Как всякий генерал и военный до мозга костей, Борис стоило только открыть глаза, как он сразу же начал вставать.
— Куда? Тебе рано вставать! Боря!
— Надя. Я нормально себя чувствую, — мягко и тепло произнёс… муж. И всё равно встал. Поморщился от боли в перебинтованной груди.
А у меня сердце было не на месте. Я сидела всю ночь рядом с ним, лишь за ширмой привела себя в порядок и сменила одежду, которую мне принёс Райнер.
Больше я не покидала его.
Райнер хоть и говорил, что он — дракон, и что кризис уже позади… но было невероятным осознавать, что Боря — не человек.
Настоящий, живой, родной… и при этом — не человек.
Борис теперь дракон… то, что мой муж стал повелителем неба в этом мире, — было чем-то странным, но словно закономерным.
Небо — его стихия. Генерал ВДВ.
Я всю ночь гладила его лицо, трогала его. Боялась и одновременно привыкала к новой внешности мужа. Хотя, я-то и сама на себя не была похожа.
Борис был тут уже десять лет.
Вспоминала слова императора, который предлагал мужу девиц, и внутри вскипала кровь.
А потом я вспомнила, что он всегда отказывался, полностью посвящая себя войне, и остывала.
— Я уже не человек. И тебе нужно к этому привыкнуть тоже, — хрипло проговорил супруг. — Я тот ещё зверюга — во второй ипостаси.
Он притянул меня к себе и усадил на койку. Сжал в объятиях. Зарылся в мою макушку носом. Я боялась пошевелиться — лишь бы не повредить бинты на груди.
Обняла его за шею, уткнулась в плечо.
— Ты так вкусно пахнешь, Надя.
— Это лавандовое мыло.
— Нет. Для зверя ты пахнешь слаще мёда. А ещё — своими любимыми пионами.
— Ох…
— Я теперь не человек, так что тебе придётся привыкнуть к кое-каким… нечеловеческим замашкам, — хмыкнул муж. — Сам я долго привыкал. Особенно когда понял, что внутри меня сидит зверь. И это не шизофрения, — усмехнулся он.
Я прижалась к нему ещё плотнее.
— Не могу до сих пор поверить. Но я так рада. Не могу даже передать словами. Это просто чудо.
А потом я отстранилась. Нахмурилась. И одним пальцем оттолкнула своего генерала.
— Ты ведь сразу меня узнал? Признайся?!
Тот молчал лишь смотрел на меня уставшими жёлтыми глазами.
— И не смотри так. Не подбирай слова. Я знаю тебя лучше себя. Что за тысячу доводов ты себе придумал, чтобы скрыть от меня подобное чудо?
— Надя…
— Говори. И не притворяйся уставшим и изнеможденным. Сам сказал, что ты дракон! И ты не выйдешь из палаты, пока не расскажешь обо всём и мы не поговорим! Так и знай. Грудью встану у двери.
Вырваться из объятий супруга не хотелось. Но… выяснить отношения следовало.
— Ты даже решил отдать меня другому мужчине? Как это понимать, Борис Геннадьевич? Как ты себе такое только мог вообразить?! Сделать меня наследницей состояния и отдать другому?! Я готова тебя покусать, ей-богу, — сжала его могучие плечи. — И ты бы действительно смотрел на то, как я выхожу замуж за другого, м? Действительно позволил бы этому случиться?
Но тут генерал сам выпустил меня из рук. Встал, немного пошатнулся. Отошёл к окну, посмотрел туда. Он молча стоял спиной ко мне.
А я сидела и думала, неужели в той жизни он так наелся нашей семьёй, что предпочёл быть тут свободным?
От этой мысли внутри всё сжалось в комок. Даже стало трудно дышать. Я заморгалась, чтобы ни одна слезинка не упала.
Борис развернулся, встал лицом ко мне. Оперся на подоконник. Поморщился и дотронулся до груди. А потом… заговорил:
— Надя… я ведь знаю, как тебе было. Знаю, что значит быть женой военного. Сколько всего ты перенесла… когда мы переезжали с места на место, с детьми на руках, а я уезжал — и ты даже не знала, куда, на сколько, вернусь ли вообще. Оставалась одна. В общагах, на съёмных квартирах, с грудничками, с простудой, с заботами. Помню, как вам в холодной общаге отключили свет, пропало отопление, на улице мороз минус двадцать. А ты с Сашкой и Лешкой мелкими одна справлялась. А сколько всего подобного было за всю жизнь? Вечные ремонты убитых квартир. Переезды и все по новой. Война ерунда, жизнь жены офицера труднее. Это вам надо награды давать, а не нам. Потому что если бы вы не прикрывали наш тыл не было бы побед. Если бы не ты. Мне бы некуда было бы возвращаться. Мне бы и жизнь моя не была нужна. Ты моя жизнь. Все мои ордена — это твои ордена. Все твои седые волосы это мои.
Ты со мной жизни не видела. Переезды, приказы, расставания, снова переезды и приказы, ранения. Я помню, как ты иногда отключала телефоны, чтобы я поспал хоть ночь и меня не выдернули на работу. Мои командировки и твое напутствие и любовь. Не Господь берег меня, а ты. Только ты и берегла меня в горячих точках. Все это ты, моя Надежда.
Мирная жизнь пришла, а я не смог подарить ее тебе — оставил одну. Так какой я мужчина. Ты все сама без меня. Сыновей подняла. Вырастила дочь Замуж отдала.
— Ты был нужен Родине, — я едва сдерживала слезы.
— Я был нужен своей жене и детям, — зло и с надрывом цедил Борис.
— Твоей жене и детям нужен был мир и мирное небо над головой. Тем более ты не в ответе за руководство и то, куда они нас направляли жить. Было трудно, чего уж тут говорить. Как вспомню те клоповники, в которые нас селили — до сих пор вздрагиваю. Но твоя работа — Родину защищать — нужная. Ты как муж и как мужчина делал всё, что от тебя зависело.
— Надя. Ты всегда умела находить слова. Только вот я всё видел по-другому. И твой постоянный надрывный оптимизм... — он качал головой. Не соглашался со мной. — Это моя вечная карма. Тут я тоже генерал.
— Кто если не ты? — Я встала, подалась вперед. Остановилась в шаге от него.
— Это мое проклятье.
— Я знала, за кого выходила замуж. Да, было тяжело. Да, я ругалась про себя и материла, по чём свет стоит, твоё начальство. Но это не значит, что бы я, пусть бы всё повернуть назад, не согласилась быть твоей женой. Я ведь люблю именно тебя. И замуж я выходила за тебя. А что работа у тебя такая. Так что уж тут… а кому-то нужно быть и пожарным и спасателем, так что же они не могут иметь семью?
— Я не заслужил такую награду, как ты, — упрямо качал головой муж и хмурился. — Сцепил бы зубы — и отпустил. Пусть бы меня ревность сжигала, но ты бы жила спокойно в этом мире… я бы отпустил тебя. Подох бы от тоски. Но — отпустил, Надя! — почти рычал он.
Я видела, как ему больно давались эти слова. Глаза полыхали желтизной. Даже чёрные чешуйки начали проступать на скулах, шее, груди. Он сдерживал своего зверя. Одна мысль, что рядом со мной был бы кто-то другой, — давалась ему тяжело.
— Я сразу заподозрила неладное. Ведь я тоже попаданец. А потом — твои слова. Пусть лицо другое, но манеры, привычки... Как ты убираешь локоны, как порываешься поправить чёлку, которой нет. Как сжимаешь мочку уха, когда нервничаешь. Как становишься полна решимости, если что-то не по тебе. Этот огонь в глазах... я бы узнал его из тысячи.
А потом… я присматривался к тому, что ты говорила. Многое ты не знала. Всё складывалось. Но… твои рисунки. Тот самый борщ. Надя…
— Ты оставил меня.
— Впереди была жестокая битва. А ты должна была выжить.
— Твоя крепость осталась без людей, пока ты конвоировал меня в безопасный город!
— Ты — моё сердце и душа. По-другому я не мог!
— Я сама буду решать, что ты заслужил, а что нет!
— Я хотел, чтобы ты прожила другую жизнь. Нормальную. Без гарнизонов, фортов и войны.
— Поэтому выбрал мне Райнера?! Подобрал мне мужа?! Дурак, какой же ты дурак! Боря! Я как лебедь без крыла без тебя. Мы в той не пожили жизни, но высшие силы дали нам возможность пожить в этом мире. А ты решил проявить свою доблесть там, где не нужно! Я десять лет без тебя была! Солдафон!
Я бросилась на него и стала колотить по его плечам. А он морщился и… улыбался. Улыбался!
Была бы сила — убила бы его!
— Ты не имеешь право решать за меня! — всхлипывала я, — Я сама выбрала тебя и такую жизнь: быть твоей женой. Так что терпи теперь меня в этой жизни! Я уже сказал императору, что я твоя супруга!
Я плакала. Он молчал. Терпел мои удары, мои попытки хоть как-то остудить эту боль. А потом… обнял. Крепко. Сильно. Так, как умел только он.
И поцеловал.
А когда мы наконец смогли оторваться друг от друга, он обхватил моё лицо своими ладонями и, глядя на меня пристально — жёлтыми, такими знакомыми и одновременно незнакомыми глазами, прошептал:
— Я ничего не понимаю в семейной жизни, как оказалось, — признавался муж. — Для меня это минное поле.
— Верю. Боря.
— Я же только и могу что воевать, строить планы по захвату. А как мирно жить-то?
— Я тебя научу… только не дури больше. — И знай… — прошептала я, глядя ему прямо в глаза, — знай, что я люблю тебя. Люблю. По-прежнему. Как и тогда. Я отказала Райнеру. И любому другому бы отказала. Не нужен мне никто, кроме тебя. Ни в этом мире. Ни в следующем.
Только ты.
Любой.
Мой генерал…
— Надя… — прохрипел Боря и обнял. Заласкал, прижимая к себе, зацеловал всё, до чего мог дотянуться.
Я плакала, а он успокаивал, стирал мои слёзы горячими ладонями, шептал, что больше не будет таким дураком. Что не отпустит. Не отдаст. Никому.
Та мимолётная слабость — прошла.
Он снова мой.
Только мой. Во веки веков. Сквозь время. Сквозь миры.