Разломщик (СИ)

Глава 9

За огромным панорамным окном дирижабля рвались и трещали всполохи фейерверков, которым совершенно не мешало даже то, что был ясный солнечный день… Они оставались все такими же яркими, сияющими, красивымию…

Но меня они мало интересовали. Вообще не интересовали, если честно.

Меня намного больше интересовало то, что в заветной книжечке наконец-то появилось что-то кроме желтизны старой бумаги. Я быстро перелистнул на первую страницу и с удовольствием прочитал выведенное неаккуратным торопливым почерком «Личный дневник Болтона Пройдохи Бейтса. Нашедшему — вернуть хозяину, а то прокляну!»

Занятно, однако. Чего угодно я ожидал от этой тетрадочки, но никак не того, что он окажется личным дневником Болтона Бейтса. Или, вернее, куском дневника, поскольку, когда я бегло пролистал все страницы, оказалось, что заполнена от силы четверть, а все остальное так же девственно чисто, как и ранее. Можно было решить, что Болтон Бейтс просто бросил вести свой дневник, но как бы не так! Последняя запись просто обрывалась на полуслове, как будто писавшего отвлекли, а он потом забыл вернуться к работе.

Что ж, намек вполне прозрачен — хочешь узнать, что написано в дневнике дальше, разгадывай новую загадку. Их как раз всего пять, и первая из них дала мне сам дневник, а еще четыре должны открыть написанное в нем, по одной четверти за каждую загадку, надо думать.

А пока что мне хватит для изучения и того, что есть. Такой исключительный маг, как Болтон Бейтс, просто не мог в своем дневнике писать о чем-то не очень важном и не очень интересном. Как минимум, я успел приметить там какие-то схемы и зарисовки от руки, а это уже интересно само по себе.

Но это потом.

А сейчас я убрал дневник обратно в карман, потому что в мертвой тишине дирижабля уже раздался шум открывающейся двери, и знакомые голоса. Литова, Радонецкий и на этот раз — удивительно! — даже сам директор!

— Вот нам сейчас только проблем с дирижаблем не хватало после сегодняшнего! — ворчала Литова, чей голос я разобрал самым первым.

— Успокойся, Петя, говорю тебе — это не проблемы! — весело, в своей обычной манере, отвечал ей Виктор. — Это не имеет ничего общего с проблемами! Я даже готов поспорить на сотню, что знаю, кто за это ответственен.

— Полагаю, что я тоже знаю. — прогудел директор, и он же первым вырулил из-за угла и встал напротив меня, сложив руки на груди. — Доброго дня, тэр Оникс.

Следом за ним из-за того же угла вышли Радонецкий и Литова. Она — сумрачно и серьезно хмурясь, он — сияя от радости, как начищенная кастрюля. Увидев меня, он протянул к Литовой руку:

— С тебя сотка.

— Я не спорила. — одними губами ответила она ему, после чего обратилась ко мне. — Тэр Они… Стрельцов, расскажите, пожалуйста, что вы здесь делаете?

— Решаю вторую загадку Болтона Бейтса, конечно. — я пожал плечами и указал на фейерверк, который все еще трещал за окном. — Я думал, это очевидно…

— Но почему здесь? — всплеснула руками Литова.

— Потому что загадка располагается здесь. — проникновенно ответил я, кивая на подзорные трубы. — Что увидеть, надо знать, куда и как смотреть. Глаза на табличке с этим изречением символизируют подзорные трубы и так же, как они смотрят в одну точку, я направил в одну точку и трубы тоже. Все оказалось достаточно просто.

— Хорошо, но как вы проникли внутрь дирижабля? — не отставала Литова, пока директор задумчиво чесал в затылке, поглядывая на подзорные трубы, а Радонецкий, не переставая, улыбался. — Он же был закрыт! Или вы опять…

Она подозрительно прищурилась, и мы оба прекрасно поняли, что означало ее «опять».

— А что, нельзя? — я удивился. — Простите, я запамятовал — в уставе университета есть пункт, запрещающий лазать по обшивке дирижабля или проникать на него?

Виктор прыснул и уже в открытую засмеялся, держась за живот. Литова стрельнула в него строгим взглядом, но от комментариев отказалась.

— Что ж… — медленно произнесла она. — Таких пунктов действительно в уставе нет… Но я все равно вынуждена буду снять с техномантов баллы за… За…

— За то, что так долго разгадывали загадку. — шепотом подсказал ей Виктор, не переставая улыбаться.

— За то, что вы так долго разгадывали эту загадку! — обрадованно подхватила Литова.

А потом до нее дошло, что она сказала, и она моментально покраснела:

— Проклятье, Виктор! Ну хотя бы не при студентах!

Радонецкий снова засмеялся, и даже директор улыбнулся:

— Что ж, тэр Оник… Стрельцов. Баллы с вас мы снимать, так уж и не будем, а то, что вы разгадали вторую загадку — это похвально, весьма похвально. К сожалению, за ее решение не полагается никаких дополнительных баллов тоже, так что… Мне непросто это говорить, но, кажется, вы рисковали зря.

— Что ж… — я вздохнул. — Не полагается так не полагается. Я переживу.

Им же невдомек, что я рисковал не зря! Ох, как не зря!

Свою награду я получил, и никакие баллы рядом с ней и рядом не валялись по ценности.

Весь остаток недели я изучал дневник Болтона Бейтса — разумеется, тогда, когда для этого были возможности. Мне все еще приходилось скрывать его наличие, потому что в противном случае преподаватели как пить дать заинтересовались бы, а мне это было не нужно. Это мое, я его, блин, добыл собственными мозгами и собственными мышцами.

Если кто-то хочет такое же — пусть идет и сам решает свои собственные великие загадки.

К сожалению, возможностей изучать дневник было исчезающе мало. Читать его вечерами в спальне я не мог, потому что там постоянно терся Паша, а даже ему показывать дневник не хотелось. Не то чтобы я ему не доверял, но ведь не зря говорят — что известно двоим, известно и свинье.

Идея отфотографивать дневник на телефон и изучать написанное с его экрана провалилась с треском. Страницы отказывались фотографироваться, все, что было на них написано просто исчезало на фотографиях, словно и не существовало вовсе. Да что там «на фотографиях» — даже просто наведя камеру на закорючки Бейтса, я обнаружил, что на экране страницы пусты — камера телефона их просто не видела. Для электронного глаза они не существовали, только для живого, человеческого. Я потратил весь вторник на то, чтобы придумать способ как-то читать дневник, чтобы никто не знал, что я его читаю, и к среде наконец придумал. Дождавшись окончания уроков, я взял дневник и пошел туда, где люди и так только и делают, что читают разнообразные книги, журналы и брошюры.

В библиотеку.

Библиотека Урмадана отличалась от обычных, привычных библиотек вообще всем, начиная с интерьера. Так как она располагалась в круглой башне, то и форма у нее тоже была круглая, причем стены являлись бесконечными, замкнутыми в круг стеллажами с книгами. Даже входная дверь была вырезана в этих стеллажах и обставлена по периметру цветными корешками.

Но эти стеллажи не были единственными. Отступив от стен метров так пять, создатели библиотеки поставили еще один круг стеллажей, проделав в них местами сквозные проходы, а на свободном пространству между двумя рядами шкафов поставив читальные столики с лампами.

А потом они отступили от второго ряда еще пять метров, и построили еще один ряд стеллажей, а потом еще один ряд, превращая библиотеку в несколько вложенных друг в друга окружностей, наполненных знаниями.

А еще библиотека Урмадана отличалась от обычных, привычных библиотек, тем, что в ней не было никаких заведующих. В ней не было даже компьютера, который помогал бы найти нужную книгу на бесчисленных книжных полках, и единственным способом найти то, что нужно, были многочисленные пометки, свисающие со стеллажей на флажках тут и там — «Мутомагия теория», «Мутомагия практика», «Философия аэромагии», «Артефакторика в медицине», «Медикамагия как способ повысить продуктивность» и сотни других. Хоть по алфавиту расставлены, и то ладно, хоть что-то можно найти.

Мне, к счастью, искать ничего не нужно было, поэтому я просто прошел через все ряды библиотечных шкафов к центру, где стоял одинокий, едва влезший в самую центральную окружность, столик, и сел за него. Вряд ли сюда кто-то еще заявится, ведь парочка студентов, которых я встретил по пути, занимали столики ближе к входу. Где нашли нужную книгу — там и сели, проще говоря.

Оставшись наконец в одиночестве, я погрузился в изучение дневника Бейтса. Это было непросто, прямо говоря, потому что почерк у древнего мага был такой себе. Ему далеко было до шифровальщиков-криптографов, конечно, но уже близко к врачам.

А еще половину написанного занимали картинки и схемы. Нарисованные от руки, судя по кляксам — пером и чернилами, они тоже не отличались особой информативностью, и периодически приходилось наклонять настольную лампу пониже, чтобы понять, что означает тот или иной символ, или это вообще случайная капля чернил упала.

В итоге за время до отбоя я смог расшифровать только первые две страницы… Но оно того стоило!

Оказалось, что под «дневником» Болтон Бейтс понимал скорее исследовательский дневник, нежели тот, в котором пишут, как прошел день и что интересного случилось. В своем дневнике Бейтс излагал собственные мысли и рассуждения на тему техномагии в целом и артефакторики в частности, а еще (и это намного ценнее) — записывал и зарисовывал идеи новых, никогда и никем ранее не произведенных артефактов, зелий, тоников, магических механизмов и всего прочего, за что отвечала техномагия. Разобрав первые две страницы, я узнал, как сделать два артефакта. Одним из них была уже знакомая мне «сагитта», которую я и так мог повторить благодаря тому, что просканировал ее руками. Однако, оказалось, что я не был в курсе некоторых неожиданных решений, без которых «мой» артефакт был бы не так эффективен, как уже существующий. Она все еще могла бы летать и пробивать все, что только удастся вообразить, но требовала бы вдвое больше маны. Мне-то разницы нет, а вот реальным пользователям это могло бы стать неприятным открытием.

Возле схемы «сагитты» стояла большая жирная, явно несколько раз нарисованная галочка, и подпись «Сделано!» и я своими глазами видел результат этого «сделано» и даже управлял им. Именно из-за того, что когда-то Болтон Бейтс придумал, как сделать «сагитту», они существуют сейчас.

Зато возле второго артефакта подобного примечания не было. У него не было даже названия, хотя у «сагитты» оно имелось, хоть и не такое, к какому я привык — «проект артефактная стрела».

Второй артефакт представлял из себя несколько тонких пластин танталита, разделенных «магическим изолятором», как гласила схема. По мнению Бейтса, подобная конструкция могла бы превратиться в пространственный карман. «Танталит, как известно, при подаче на него свободной маны, искажает пространство вокруг себя, формируя небольшое карманное измерение, которого слишком мало для того, чтобы его использовать. Но если несколько образцов танталита сложить вместе, то их энергия не складывается, а наоборот — сходит на нет, как будто разные куски имеют разные полярности. Предположение — если разделить несколько пластин танталита веществом, которое будет „впитывать“ эту энергию с одной стороны пластины, не позволяя им контактировать друг с другом, то общая напряженность поля повысится, расширяя получившийся пространственный карман».

Там еще были какие-то формулы, зачеркнутые и переписанные заново, но не они меня интересовали. Меня намного больше интересовала резолюция, которую Бейтс написал в конце страницы широким размашистым почерком «Нереализуемо! В мире отсутствует магический изолятор! Промокашки не подходят!»

И было это написано так зло, даже с надрывом страницы, что у меня и сомнений не возникло — он пытался, правда пытался. Не раз пытался, но хрен что у него вышло.

И это была не последняя запись о неудаче. Всю оставшуются неделю я каждый вечер просиживал штаны в библиотеке, расшифровывая закорючки Бейтса и разбираясь в его схемах. Чтобы не пришлось делать это еще раз, если понадобится к чему-то вернуться, я завел в заметках на телефоне собственных дневник Бейтса, и переписывал туда все то, что уже успел изучить. И даже схемы переносил — пальцем по экрану, конечно, а не фотографией, что было бы намного удобнее. Поначалу рисовать пальцем было жутко неудобно (никогда не умел рисовать) и схемы получались еще хуже и непонятнее, чем у Бейтса, но потом я вспомнил, что в комплекте моего неубиваемого телефон есть стилус и дело пошло веселее.

К концу недели я перенес в телефон половину того, что содержалось в книжечке, то есть, одну восьмую, если считать об общего объема. Интересного было немало, но самыми интересными, конечно, были записи о проектах, которые не удалось реализовать. Например, Бейтс, как и я, задумывался о том, как сделать артефактные пули, но уперся все в те же ограничения, о которых рассказывал Вилатов. Передать ману напрямую от мага в пули нет возможности, а кристаллов манолита подходящего размера просто не существует в природе.

На уроках я стал слушать вдвое внимательнее, потому что мне было крайне важно знать, насколько продвинулась магия с тех времен, когда Болтон Бейтс писал твой дневник. Удалось ли найти решение тех проблем, с которыми он столкнулся и смогу ли я (или может уже кто-то смог до меня?). Напрямую задавать такие вопросы было бы слишком рискованно, поэтому оставалось просто слушать лекции и ждать, когда тема дойдет до того, что меня интересует.

Единственное, на что я позволил себе отвлечься от дневника — тренировка по аэроболу. Уже в эти выходные должна быть состояться игра с элементомантами, и все ждали ее с огромным нетерпением. В том числе и моя команда. В них чувствовался мандраж перед соперниками в более крутой и дорогой экипировке, но мое присутствие явно укрепляло их боевой дух и не позволяло впасть в уныние.

Никогда еще учебная неделя не пролетала так быстро. Я будто моргнул, а выморгнул уже в субботу, утром, услышав сигнал к подъему. За окном шелестел дождь, будто нашептывая, что он тут надолго, солнце почти не проглядывалось в тучах, и вообще все было довольно серо и уныло.

Руководство Урмадана, видимо, было того же мнения, потому что через минуту после нашего пробуждения мой телефон завибрировал от нового уведомления: «Уважаемые студенты! В связи с погодными условиями игра в аэробол между командами техномантом и материамантов переносится на завтра!»

Ну, завтра так завтра. Это как минимум честно, ведь стихийники, играя под дождем, могут незаметно мухлевать, применяя в процессе магию, и никто этого даже не поймет.

— Я в Смекалинск. — заявил я, прочитав уведомление и откидывая одеяло.

— А завтрак? — изумился Паша, тоже спуская ноги с кровати.

— Там поем. — я махнул рукой. — Дела есть.

— А-а-а… Тогда я тоже там поем! — Паша тряхнул головой. — Я тоже туда собирался!

— Надеюсь, ты не пытаешься увязаться за мной? — я скосился на Пашу и улыбнулся, переводя все в полушутку.

— Вот еще! — фыркнул он. — Сдался ты мне со своей девушкой! Да понял я, понял, что у тебя там пассия завелась, чай не дурак!

Ну и отлично. Пусть думает, что я еду к девушке.

Тем более, что я действительно еду к ней. И к ней тоже. После того, как закончу с делами.

Мы выскользнули из университета даже раньше, чем в гостиную выползли первые зевающие и трущие глаза студенты. Накинув капюшоны курток, мы быстро пересекли замковый двор и юркнули в такси, которые уже стояли возле ворот. Возможно, они с самой ночи тут ждали.

И Смекалинск ждал нас тоже.