Разломщик (СИ)

Глава 3 Скавенджер

— Скавенджера? — повторил я за Сколопендрой. — Что такое скавенджер? То есть, я понимаю, что эта крылатая крыса это скавенджер, но что это на самом деле такое?

— Скавенджер — это чудо… — произнесла Мила с благоговением в голосе и осторожно погладила крыса по голове, отчего он на секунду зажмурился. — Позвольте, я займусь лечением, и параллельно буду рассказывать. Я не могу смотреть, как он мучается, у меня сердце не на месте.

Она стремительной молнией метнулась к одному из своих шкафов со всяким медицинским и вернулась с набором для зашивания ран. Никогда до этого момента я не видел, чтобы она так резко и отрывисто двигалась, ее движения всегда были неторопливы, неспешны, полны достоинства и даже отчасти пафоса.

Но не сейчас. Сейчас Мила Сколопендра Тарганская откровенно стремилась как можно скорее помочь бедному пораненному крысу.

Она свернула крышку на небольшом пузырьке, и в воздухе отчетливо запахло крепким спиртом и душистыми травами. Смочив ватный тампон, Мила принялась аккуратно очищать рану крыса. Зверек дернулся, тихо пискнул и закрыл глаза. Я подвинул свои пальцы поближе, и он тут же сунул в них нос, словно ища защиты. Я осторожно погладил его за ухом.

— Потерпи, малыш, потерпи… — я в первый раз слышал, чтобы в голосе Милы прорезалась нежность и забота. — Я совсем чуть-чуть…

— Доктор Мила. — напомнил я. — Вы обещали рассказывать по пути.

— Ах да, простите… — Мила вымученно улыбнулась, продолжая очищать рану от грязи и засохшей крови. — Это скавенджер, очень редкий зверь, который иногда появляется из разломов. За всю историю человечества было зарегистрировано всего-то около тысячи скавенджеров, появившихся из разломов, и всегда это были те же самые разломы, из которых появляются скавены. Поэтому я еще раз спрошу — где вы его взяли?

— Как вы и сказали — из разлома, из которого появились скавены. — я пожал плечами.

Скрывать это не было смысла. Сегодняшняя заварушка в Смекалинске перестала быть тайной, как только раздался первый выстрел, да и Золтон наверняка как-то отчитывается за закрытые разломы. Поэтому о том, что разлом открывался, если еще не знают, то узнают очень скоро. А там недалеко и до того, чтобы узнать о моем присутствии на месте происшествия.

— В Смекалинске открывался разлом. Так получилось, что я находился рядом. Группа быстрого реагирования во главе с магом Золтоном закрыли разлом, перебив скавенов, и улетели, а я заметил этого бедолагу, раненого.

В общем-то, я ни в чем и не соврал, как всегда. Я вообще никогда не вру. Я просто не все рассказываю.

— Просто поразительно. — покачала головой Мила, выбрасывая тампон и распаковывая кривую иглу с уже вставленной нитью. — Вот почему он вам так доверяет…

Я посмотрел на мордашку зажмурившегося крыса, который сопел мне в пальцы, и снова почесал его за ухом.

— Надеюсь, вы не контактировали со скавенами? — на мгновение вернувшись к своему обычному тону, поинтересовалась Мила. — Впрочем, контактировали или нет, я в любом случае проверю вас на заболевания после того, как поможем этому бедолаге. Хотя бы просто для уверенности, просто для себя. Иначе это будет просто непрофессионально, в конце концов!

— Хорошо, проверим. — согласился я, опуская первую часть вопроса. — Так вы не договорили — почему скавенджеры такие редкие?

— Почему так — никто не знает, конечно же. Чтобы это узнать, нужно проникнуть через разлом в мир, в котором они живут, и узнать, как они живут. У нас есть только теории, и самая популярная из них — скавенджеры редки не только здесь, они редки и там тоже, в том мире. Ученые нашли немало сходств во внутреннем строении скавенов и скавенджеров, почему, собственно и назвали их похожим образом. Считается, что у этих обоих видов был общий предок, но с какого-то момента их эволюционные пути разделились и пошли буквально в разные стороны. Скавены выросли, обрели зачатки разума и, решив, что это дает им право считаться супер-хищниками, принялись доминировать над всеми другими видами, с особенным рвением уничтожая самый родственный себе вид — скавенджеров. А скавенджеры… Им, чтобы выжить, пришлось отрастить крылышки и научиться летать… А еще — обращаться с магией.

— Животное-маг? — я поднял брови. — Серьезно? Я думал, только люди способны к магии!

— Серьезнее некуда. — Мила кивнула, быстро и ловко зашивая пыхтящего крыса. — Скавенджеры действительно обладают магией, но своей, специфической. Люди, даже маги, ни на что подобное не способно. Скавенджеры становятся невидимыми, в смысле, не наводят иллюзию невидимости, а натурально становятся невидимыми, как-то заставляют солнечные лучи проходить сквозь себя. Кроме того, они способы переноситься с места на место за одно мгновение, а самое главное — они способны переносить с собой другие вещи. Сами по себе они безобидны, разве что иногда могут раздражать тем, что воруют всякие блестяшки и утаскивают их в свои гнезда. Но самое интересное происходит, когда скавенджер становится фамильяром человека. Просто представьте себе, что этот зверек может в любой момент времени притащить вам все, что угодно отосвюду, откуда угодно… Есть, конечно, некоторые ограничения, зависящие от самого зверька, но это уже нужно выяснять опытным путем.

Мила завязала узелок, обрезала нить, заклеила рану пластырем поверх шва и посмотрела на меня:

— Дайте угадаю… Судя по вашим глазам, что такое фамильяр вы тоже не знаете?

Я неопределенно пожал плечами.

— Фамильяр это животное, чаще всего появившееся из разлома, которое вошло с магом в тесную эмоциональную связь. Чаще всего, это происходит, если животное спасает человека от смерти, или наоборот, и, конечно, это касается только неагрессивных разломных животных. Скавены, люмиеры, и прочие вулхи фамильярами стать не могут.

— А что дает эта связь? — спросил я, не без удовольствия наблюдая, как скавенджер расслабился и даже глаза приоткрыл.

— Животное начинает чувствовать, что от него хочет человек, точно так же как человек чувствует желания животного. Каждый из них всегда знает, где находится другой, и чувствует, в каком он состоянии… Но и смерть любого из тех, кто связан этой связью, критически бьет по второму. В особо тяжких случаях это не переживает ни тот, ни другой.

— И вы намекаете? — я снова покосился на крыса. — Что это теперь мой фамильяр?

— Я? Намекаю? — Мила усмехнулась. — Ни в коем разе, тэр Оникс! Я говорю это прямым текстом! Вы посмотрите, он же даже ни разу не дернулся, а я, между прочим, шила без анестезии, потому что на такую кроху я даже не знаю, какую дозировку надо брать, чтобы он не уснул вечным сном! Он доверяет вам свою жизнь!

— Я не обману его доверие. — серьезно произнес я, поглаживая скавенджера по белой пушистой шерсти. — Но все же должен спросить — он ведь ничем не болеет?

— Скавенджеры никогда ничем не болеют. — Мила с улыбкой покачала головой. — Я же сказала, их со скавенами эволюционные пути пошли в диаметрально противоположных направлениях. Скавенджеры не подвержены ни одной болезни, зато скавены это ходячая пандемия. Кстати, об этом…

Доктор Мила развернулась, подошла к своему столу и нагнулась, заставляя халатик задраться и открыть татуировку сколопендры. Кажется, она снова вернулась в свое обычное состояние.

Вернулась ко мне она с градусником, металлической лопаткой, стетоскопом и каким-то пузырьком из темного стекла.

— Начнем, тэр Оникс. — сказала она, улыбаясь и поднося к моему рту ложечку. — Скажите «а»!

Я послушно открыл рот, внаглую направив взгляд в ее декольте, в котором из-под белого халата выглядывал кусочек красного кружева.

После осмотра горла и замера температуры, доктор Мила сказала:

— На первый взгляд все хорошо. Но я бы проверила еще кое-что. Раздевайтесь.

Я стянул футболку и положил ее на стол рядом с крысом. В руках у доктора Милы появился стетоскоп, и мне внезапно стало крайне интересно, сможет ли она что-то услышать в него, если приложит его к камню в моей груди? Как-никак, он располагается как раз на том месте, куда обычно прикладывают стетоскоп.

Мила приложила холодную металлическую блямбу прямо на середину камня. Я даже услышал, как металл тихонько звякнул. Несколько секунд доктор Мила сосредоточенно слушала, а потом нахмурилась и вынула стетоскоп из ушей:

— Хм, странно… Я практически не слышу сердцебиения.

— Это все мышцы. — улыбнулся я, картинно напрягая все мышцы в теле. — Не дают звуку пройти. Ну, там, плотная структура, сами знаете…

— Мышцы да… — Мила с интересом посмотрела на меня. — Мышцы они такие, тут не поспоришь… Но все равно что-то не так. Секундочку…

Она переместила стетоскоп чуть в сторону, послушала еще, и ее лицо слегка разгладилось:

— У вас сердце не смещено случайно? Знаете, бывает такая особенность развития.

— Точно не смещено. — я помотал головой. — Не может быть смещено то, что похищено.

Мила оставила мою фразу без ответа, только плотоядно улыбнулась и продолжила елозить по моей груди стетоскопом.

— Что такое… — еще больше нахмурилась она спустя несколько попыток. — Никак не могу нащупать…

— Возможно, вы просто плохо прижимаете. — улыбнулся я, глядя в ее разноцветные глаза. — Стетоскоп, наверное, старый, мембрана такая себе.

— Хм… Может, вы и правы. — нахмурилась Мила. — Пойду возьму другой…

И она отшагнула назад, не глядя.

И умудрилась наступить на собственный же пушистый тапочек с помпоном!

Взмахнув руками, Мила завалилась на спину, но я успел раньше. Я подшагнул, завел руки ей под спину и удержал от падения, чуть наклонившись. Мы замерли в позиции, очень похожей на знаменитый прогиб из танго, разве что ногу Мила не задрала, как танцовщицы.

Она не пыталась вырваться, не пыталась убрать мои руки. Все прекрасно все понимали.

— Какая быстрая реакция… — прошептала Мила, глядя на меня блестящими глазами. — Скажите, а вы во всем такой… быстрый?

— Все зависит от того, о чем конкретно идет речь. — глядя ей прямо в глаза, проникновенно произнес я. — Например, есть я предпочитаю подольше, чтобы еда усваивалась лучше.

— Очень… похвально. — выдохнула Мила и прикусила нижнюю губу.

Это уже было откровенное приглашение. Откровеннее этого было бы только, если бы она прямо сейчас рванула на себе халат, тихо пришептывая «Возьми меня!»

Я нагнулся еще ниже, практически касаясь губами губ Милы…

И сдул с ее щеки выбившуюся из косички прядь волос.

— Вы хотели взять стетоскоп? — напомнил я, разгибаясь и поднимая Милу.

Она посмотрела на меня взглядом, в котором смешались подозрительность и растерянность. За все время нашего знакомства такой взгляд я вижу впервые.

Один-один, сучка. Может быть, раунд в больнице остался за тобой, но теперь я взял реванш.

Не скрывая ухмылки, я наблюдал, как она прошла к шкафчику, взяла новый стетоскоп и вернулась ко мне. За эти несколько десятков секунд она успела переварить моральное поражение и снова вернуться в свое обычное ехидное настроение. Она приложила новый стетоскоп к моей груди и принялась искать сердцебиение.

— Сердце работает как часы. — наконец произнесла она, отрывая стетоскоп от меня. — Насколько я могу судить, вы полностью здоровы, тэр Оникс. Но хочу вам сказать…

Что именно она хочет сказать, она так и не успела сообщить. Потому что в дверь лазарета внезапно загрохотали так, словно там снаружи рота барабанщиков была, которая перепутала дверное полотно с барабаном.

— Да-да, войдите! — крикнула доктор Мила, и накинула на скавенджера, который все еще лежал на столе, невесть откуда взявшуюся тканевую салфетку. — Тэр Оникс, прошу вас, одевайтесь.

Я не спеша подобрал с пола футболку, глядя, как дверь лазарета открывается и в нее входят двое незнакомых мне парней — курса так с третьего, на вид. Один прыгал на одной ноге, а второй тащил его под руку, потому что второй ноги у бедолаги не было. Вернее, нога была, но не человеческая. Ниже колена из короткой, кажется, оборванной, штанины, торчала нога какого-то животного — кажется, козья. Она была слишком коротка, чтобы доставать до земли, и сам идти бедолага не мог.

— Помогите! — заорал он, хотя, судя по его лицу, никакого дискомфорта его «увечье» ему не приносило. — Я на уроке!..

— Спокойно, спокойно, пациент. — своим обычным грудным голосом произнесла Мила, сверкнула глазами, и «пациент» тут же заткнулся. — Сейчас всех и все вылечим. Присаживайтесь пока, я сейчас закончу и займусь вами.

Пока новоприбывшие усаживались на кушетку, Мила взяла пузырек, который принесла вместе со всем остальным, и подошла с ним ко мне. Близко подошла, намного ближе, чем положено по этикету.

— Вы, тэр Оникс, конечно, удивительны… И вроде показываете все признаки здорового… Хм… — ее взгляд на мгновение скользнул ниже, на уровень моей ширинки. — Мужчины. Но на всякий случай я назначаю вам вот это.

Она протянула мне пузырек:

— Это универсальное средство, которое помогает от большого количества болезней. Оно не лечит их, конечно, но оно очень сильно замедляет их развитие, поэтому, если вдруг вы почувствует себя плохо, у нас будет достаточно времени для того, чтобы определить, что это за болезнь и вылечить ее. Просто пейте по глотку каждый вечер, и все будет хорошо.

— Я надеюсь, оно не горькое? — усмехнулся я, забирая пузырек. — А то я горькое не люблю. Если горькое, надо бы чем-то подсластить его.

— Нет, тэр Оникс, оно не горькое. — Мила стрельнула глазами. — На вкус оно никакое, как вода. Но, если вам так хочется подсластить… Хм… Можно и подсластить. Уверена, такой умный молодой человек, как вы, справится с этой несложной задачей.

И она снова на мгновение закусила губу, подмигнула, а потом отвернулась и пошла к козлоногому бедолаге.

Я подобрал майку, аккуратно взял со стола скавенджера, завернутого в салфетку, и вышел из лазарета.

До спальни я добрался без приключений. Я даже никого не встретил, кто мог бы удивиться, чего это я мотаюсь по коридорам с каким-то свертком в руках, да еще и полуголый. Одеваться-то я тоже не стал, потому что не хотелось класть скавенджера, а потом снова подбирать, и лишний раз тревожить бедолагу.

В спальне я положил скавенджера на свой стол и аккуратно развернул салфетку. Крылатый крыс тут же поднял голову, пошевелил усами, нюхая непривычные запахи, и попытался встать.

— Тихо, малыш, лежи. — я погладил его. — Сейчас я тебе принесу воды и чего-нибудь перекусить.

В качестве перекуса сошло галетное печенье из корзинки, что всегда стояли посреди гостиной. Скавенджер был слишком слаб, чтобы сидеть и самостоятельно кушать, поэтому я отрезал маленькие кусочки трофейным ножом кошкоглазой и давал ему на пальце.

Скавенджер был размером с мою ладонь, если не считать хвост, но он умял целую печеньку практически с себя размером. Сначала я боялся, что его раздует, как шарик от такого количества еды. Но в Виварии, который я открыл параллельно с кормлением, было написано, что скавенджеры не подвержены перееданию, и плохо им от него тоже не бывает. Сколько бы он ни съел — это ровно столько, сколько ему нужно.

Там было еще много интересной информации о крылатых крысах — видимо, та тысяча, которая осчастливила человечество своим присутствием, была неплохо изучена. Например, там было сказано, что скавенджеру не нужна никакая клетка, он любит постоянно быть с хозяином, но так, чтобы минимально показываться другим. Еще там говорилось, что скавенджер способен передавать хозяину образы, которые видит, а сам при этом оставаться невидимым, что вкупе с его способностью телепортироваться делало его идеальным шпионом.

А еще там говорилось, что скавенджеру обязательно нужно имя. Скавенджеры любят, когда им дают имена, и охотно на них откликаются, появляясь рядом с хозяином из любой точки мира, стоит только его имя произнести.

Когда крыс доел печеньку, я закрыл Виварий и задумчиво посмотрел на него. А он смотрел на меня, блестя своими черными глазами-бусинками и слегка подрагивая крылышками, уложенными вдоль спины.

— Ну что, дружочек… — не особенно надеясь на то, что он меня понимает, сказал я. — Говорят, тебе имя нужно… Ну и как мы тебя назовем?