулись. — Скоро ты снова будешь дома. Я о тебе позабочусь.
Слово обожгло. Я едва не содрогнулась. Потому что «домом» он называл ту тюрьму, из которой я чудом сбежала, где мне нельзя было дышать без разрешения, думать — без санкции, жить — без страха.
И блюститель репутации… этот Дарманн.
Вместо того чтобы остановить безумие, он подтверждал правомерность. Спокойно. Добровольно. Почти с удовольствием. Он охотно кивал, когда бывший муж разыгрывал перед ним спектакль, в котором я — глупая, покорная, радостная женщина — «добровольно» возвращаюсь в ад.
Молчаливый соучастник преступления.
Сомневаюсь, что то зелье, которое заставило меня улыбаться и лепетать, как дурочку, вообще законно. Оно подчиняло волю. Натягивало маску благодарной и влюблённой — и я не могла ничего сделать. Не могла сопротивляться.
А ведь я только недавно… начала снова чувствовать своё тело. И тут снова угодила в ловушку, только не тела, а разума!
А Дарманн только усмехался. Наблюдал, как из живого человека делают марионетку. Если он блюститель репутации, то что тогда считается бесчестием?
Я почувствовала, как на глазах проступают слёзы — тонкой пеленой. Нет, я не позволю. Я не дам им этого удовольствия.
Бывший муж, помешанный на мне мерзавец, продолжал с жадностью рассматривать меня.
— Ты такая непослушная, Элеонора… — довольно протянул он, и его ладонь скользнула по моему колену, задержалась, сжала чуть сильнее, чем позволительно. — Не узнаю тебя. Взгляд такой дерзкий. А знаешь… мне это даже нравится. Я даже не собираюсь тебя ни с кем делить. Пока моя жена носит моего ребёнка, мы с тобой вдвоём отлично развлечёмся.
Беспринципный урод. Мерзавец. Гниль с позолоченными манерами.
Я бы закричала ему это в лицо, если бы могла.
Как же я жалела, что не послушала законника? Почему не написала Торну сразу? А все моя гордость! Думала, что справлюсь. Что выкручусь. Что смогу быть умной, независимой, сильной.
А теперь вот она я. Сижу в карете напротив своего палача. Он гладит мою ногу, обдумывает, как сломать меня ещё, а я не в силах ни вскрикнуть, ни сбежать.
Внутри медленно поднималось отчаяние. Оно заполняло грудную клетку, сжимало горло, душило изнутри. Я хотела закричать. Завыть от ужаса, как раненый зверь. Но вместо этого — улыбалась.
Я правда улыбалась, чёрт побери.
Как дура.
— Мы снова будем вместе. Как раньше. Только ты теперь будешь умнее, да, сладкая?
Я кивнула. Снова.
И снова улыбалась так, что скулы сводило.
Дорога показалась слишком быстрой.
А я все ждала. Ждала, что кто-нибудь остановит карету.
Что генерал настигнет нас. Что спрыгнет с коня, схватит за плечи, заглянет мне в глаза и спросит — правда ли я такая дура, что меняю собственное решение по пять раз на дню.
Правда ли я добровольно уехала с этим чудовищем…
Я молилась, чтобы эта ментальная магия спала с меня.
Моё отчаяние достигло апогея, когда карета замедлилась и остановилась.
Дарманн вышел первым. Мой бывший муж не стал тянуть. Рывком подтянул меня к себе, обнял за талию, прижал к боку — и выволок на улицу, как трофей.
Ноги подкашивались. Сердце колотилось в груди, как пойманная в ловушку птица.
А потом… мой бывший муж замер. А я подняла голову и чуть не расплакалась.