Развод. Вторая жизнь для попаданки (СИ)

Глава 2

— Вставай!

В лицо плеснули холодной водой, и я закашлялась. Открыла глаза. Передо мной снова было это ужасное бородатое лицо.

Я попыталась отползти, но тело снова не слушалось. Я была словно заперта внутри.

Как он может так обращаться со мной⁈

Я не привыкла к такому обращению. Мой муж оберегал меня, любил. А когда его не стало — дети заботились обо мне, поддерживали меня.

А здесь…

— Вымой её. Скоро лорд придёт, — бросил тот через плечо.

Я моргнула и поняла, что сижу в кресле. Комната напоминала музей — роскошная резная мебель, красный бархат и кругом позолота.

Женщина лет пятидесяти, в чепчике и белом переднике, засучив рукава, подошла ко мне, взяла за плечо и повела куда-то.

При этом тихо ругалась себе под нос на «молодых леди — импульсивных и глупых».

Я хотела сказать: каких ещё леди? Каких импульсивных?

Но уже понимала — я попала в тело несчастной девушки. И, как женщина, прожившая долгую жизнь, я сразу чувствовала: она бежала не просто так.

Да и правильно сделала девочка, что бежала. Жаль только, не удалось…

А теперь в её тело вселилась я.

И за что мне это?

Я ведь хотела быть со своим Борей. Я уверена, что он меня там, на небе, ждал.

Мы с ним — как пара лебедей.

Так зачем этот второй шанс на жизнь?

Или это потому, что я не исполнила его последнюю волю?

Он просил: «Будь счастлива».

Глупый…

Да не нужен мне был никто в моём возрасте! Я только ради детей и держалась. Выдала замуж младшую дочку и поняла, что всё — пора.

Не было сил уже.

Мы ведь так хотели мира. Ждали его.

Дождались мирного неба над головой, Боря наконец вышел на пенсию. Мы купили дачу. Больше никаких переездов, срочных вызовов, командировок. Мы хотели пожить для себя.

Но… инфаркт не спрашивал.

Моего генерала не стало, и тот, так и не увидел этой обычной жизни…

Потому я сделала всё, что должна была. И ушла.

«Неужели мне теперь и тут жить без тебя, ждать конца, чтобы снова с тобой воссоединиться?..»

Меня привели в ванную комнату. Усадили на табурет у стены.

Тело по-прежнему казалось чужим. Я просила — молила девочку внутри:

«Соберись. Пожалуйста. Шевельнись хотя бы немного…»

Но не могла.

Могла только крутить головой — и то тяжело, словно шею кто-то держал. Как привели, как усадили — так и сидела, наблюдая, как дородная женщина набирает большую ванну с лавандовой пеной.

Я искала глазами зеркало. Нашла.

И… до конца осознала: я в чужом теле.

Молодом. Истощённом.

В зеркале на меня смотрела девушка. Юная. Бледная. С большими голубыми глазами. Длинные светлые волосы спутались, прилипли к щекам и вискам. Локоны, влажные и тяжёлые, падали на плечи, придавая ей почти сказочную хрупкость.

Лицо — кукольное. Маленький аккуратный подбородок, чёткие скулы, тонкий носик. Брови светлые, чуть изогнутые.

Но вся эта красота была испорчена. Девочке явно было непросто. Щёки впалые, губы треснуты от ветра и обезвоживания. Под глазами — черные тени. Она выглядела так, будто пережила не только бегство, но и голод.

На ней было пышное платье с тонкими кружевами на лифе, с изящной вышивкой по подолу, со шнуровкой на спине. Ткань была светлая, с благородным отливом. В стиле позднего средневековья.

Теперь же платье выглядело жалко. Кружева — порваны. Подол в грязи и листьях.

Мне нужно было принять тот факт, что это милой красивой девочки больше нет, а есть я.

И мне стало её так жаль.

Не себя. Её.

Она ведь и знать не знала, что так закончится её бегство. Возраст… не больше двадцати пяти. Как у моей Леночки.

Жить да жить. Любить. Радоваться жизни. Детей рожать.

А она бежала… и умерла в лесу, в сырой луже.

Бедная крошка.

Надеюсь, там, где ты сейчас — тебе уже хорошо.

А мне…

Мне бы только немного прийти в себя.

— Давай леди, вставай. Мыться будем.

Я бы и рада, да только не могла. Видимо, пока не прижилась моя душа как следует. Я смотрела на служанку. Запоминала её лицо. Круглолицая, полная, с жидкими, тёмными волосами, собранными в пучок.

«Ну давай, радость моя», — подумала я. — «Посмотрим, как ты ко мне отнесёшься. А там уже сделаем выводы. Союзника я в тебе найду или врага — увидим».

Женщина недовольно качнула головой и, подхватив меня под локоть, подняла. Действовала споро, не особенно вежливо, но знала своё дело — начала снимать с меня одежду.

— Такое платье было… красота да и только. Камни дорогие, шнуровка благородная. А ты в лес, как последняя дурочка! Где это видано, так себя вести⁈ Да тебя бы сожрали, девочка. И кишок бы не осталось. Да и стоило ли оно того? Ну спит твой муж с бабами и чё. Кто ж из баронов с ними не спит? Баба для души — это ж как собака для охоты. А ты жизни не знаешь.

«Это ты, деточка, жизни не знаешь», — подумала я.

Потому что мой Боря был настоящим мужчиной.

Никакие «бабы» его не интересовали. Он слово дал — он держал.

Сама бы я тебя поучила жизни. Но сейчас приходилось молча слушать её бессердечные поучения, пока она тёрла меня мочалкой, отмывала тело, шептала под нос. Раненую ногу она положила на подставку и сразу же плеснула чем-то тёплым и жгучим — боль ушла. Спасибо и на этом.

Я откинула голову. Она мыла мои худые плечи, руки — отмывала от грязи, запёкшейся крови.

Смотрела на свою ногу и думала: а зачем ты меня моешь, когда у меня, возможно, уже заражение? Мне бы укол от столбняка, от бешенства, антибиотики. А ты с меня грязь смываешь. В этом мире, видимо, внешнее важнее внутреннего.

Я слушала и слушала.

Оказалось, мой «муж» — уважаемый лорд, чтоб пусто ему было — спокойно погуливает кобелем, а девочка, чьё тело я заняла, не выдержала и сбежала.

И судя по тому, как она бежала — в этом роскошном платье, в шелковых чулках и кружевах, — бежала она в панике, на эмоциях.

Совсем не подготовилась, бедняжка.

Сдается мне, что псина эта плешивая выкинул еще что-то и измена покажется мне сущей ерундой.

Стоит подготовиться к поистине мерзкой ситуации.

В то, что девочка вырвала волосы любовнице барона, как-то не верится. Мне кажется, она была совсем… обычная. Тихая. Несчастная.

А теперь вопрос — как себя вести мне?

Я — жена военного. Столько всего прошла. Съёмные квартиры, переезды, полжизни без мужа. Из меня покорная овечка как из волка — зайка.

А если прижмут? Если тут таких как я отлавливают?

Боря бы сказал: тактическое отступление — это не поражение.

Надо время. Подготовка. Анализ.

Без вводных — решение принимать нельзя.

Как бы мне ни хотелось быть сейчас с моим Борей… Но любая жизнь — бесценна. Уж я-то знаю.

Если мне дали эту — пусть и в чужом теле — значит, надо её беречь, значит, не просто так.

Мои мысли прервал грохот.

Дверь распахнулась.

Я не смогла даже вздрогнуть — тело не слушалось. Только голову с трудом повернула.

На пороге стоял мужчина. Лет на сорок моложе меня в родном теле.

И что-то в его облике, во взгляде, в походке сразу подсказало — вот и барончик — любитель чужих юбок.

Его лицо исказилось. Он шагнул вперёд. Надменным и презрительным взглядом можно препарировать лягушек.

На нем был дорогой плащ. Он подошел ко мне походкой — как у самца, который привык, что перед ним поднимают подолы и распахивают двери.

Разглядывал меня, как кусок мяса, который заказал, но ему подали пережаренным.

— Значит, бежала, — сказал он. Низко, холодно. Так говорят перед тем, как ударить.

Я сидела в ванне, прикрытая лишь пеной.

Внутри меня начала подниматься старая знакомая ярость. Та, что поднималась, когда Борю вызывали на службу и даже не говорили куда и как там опасно.

Недомуж подошёл ближе. Склонился и с силой сжал мой подбородок.

Вот скот.

— Ты у меня теперь слово скажешь — зубы собирать будешь, — прошипел он тихо и улыбнулся.

Не по-человечески. Как хищник. Как тот, кто привык к беспрекословному подчинению.

Пугать вздумал?

Да не на ту напал, мальчик. Я в жизни и не таких видела.

Я посмотрела ему в глаза. А он отшатнулся.

— Что ты… — начал он.

И не договорил.

Потому что я засмеялась.

Хрипло, надсадно, с болью. Смех старухи в теле красивой куклы.

А потом… В ванную вошёл сутулый, осунувшийся старик в тёмном балахоне. Не понравился он мне сразу.

Барон бросил на него взгляд и отступил в сторону.

— Вылечи ее, пока не подохла. У меня на нее планы, — и выскочил сучок.