Разломщик (СИ)

Глава 25

Мне оставалось только надеяться, что неведомая «процедура» проводилась не где-то в тайном подвале Урмадана, украшенном пентаграммами и черепами козлов.

Оказалось, что нет — всего-навсего в лазарете. Литова даже хотела меня проводить туда, словно боялась, что я заблужусь, но я вежливо отказался. В гостях у доктора Милы я был достаточно часто для того, чтобы хорошо запомнить дорогу к ней.

— Конечно-конечно, Оникс, входите! — стрельнула глазами Мила, когда я открыл дверь и вошел в лазарет. — И можно даже без стука.

— Я стучал. — ответил я, потому что и правда стучал.

— Громче надо стучать, уважаемый Оникс, громче! — заявила Мила. — А то я же могу и не услышать из соседнего помещения например!

— Не страшно. — я махнул рукой. — Я же все равно по итогу здесь. А что за соседнее помещение? Не припомню, чтобы видел его.

— А вот сейчас и увидите. — довольно улыбнулась Мила. — Первый из всех первокурсников этого года, ну надо же! Следуйте за мной…

И, призывно покачивая бедрами, она двинулась куда-то в угол лазарета. Дойдя до шкафа с медицинскими принадлежностями, она коротко обернулась, убедилась, что я иду следом, и поддела длинными ногтями шкаф, словно собиралась оторвать его от стены.

И шкаф действительно оторвался! Причем без всякой магии — на простой механике, на каких-то скрытых рельсах или других направляющих он отъехал в сторону, открывая потайной ход в стене!

— Ужас. — вздохнул я. — Вот обязательно все делать так вычурно?

— Простите, уважаемый Оникс, что забыли спросить вас много десятилетий назад, когда делали это помещение. — Мила скорчила рожицу и развела руками. — Впрочем, я тоже считаю, что это странное решение — прятать процедурную, как какую-то сокровищницу, но кто мы такие, чтобы с этим спорить? Дело-то все равно уже сделано, и перестраивать ничего нет смысла.

Я молчаливо согласился с ней, и Мила первая шагнула в проем, а я — следом.

Проем вел на узкую винтовую лестницу, слабо освещенную маломощными лампочками. Их едва хватало на то, чтобы разглядеть под ногами край ступеньки, и, судя по всему, тут вообще не предполагались хоть сколько-то частые посещения. Да их тут и не было, судя по тому, что за все эти века края каменных ступеней ни на миллиметр не сгладились — так и остались остро-прямоугольными, как стрелки на брюках офисного клерка, что уже год не может выбить себе повышение.

Лестница вела этажа так на три вниз, по ощущениям, а, значит, ее конец означал бы, что мы уже находимся в подвале Урмадана. Я, конечно, знал, что у университета есть своя сеть подвалов, но, по-моему, ни разу еще не был на этом минус первом уровне. Хотя насчет каморки Стаса не уверен, возможно, она тоже считается подземным помещением.

Лестница привела нас сразу в зал, без какого-то перехода. Я просто сошел с последней ступеньки и оказался в помещении, стены которого были выложены все тем же камнем, что и сама лестница. Даже большое широкое ложе высотой примерно по пояс в центре зала — и то было каменным. Ладно хоть какой-то простынкой его покрыли, уже спасибо.

Зал был освещен так же тускло, как и лестница, но даже в этом неверном свете были заметны разные надписи, пиктограммы и иероглифы, где нарисованные, где выбитые, а где и выжженые, судя по следам гари, прямо в камнях стен.

М-да, по ходу, насчет пентаграмм и черепов животных я был не так уж и не прав…

— Прошу вас, Оникс. — Мила сделала приглашающий жест на каменное ложе.

— Мне раздеваться? — невинно спросил я, подходя ближе.

— Ну, если Вы себя от этого комфортнее будете чувствовать… — ехидно улыбнулась Мила.

— А процедуру будете проводить Вы? — я запрыгнул задницей на ложе. — Если да, то я буду себя комфортно чувствовать, даже в рыцарских доспехах.

— Увы, нет. — рассмеялась Мила. — Процедуру буду проводить не я.

— А кто?

— Процедуру будете проводить Вы. — загадочно улыбнулась Мила. — Это помещение полностью облицовано амальгитом, включая и дверь, которую я закрою, как только выйду. Вы останетесь один на один со своей магией, и, как только образуется замкнутый контур, появится амальгитовое поле. Вы останетесь один на один с собственной магией, которая лишится возможности куда-либо истекать. Она будет отражаться от амальгитового поля и возвращаться обратно к вас, проходить сквозь вас, резонировать в вас. Это и есть вся суть процедуры — за счет резонанса мановых потоков заставить ваш магический потенциал преодолеть очередную ступеньку. По сути, мы просто убеждаем организм, что он готов к этому прыжку веры.

— Это очень здорово, потому что сам я не уверен, что смог бы его в этом убедить. — я улыбнулся. — Так что мне нужно делать?

— После того, как я закрою дверь — ничего. Кроме как… Терпеть.

— Ну да, все же звучало слишком просто. — я вздохнул. — Говорите, будет больно?

— Я не говорила. — Мила стрельнула глазами. — Но будет. И очень сильно. Чем больше размер магического потенциала мага, тем чувствительнее он резонирует. Каждое новое повышение ранга отзывается в теле все большей и большей болью… Но даже у архимагов не бывает такого уровня магического потенциала, как у вас.

Я просо пожал плечами и спросил:

— Как считаете, с моим уровнем магического потенциала насколько все будет плохо?

— Ну, Вы не умрете, если Вы об этом. — довольно улыбнулась Мила. — От боли вообще не умирают, это миф, болевого шока не существует… Но вот то, что Вы останетесь в здравом уме после этого… Даже не уверена, что поставила бы на это, будь мы в казино.

В здравом уме…

Интересно, а Золтон был в здравом уме до того, как пошел на повышение своего архимагического ранга? Ведь вполне может статься, что тот, старый Золтон, и тот, которого я знаю — два разных человека.

— А если не проходить процедуру, то как скоро меня настигнет повышение ранга?

— От недели до двух месяцев. Предугадать невозможно. Все индивидуально.

Нет, не устравает. Неделя еще ладно, но два месяца это чересчур. Я за это время успевал по два заказа закрыть, а тут какое-то повышение ранга!

— Погнали. — бросил я, забрасывая ноги на ложе и ложась на спину.

Теперь я понимаю, почему тут такой тусклый и рассеянный свет — потому что будь он поярче, мне бы глаза жгло даже через сомкнутые веки!

Доктор Мила подошла ко мне, держа в руках крошечный шприц с мутно-белым содержимым. Она уже потянулась было, чтобы уколоть меня в плечо, но я перехватил ее руку на середине движения.

— В чем дело? — Мила удивленно вскинула свои красивые бровки. — Это всего лишь легкое седативное. Поможет, если будет совсем уж худо.

— Так я и думал. — я улыбнулся. — Не нужно. Не люблю, когда сознание спутано.

— Без него будет хуже. — предупредила Мила так, словно не говорила то же самое другими словами минутой раньше.

— Переживу. — я улыбнулся. — Вы же сказали — умереть от этого у меня не получится при всем желании… А я Вам верю.

— Что ж, хозяин — барин — Мила пожала плечами и опустил шприц. — В таком случае, уважаемый Оникс, вынуждена Вас покинуть. Вас ожидает увлекательное путешествие, компанию в котором я не в силах Вас составить… И, честно, даже не могу сказать, что меня это не устраивает.

— А каким было ваше первое повышение ранга? — спросил я, приподняв голову.

— Вы тянете время, Оникс? — чуть улыбнулась Мила.

— Отнюдь. — спокойно парировал я. — Скорее, это Вы не хотит отвечать на мой вопрос.

— Вы правы, не хочу. — внезапно Мила стала серьезной как никогда, и не показательно-серьезной, не дурашливо-серьезной, а прямо… Серьезной. — Удачи Вам, Оникс.

И она вышла из помещения, закрыв за собой дверь.

В последнюю секунду в голове промелькнула чуть не опоздавшая мысль, и я велел Никсу немедленно убираться отсюда. Не хватало еще, чтобы его тоже накрыло его же собственной магией, я же вообще не представляю, что тогда случится!

Никс прочитал мои мысли за мгновение и успел свалить в последнюю секунду, буквально просочиться в щель толщиной с волос.

И я остался один. Один в каменном мешке, на глубине как минимум трех метров ниже уровня земли, да еще и света кот наплакал… Кто-то другой на моем месте, возможно, запаниковал бы, но не я. Чего мне паниковать-то? Я однажды оказался заперт в такой крысиной норе, что процедурная Урмадана по сравнению с нею хоромами покажется! И торчал я там целых два дня, пока не разгадал чертов клинописный шифр и не нажал на символы в правильной последовательности, что деактивировало ловушку.

Так что нет, клаустрофобия меня не мучала.

Меня мучало кое-что другое.

Я чувствовал, что со мной что-то происходит.

— Никс… — тихо позвал я. — Ты тут?

Скавенджер не отозвался, чего не случалось еще ни разу. Значит, действительно ушел, слушаясь моей команды. Вот и хорошо. Не хватало только мне, чтобы еще и он пострадал.

Убедившись, что крыса нет в комнате, я сосредоточился на самом себе, на своих ощущениях. Меня будто потихоньку изнутри, словно где-то внутри меня надувался огромный воздушный шарик. Я закрыл глаза, концентрируясь на новых ощущениях…

И охренел.

Даже несмотря на то, что мои глаза были закрыты, я все видел. Буквально «все», потому что я смотрел не из моих глаз, — они же закрыты! — я смотрел вообще отовсюду! Я как будто построил эту комнату в 3д редакторе, а потом максимально поднял камеру, да еще и включил на ней максимальный угол обзора, чтобы видеть все и сразу.

А потом переключился на магическое зрение.

То самое магическое зрение, или, скорее, магическое чувство, которое помогало мне работать с артефактами, варить зелья и вообще всячески доказывать, что техномант — это звучит гордо. Вот только в этот раз я смотрел не на артефакт или зелье, в этот раз я смотрел на себя, причем со стороны… Но принципиально от этого ничего не менялось.

Я сам стал артефактом в своих собственных руках. Мое тело стало прозрачным, от него остались лишь тонкие линии, обозначающие физические границы. Все остальное пространство было заполнено сотнями и тысячами светящихся нитей. Короткие и длинные, толстые и тонкие, ветвящиеся, и прямые, как рельсы, пересекающиеся и одинокие, они заполняли весь мой организм, как кровеносная система на листе анатомического атласа…

Но я-то знал, что это не кровь. Это мана. Это тот самый мой магический потенциал, который заполняет каждую клетку моего тела. Это те самые мановые каналы, по которым мана перетекает туда, где она нужна.

И все эти потоки вели в одно и то же место — к вживленному в мою грудь камню, который сиял особенно ярко, привлекая к себе внимание.

Но и мановые каналы не отставали от него. Они тоже сияли от проходящей через них маны, но не постоянно, нет. Их свечение постоянно пульсировало, то затухая, то разгораясь с новой силой. И с каждой новой вспышкой каналы становились чуть-чуть, на какие-то микроны, но толще. Я это знал, потому что чувствовал, как они растут.

Это было больно, Мила не обманула. Но не настолько, как я ожидал. Примерно сравнимо с болью в растянутых на самую грань разрыва мышцах, когда маленький Джи, не жалея своих учеников, сажал их на шпагат. В первую секунду кажется, что это просто невыносимо, что большей боли испытать невозможно, потому что испытывать ее уже нечему — там все порвано нахрен и не подлежит восстановлению… Но проходит секунда, две, и боль потихоньку стихает, становится терпимой, и даже позволяет вдохнуть. И выдохнуть тоже.

Вот и сейчас я испытывал что-то подобное. Или вернее не «я», потому что я находился где-то вовне своего тела. Боль испытывало мое тело, а я воспринимал это отстраненно, словно оно меня не касалось вовсе.

Но то, что оно меня не касалось, не означает, что оно меня устраивало. Я видел, что эффективность роста моих мановых каналов далека от идеала. Камень в груди, который заменил мне магическое сердце, гнал ману по магическим венам, не разбирая, сколько куда отправить, всем раздавал поровну. Крошечные, толщиной с волос, «капиллярчики» получали столько же маны, сколько и огромные «аорты», в которые можно было палец засунуть. Естественно, для них это было слишком много, и они просто не выдерживали, лопались, излучая свободную ману наружу, где она снова отражалась от амальгитового поля и опять возвращалась в организм, заново вовлекаясь в этот бесконечный круговорот.

Потому люди и испытывают боль при прохождении процедуры — потому что она несовершенна и неконтролируема. Возможно, это было нормально в древние века, во времени дремучей магии, основанной больше на ритуалах и чувствах, нежели на каком-то понимании процессов…

Но сейчас этому точно нет место в современном мире. По крайней мере, не в моем современном мире.

И, коль скоро я сам для себя на некоторое время стал артефактом, то почему бы не поработать с самим собой? Как с артефактом…

Я поднял невидимые руки, убедился, что чувствую их, даже несмотря на то, что не вижу, и принялся за дело. Я прикоснулся к своему телу, как касался любого артефакта, и не просто увидел, как мана струится по магическим каналам — почувствовал, как чувствовал это с любым артефактом.

А потом я просто начал направлять ее туда, куда нужно. По сути, я отобрал у таинственного камня половину его работу и теперь он был лишь хранилищем моего магического потенциала, а распоряжался им я.

Собственно, как оно и должно быть.

Как опытный регулировщик, я разделял мановые потоки на пучки разной толщины и посылал их туда, куда они способны были пролезть. Маны все равно было слишком много, чтобы каналы их вместили, но это все же лучше, чем-то, что было до этого. Сейчас мои мановые каналы лишь слегка раздувались, пытаясь пропустить через себя больше маны, чем привыкли, но это было терпимо. Это было даже почти не больно, скорее больше похоже на зуд, только не снаружи, а внутри… Как будто внезапно почувствовал, что у тебя зачесалась селезенка или печень. Звучит странно, но лучшего сравнения и не подобрать.

Управлять мановыми потоками собственного тела оказалось ничуть не сложнее, чем любым артефактом. Даже проще в какой-то степени, потому что мне приходилось изучать свое тело — я и так его прекрасно знал, я с ним уже вторую жизнь живу как-никак. Поэтому минут через пять я уже настроил мановые потоки так, что они больше не доставляли моим мановым каналам прежнего дискомфорта, и все, что мне оставалось — ждать, когда же они привыкнут к новому состоянию, смирятся с тем, что с этого момента им требуется пропускать больше маны, и растянутся, принимая новую реальность.

Минуты сменялись минутами, тело все так же зудело, но я даже перестал на это обращать внимания — настолько это было несущественно. Главное, что не было никакой ужасающей боли, которой меня пугала доктор Мила, такой боли, что она о собственной процедуре и вспомнить-то не хочет — вон как с лица спала, как только я задал этот вопрос.

А вот еще вопрос, который я вряд ли ей задам, потому что она вряд ли сможет дать на него ответ…

Если бы она мне все-таки вколола седативное, смог бы я делать то, что делаю сейчас? Что-то сомневаюсь…

Через час мне стало откровенно скучно. Я уже даже не следил за процессом течения маны — настолько он стал автономен. Я уже осмотрел все надписи и рисунки на стенах, которые смог увидеть, и ни хрена в них не понял, потому что они были сделаны как курица лапой, да еще и на каком-то языке, которого я не знал. Стало настолько скучно, что я стал натурально клевать носом (даром, что носа у меня не было), и, кажется, сам не заметил, как задремал.

По крайней мере, проснулся я от взволнованного голоса Милы:

— Оникс! Оникс! Вы в порядке⁈

Я как следует потянулся, не открывая глаз, и на секунду замер, понимая, что я снова в своем теле. Пошевелил пальцами, проверяя этот тезис, и наконец открыл глаза:

— Здравствуйте, доктор Мила. Я в полнейшем порядке.

— Вы что… Спали⁈ — ахнула Мила, округлив свой прелестный ротик.

— Ну так, немного. — я покрутил рукой в воздухе. — Камень все же не самая удобная постель.

— Это… Что… Как… Как такое вообще возможно⁈ — залепептала Мила и сделала жалобные глазки, как девочка, которая не получила никакого праздника. — Вы что, правда спали?

Впервые за все время нашего знакомства я слышал, чтобы голос Сколопендры звучал так жалобно. Казалось, ответь я сейчас как-то не так — и ее мир рухнет, разобьется на осколки, и она никогда уже не сможет их собрать.

— Лучше скажите, все ли прошло успешно? — я решил вовсе не отвечать на ее вопрос.

— А это мы сейчас и узнаем. — Мила вернулась в почти обычное состояние. — Попробуйте сделать что-нибудь с маной. Если все прошло удачно, то сейчас Вы должны быть практически без сил, но это пройдет в ближайшие сутки.

Я послушно вытянул руку вперед и попытался создать простенький торнадо, как нас учили на первом занятии элементомагии, но у меня не получилось даже просто заставить воздух шевелиться, кроме как помахать ладонью. Вот же парадокс — чувствую себя так, словно мана меня переполняет… А сделать с ней ничего не могу.

— Ваш организм еще не понимает, как пользоваться новыми силами. — пояснила Мила. — Понадобятся где-то сутки на перестройку.

— Хорошо. — легко согласился я, вставая с ложа и потягиваясь. — Я могу идти?

— А вам… — Мила искоса посмотрела на меня. — Случайно не хочеся чего-нибудь… Не знаю, болеутоляющего? Бодрящего, может быть? Тонизирующего? Как вообще себя чувствуете?

— На удивление прекрасно! — широко улыбнулся я. — Еще увидимся, доктор Мила!

И я пошел вверх по лестнице, не оглядываясь. Потому что я и так знал, какое у нее выражение лица.

Примерно такое же настигло и меня, уже когда я поднялся обратно в лазарет и в кармане завибрировал телефон, снова поймавший сеть. Мне пришло сообщение от Старьевщика, и, открывая его, я уже знал, что там будет написано.

«Бой. Позвоните.»