Противостояние II

Глава 8. Ревность

23 октября 1972 года

Вчера, после того что случилось в комнате у Серёги, Юля довольно быстро ушла домой. Сходила в ванную комнату, натянула рейтузы, юбку и олимпийку. Что-то очень захотелось домой, к маме. И ещё хотелось встать под душ. Серёга, кажется, что-то такое почувствовал. Не подходил к ней больше. Только в коридоре помог пальто надеть. Когда она вернулась из ванной, он тоже был полностью одет.

А в понедельник Леська появилась в классе и уселась на своё место рядом с ней. Серёга пришёл минут через пять после неё. Подошёл к их парте, но не для того, чтобы ругаться или требовать освободить место, а просто, чтобы поздороваться и спросить Леську о самочувствии. После этого тут же прошёл к свободной парте в самом углу, у окна. Так весь день и просидел там в одиночестве. На переменах к Юле не подходил и заговорить с ней не пытался. Лариса на русском заметила эту перестановку, но возражать не стала. Объявила перед началом урока, что сегодня в восемнадцать тридцать она ждёт на первое занятие факультатива Каменского, Иванову и Новикову. Юля его не видела, но ей показалось, что она услышала, как он тяжело вздохнул...

***

А во вторник прямо с утра её начали мучить сомнения. Ей опять приснился сон про Серёгу. Очень живой, очень подробный и очень нехороший сон. Якобы, они с Галкой после факультатива пошли к нему домой и там целовались. Как выяснить? Подойти к Галке и как бы между прочим спросить её, как прошёл вчерашний факультатив? А там зацепиться за что-нибудь и спросить, чем она после занятий занималась?

Нет, тогда лучше не её, а рыжую и конопатую Томку. Она девчонка простая. Зачем ей врать, правда? Тем более, что в отличии от Галки, она вряд ли знает, что Серёга Юле нравится. А Галка не могла ей об этом сказать. Они не дружат и почти не общаются.

На вопрос о том, чем они занялись после занятий, Томка, простая душа, сказала:

— К Серёге ненадолго зашли. Он сейчас один живёт. Чаю попили, похохотали — он анекдоты классно рассказывает — и домой поехали.

— Галка тоже поехала?

— Не знаю. Наверно. Мы с ней на автобусной остановке расстались. Поздно же уже было. Почти девять вечера. Она, ещё когда мы у Серёжки были, говорила, что ей влететь может.

Значит, из квартиры Серёги девчонки вышли вдвоём, а на остановке расстались? Могла Галка после этого не пойти домой, а вернуться к Серёге? Могла, наверное... Хотя нет, вряд ли. Если почти девять часов было, то ей наверняка срочно нужно было домой. М-да. Ясно, что ничего не ясно. Скорее всего обычный сон, но полной уверенности всё же нет.

Нашла его на большой перемене. Стоит в коридоре возле школьной стенгазеты, жуёт пирожок с ливером из буфета и читает. В правой газетный кулёк с пирожками, в левой надкусанный пирожок. Жуёт, а морда довольная, как у кота, который миску сметаны вылизал. Ей кулёк протянул. Она кивнула и взяла один. Есть не очень хотелось, но за компанию и жид удавился. Встала рядом, читает заметку про сбор металлолома — газета старая, ещё сентябрьская — и пирожок жуёт. Спросила между делом:

— Что вечером делаешь?

Серёга пожал плечами, проглотил, откусил ещё кусок и лишь после этого ответил (ну и манеры у этого эскимоса — с набитым ртом разговаривает и не стесняется!):

— В гастроном пойду. Нужно продуктов купить. Хочу борщ сварить.

— А ты умеешь?

— А что здесь уметь? Главное помнить, в какой последовательности продукты закладывать. Я помню пока. Летом, в конце августа последний раз варил. Тёте Гале понравилось. Мне тоже.

— Хочешь, с тобой схожу?

— Угу, пошли. А как твои родители? Не потеряют тебя?

— Я на большой перемене на улицу сбегаю, позвоню маме на работу и предупрежу, что после школы к тебе зайду.

Серёга оглянулся через плечо, наклонился к ней, понизил голос и спрашивает:

— Что, прошёл страх?

— Да не было никакого страха! — Она насупила брови. — Чего ты придумываешь!

— Ага, а чего же ты тогда от меня как чёрт от ладана шарахнулась? — Он усмехался. — Я даже подумал, что ты сейчас без рейтуз и юбки на улицу убежишь!

— Дурак! Я просто устала! Показалось, что ты не отстанешь, вот и отодвинулась от тебя!

Он тоже нахмурился.

— Сама ты это слово!.. Я тебе говорил: нужно было просто сказать или оттолкнуть меня!

Отвернулись оба к газете, помолчали. Потом она поняла, что была не права и нужно извиняться.

— Ладно, не сердись. Действительно, испугалась чего-то. Всё эти сны дурацкие!

Серёга, не глядя на неё, кивнул.

— Проехали... Что, опять что-то снилось? Или ты тот, с гитлеровцами, забыть не можешь?

Он завернул кулёк, в котором ещё два пирожка остались, протянул ей и говорит:

— Подержи, пожалуйста?

Вытащил кончиками пальцев из кармана курточки чистый носовой платок, протирает испачканные маслом пальцы и говорит серьёзно:

— Я тоже думал, что если бы они нас поймали, то убили бы не сразу. Меня, может, и сразу, а тебя наверняка долго мучили бы. Сама понимаешь: ты красивая, юная девушка, а они разгорячённые погоней, разозлённые смертью своих товарищей и взрывами в порту солдаты. Досталось бы тебе тогда. Это закон войны. Меня в том сне больше всего мысль изводила, что, если я раньше тебя погибну, то не смогу тебя от этого избавить.

Ей, конечно, немного страшно стало, когда представила себе, что было бы, попади они действительно в такую ситуацию, но тем не менее зацепили её слова о том, что она красивая девушка. Не привыкла она ещё к тому, что её всё чаще и чаще не девочкой, а девушкой называют. Приятно от этого стало. Даже улыбнулась ему. Серёга тоже улыбнулся, забрал у неё кулёк и свой измятый платок протягивает, говорит, что он чистый. Она головой помотала. Рано ещё. Она и половину пирожка не успела съесть. Закончился их разговор странно. Он отвернулся от стенгазеты и пошёл к окну. Она за ним. Там он убедился, что за ними никто не наблюдает и никто слышать не может и говорит негромко:

— Знаешь, Юль, ты меня не бойся. Я к тебе больше прикасаться не буду, пока ты сама этого не захочешь. Даже если мы с тобой снова где-нибудь вдвоём окажемся. Очень не люблю, когда меня боятся. Сам себя ненавидеть начинаю. У меня от этого даже депрессия начаться может. Бывало уже такое.

Она кивнула, принимая его слова к сведению.

— А что такое депрессия? Нет, я это слово слышала, но не знаю точно, что оно означает. Настроение плохое?

— Ну да, настроение при этом вообще никуда... — он вздохнул. — Да нет, эта штука пострашнее будет, чем просто плохое настроение. Пару дней чувствуешь себя так, как будто из тебя вся энергия вышла. Сдувшийся воздушный шарик. Лежишь, как квашня, и ничего делать не хочется. Шевелиться не хочется, видеть никого не хочется, разговаривать ни с кем не хочется. А в голове одна мысль крутится: Какое же я дерьмо!... И, главное, порой даже не понятно, почему ты себя так называешь. Не всегда же вина лежит на тебе, если кто-то испугался, правда? Бывают люди жизнью испуганные...

Договорить им не дали. Прозвенел звонок и пришлось бегом возвращаться в класс, потому что Софочка уже в дверях торчит, хмурится и семафорит опаздывающим. Так и не спросила его про вчерашний вечер. Леська — та весь день из класса не выходила. За партой оставалась сидеть или просто к окну отходила и там стояла. Говорит, отвыкла от такого ритма и быстро устала.

***

В этот раз всё было по-другому. Серёга был серьёзен, никаких попыток приблизиться не предпринимал. Она чувствовала себя разочарованной. Ну и что, что он в школе говорил? Мало ли мы даём обещаний, которые не собираемся выполнять? Нет, он, казалось, действительно, ни о чём другом не думал, кроме как о своём борще. Она сидела на кухне за освещённым тремя потолочными светильниками столом, а он в женском фартучке с ромашками и вишенками хозяйничал за рабочим столом. Мясо на мозговой косточке уже давно было помыто, помещено в большую кастрюлю и теперь варится там вместе с большой луковицей, а он занимается овощами. Чистит картошку, лук, морковку, режет всё это мелко.

Они разговаривали. Сегодня была её очередь. Сначала она долго рассказывала о себе. Потом о Леське. Потом об их дружбе. Потом о ребятах в классе. Потом ей надоело разговаривать с его спиной, и она встала рядом с ним. Расстегнула манжеты на блузке и подвернула рукава. Леська говорила, что у неё руки красивые. Сложила их под грудью, пусть смотрит. Серёга не смотрел. Не до них ему было. Он уже картошку почистил, помыл, порезал аккуратными кубиками и сложил в миску, а сейчас сосредоточенно резал капусту на разделочной доске. Кивал на её слова, хмурился или улыбался, но и только. По большей части молчал. Если она его напрямую спрашивала, отвечал односложно или просто кивал или головой мотал.

Надоело ей стоять рядом, шагнула она к нему за спину, и сначала положила руки ему на плечи, а потом, неожиданно для себя, обняла, прижалась к нему животом и грудью, потёрлась носом о его шею, прислонилась к этому месту ухом и замерла. Серёга тоже перестал двигаться. Нож медленно на стол положил, руки вытер полотенцем и поверх её рук уложил. Погладил их. Постояли так. Потом он вздохнул, нож взял, что-то там поделал и спрашивает:

— Кочерыжку хочешь? — И протягивает ей через плечо капустную кочерыжку.

Взяла, конечно, откусила, захрумкала. Кочерыжки она любила. А кто их не любит? С опозданием спросила:

— А ты?

Он усмехнулся, головой помотал и отвечает:

— Доставай из холодильника масло и ветчину, ставь чайник и режь хлеб. Нужно поужинать. Борщ ещё не скоро сварится. Я тебя им завтра угощать буду. До которого часа мама тебя отпустила?

— До восьми. Максимум до полдевятого.

Серёга бросил взгляд на часы. Они показывали семь часов десять минут.

***

Серёжка сам всё приготовил, накрыл на стол, а потом поймал её за руку, потянул к себе, сел на стул и усадил её боком к себе на колени. В первый раз она сидела на коленках не у папы или у мамы, а у взрослого парня. Серёга обнимал её талию, подвигая свободной рукой к ней тарелки с сыром и ветчиной, корзинку с хлебом и кружку чая. Потом она с аппетитом ела, а он прижимал её к себе. Его рука гладила её живот, и сегодня это не вызывало абсолютно никакого протеста. Было только смешно. Непонятно, в какой такой момент он завоевал себе это право? Может быть, тогда, когда рассказывал ей о том, что боялся умереть и по этой причине не суметь прийти к ней на помощь в том сне? Или, когда она сама подошла к нему, прижалась к его спине и обняла?

***

Сегодняшней ночью ей ничего не снилось. Вернувшись домой, она переоделась в домашнее и уселась за уроки. Нужно было сделать хотя бы часть письменных. Завтра она прямо с утра помчится к Серёге, и они будет делать остальные уроки. Так они с ним договорились. Он даже обрадовался, когда она предложила делать уроки вместе. Сам предложил собираться у него на квартире. Она была не против. У них квартира уж во всяком случае гораздо просторнее. Можно побегать и побеситься, если за столом сидеть надоест.