Противостояние II

Часть 1. Серёга Каменский

10 сентября 1972 года

Серенький денёк сегодня и ветреный. Скорее всего к обеду опять дождь пойдёт. Из-за угла донесло порывом ветра противный визгливый крик, и Серёга невольно ускорил шаг.

Орала усатая Клавдия Константиновна. Тётя Клава. Она сегодня дежурит по интернату. Не повезло. Воскресенья и без того редко случаются — всего раз в семь дней! Хочется же немного отдохнуть от вечной сутолоки, суеты и шума, а тут она. Неймётся ей. Явно опять какую-то фигню придумала, чтобы своё и наше время занять, и сейчас сгоняет народ на спортивную площадку. Ну её! Эта, если поймает, то до самого обеда не отвяжется.

Неважно складывалась жизнь у Серёги Каменского до сегодняшнего дня. Три года назад отца за убийство посадили. Дали ему двенадцать лет как за умышленное, хотя адвокатша в суде настаивала на том, что это было убийством по неосторожности. Если по неосторожности, то вроде срок меньше должен был быть. Не послушала судья её. Говорит, ту монтировку, которой пострадавшему дали по черепу, от чего он и склеил ласты, подсудимый Каменский в гараж принёс с собой, а значит, он к убийству готовился.

И свидетели нашлись, которые утверждали, что папка с этим чуваком постоянно ссорились и даже несколько раз дрались. Ну ещё бы! Они же с ним постоянно бухали вместе. Чаще всего мирно заканчивалось, но в иные дни в них как будто бес вселялся. Агрессивными делались, неуступчивыми, какие-то обиды старые друг другу вспоминали. Поссорятся, поорут друг на друга, за грудки похватают, а назавтра всё равно в гараже у него или у нас на кухне собираются. И монтировку эту папка наверняка в тот день с собой в гараж взял, чтобы помочь этому чёрту колесо размонтировать. Ещё девять лет сидеть будет, если, конечно, амнистия какая-нибудь не случится.

И с мамкой тоже — хуже не придумаешь. Пьёт она сильно. Это папка и его друзья её к водке приохотили. Ещё лет пять назад она и каплив рот не брала, а сейчас... вообще на человека перестала походить. Папка ещё на свободе был, когда она первый раз в ЛТП загремела. Серёгу бабушка на это время к себе забрала. Перестала она папке доверять в последние годы. Очень уж нехорошим он делался, когда пьяным был.

У бабушки ему хорошо было. Тихо и спокойно. Никто не орёт и не дерётся. Никаких гостей пьяных и вонючих по ночам. Бабушка каждый день что-нибудь готовила, так что ложиться спать на голодный желудок Серёге ни разу не пришлось. Да и кот у бабули тогда жил классный. Тимофеем его зовут. Они с ним с самого раннего детства крепко дружили.

Потом мамка вернулась из ЛТП. Чуть больше года продержалась, не пила. А тут как раз эта драка в гараже случилась, из-за которой папку арестовали и в СИЗО определили. От такого огорчения и мамка сорвалась. Опять взялась за старое. Каждый вечер пьяная в дым. В доме из жратвы только хлеб и консервы. Это, если пару червонцев из её кошелька в день получки успеешь стырить и пустые бутылки вовремя соберёшь и сдашь. А не успеешь... Серёга успевал. Жить-то хочется!

Он сначала стыдился, но немного и недолго, потому что быстро понял, что если не будет воровать, то они оба с голоду могут умереть. Она ведь, когда в запое, вообще ничего не соображала. Откуда в доме хлеб с картошкой и макароны берутся, если сама в магазин не ходит и сыну денег не даёт, такими мелочами она себе голову не забивала. Так что выбор оставался небогатым: или воровать, или голодать.

Можно было бы, наверно, к бабуле уйти, но ведь мамка тогда вообще умрёт. Поэтому и не уходил, а бабуле при встречах врал, что дома всё нормально. Бабуля мамку не очень жаловала, поэтому давно перестала к ним в гости заходить. Это и хорошо. Наверно расстроилась бы сильно, а она сердечница. Ей волноваться никак нельзя.

Жалко маму, до слёз жалко, а сделать ничего не получалось. Он ей сто раз говорил, что эти пьянки до добра не доведут, но она только отмахивалась: не твоё, мол, дело! Не лезь! На свои пью! Вот так и допилась «на свои». Как в воду глядел Серёга. Соседи раз пожаловались, другой, и мамку снова в суд потащили. А там, мало того что целый год ЛТП влупили, так ещё и родительских прав лишили. Пришлось снова к бабуле переезжать. Почти год у неё прожил, но за месяц до того, как мамку из ЛТП должны были выпустить, бабуля от инфаркта умерла. Соседи помогли её похоронить по-человечески, спасибо им за это, конечно, но потом его самого в милицию сдали, суки! А оттуда на следующий же день на комиссию по делам несовершеннолетних, и загремел Серёгапод фанфары в интернат. Ещё почти два года здесь париться.

Мама к нему тем летом приезжала, когда её из ЛТП отпустили, но её директор не пустил. Вытолкал из интерната, сука, и ещё обзывал по всякому. А ему пригрозил интернатом для трудных подростков, если на него голос повышать будет. Серёга ему потом дохлую крысу в ящик письменного стола подбросил. Через открытую форточку забрался ночью в его кабинет и подбросил...

«Беспросветно как-то жизнь начинается, — мрачно размышлял Серёжа, рассеянно глядя себе под ноги, чтобы не наступить в случайную лужу. — Закончу десятилетку, нужно будет получать профессию. Поступать в институт или в техникум. А это значит — снова на долгие годы общага или армейская казарма. И придётся по общагам неизвестно сколько мыкаться. Можно было бы к тёте Оле попроситься, она в Хабаровске живёт, но неудобно. У неё у самой трое детей на руках, муж и свекровь старая. Она в каждом письме зовёт его к ним туда, но он каждый раз отказывается. Понятно же, что он там обузой будет. Всё же он в интернате не голодает и в обносках не ходит».

***

Курить охота! От трёшки, которую тётя Оля на Новый год присылала, уже давно одни воспоминания остались, но это ничего. Есть верный способ добыть курево, если не хочешь в долг у пацанов брать. Именно поэтому и спешит он сейчас в кочегарку. Истопник дядя Коля мужик нормальный. Привезёшь ему пару тачек угля от угольной кучи, или вывезешь из кочегарки пару тачек золы, он тебя обязательно папироской угостит и с собой одну — две даст.

Дядя Коля «Север» курит. Самые убойные в мире папиросы. Спрашивал его как-то раз, почему он другие не покупает. Смеётся: «Покури с моё, Серёга, так тебя тоже только „Север“ забирать будет!» Дядька Коля несколько раз сидел. Вон пальцы в синих перстнях и на груди трёхглавый собор куполами красуется. Разговорились с ним как-то, так он и выдал: «Тебя, Серёга та же судьба ожидает. Очень уж ты шустрый. Любит зона таких. К себе манит...»

Не понравилось ему такое про себя услышать. Неохота на зону. Ну её! Ничего хорошего там нет. Да и по-другому он свою жизнь представлял. Как-то более культурно, что ли?

От невесёлых мыслей отвлёк его негромкий свист. Серёга поднял голову и увидел свистуна. В десяти шагах от него сидел на заборе малолетний шкет в заправленных в резиновые сапоги лыжных шароварах, короткой курточке на свитер и серой в крапинку кепке на голове. Это не наш. Кажется в посёлке его пару раз встречал.

Сплюнул Серёга себе под ноги, покосился на открытую по случаю тёплой погоды калитку в воротах кочегарки (почти дошёл) и спросил пацанёнка, что ему нужно. Шкет на заборе поёрзал и тоже сплюнул. В такой позе сидеть трудно, а шкет ничего, терпит. Спрашивает его:

— Слышь, тебя не Серёгой случайно зовут?

— Ну, Серёгой. А что?

— А фамилия у тебя какая?

— Каменский.

— О! Ты-то мне и нужен! Лезь сюда! Тут с тобой поговорить хотят.

— Кто?

— Парень какой-то из города. Я его не знаю.

— Что за парень?

— Да говорю же — не знаю! Обещал двадцать копеек, если тебя позову. Он здесь, — шкет покосился через плечо назад.

Двадцать копеек только за то, чтобы позвать его? Ни фига себе! Загордился Серёга даже, что ради разговора с ним кто-то готов столь крупную сумму выложить. Двадцать копеек — это же две пачки сигарет «Памир» — они девять копеек стоят — и ещё двушка сдачи останется! Можно позвонить кому-нибудь, если в посёлке этом богом забытом телефонную будку найдёшь и будет кому позвонить. А если не найдёшь, то можно пару коробков спичек купить. И очень даже запросто!

Любопытно стало на такого богача взглянуть. Запрыгнул он на поперечину, которая с этой стороны забора на высоте примерно метр от земли приколочена, выглянул наружу. Втайне надеялся, что это кто-то из старых друзей нашёл его, но парень оказался совсем незнакомым. По виду ему было лет пятнадцать, может, даже шестнадцать. Одет прилично. Действительно, по городскому одет. На ногах ботинки, а не сапоги. Куртка с капюшоном в крупную косую клетку. Вся одежда новая, чистая. На голове никакой кепки, но у него волосы хорошие. Густые, тёмные, красиво пострижены и на пробор расчёсаны. Симпатично смотрится. Кстати, можно попробовать такую же причёску соорудить. Волосы у нас ничуть не хуже. И даже оттенок точь-в-точь такой же.

Шкет тем временем с забора на землю спустился. Оказалось, там два ящика деревянных друг на друга поставлены. Иначе бы не взобрался. Спрыгнул шкет и к незнакомцу подошёл. Тот сунул ему в руку монетку — по виду и в самом деле двадцатик! — и головой мотнул.

— Всё, проваливай! Если понадобишься, я тебя найду!

Пацан кивнул и молча рванул по тропинке вдоль забора. Наверно, сейчас в продмаге конфет или пряников накупит. По его зубам, точнее по их частичному отсутствию, видать, что он большой любитель сладкого. Парень тем временем глаза на Серёгу поднял, подмигнул и улыбнулся.

— Здорово, Серёга! Мы не знакомы, но я о тебе кое-что слышал. Нет желания поговорить?

— Здорово, коли не шутишь. О чём поговорить?

Парень ближе к забору подошёл.

— Хочешь жизнь свою поменять? Я могу помочь.

— А ты кто?

— Сашка Кузнецов. Можешь считать меня волшебником.

— Волшебником? — усмехнулся Серёга. — За дурачка меня держишь?

Парень, представившийся Сашкой, тоже усмехнулся, сложил руки ковшиком, а когда открыл их, в руках его откуда-то появилось... мороженое! В серебряной фольге, на палочке. По виду на «Эскимо» похоже, которое Серёге в детстве доводилось попробовать. Кажется, в Москве это было. В те годы всё у них в семье ещё нормально шло. В отпуска ездили, и вообще...

Парень подошёл ещё ближе, оперся о забор рукой, привстал на цыпочки, а другую руку, с мороженым, вверх протянул. Серёга машинально мороженое принял и перехватил его за палочку, потому что оно очень холодным оказалось. Прямо как ледышка в сильный мороз. Фольга была матовой от изморози. Серёга внимательно рассмотрел наклеенную на фольгу этикетку, шершавую от крошечных капелек замёрзшей воды. Действительно, московское «Эскимо». Хм, интересно.

Размотал фольгу, откусил от краешка. Зубы тут же заломило от холода. Поморщился, разглядывая ухмыляющуюся рожу парня. Интересно, где он его достал? В городе такое не купишь. Там на молочном заводе мороженое делают, но не такое, а обычный пломбир в брикетах и в вафельных стаканчиках. Но даже если в город начали «Эскимо» с материка завозить (самолётами, что ли? Дорого же, наверно, самолётами?), то как он сумел его сюда доставить? И почему оно такое холодное? От города до посёлка автобус целый час по гравийке пилит, и в салоне всегда тепло, а весной и летом даже жарко. У него что, тележка мороженщика с сухим льдом имеется? Не видать что-то. Фокусник...

— Да, неплохо... — протянул Серёгавместо спасибо. — А сигареты можешь?

— Курить хочешь?

Серёга молча кивнул, откусывая ещё небольшой кусочек.

— Перелезай сюда. Будут тебе сигареты.

— Зачем перелезать? Кидай их сюда!

— Разговор серьёзный имеется. У меня уже шея болит на тебя смотреть. Да и тебе удобнее будет.

— Перелезу, если скажешь, о чём речь пойдёт.

— Я уже сказал: могу помочь тебе изменить жизнь к лучшему. Но тебе тоже придётся потрудиться. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, слыхал такое? — Серёга на это кивнул, и парень продолжил, — Мне нужен помощник в одном серьёзном деле. Ты парень спокойный, начитанный и с головой дружишь. Неплохо воспитан, любишь фантастику. Жизнь успел повидать с разных сторон. Ну и на меня немного похож. Это тоже может пригодиться.

— А что за дело? Какой-то криминал?

Сашка на секунду замялся, потом кивнул:

— Если формально посмотреть, то да. Нарушать законы, действительно, будем. Но, знаешь, нарушения на таком уровне называются уже не нарушениями, а... Старые законы перестают после этого действовать и всем становится понятно, что нужно придумывать новые, понимаешь? Это довольно сложно объяснить. Тут надо в детали углубляться.

— Ладно, не углубляйся... Непонятно, но интересно... Ну и что дальше?

— А, может, ты всё же сюда перелезешь? Мне казалось, что ты не трус. Чего ты опасаешься? Или, может, ты застенчивый?

— Подержи! — Серёга протянул мороженое вниз, чтобы освободить руки.

***

Этой ночью долго Серёга не мог уснуть. Лежал на спине, заложив руки под голову, смотрел в тёмный потолок и напряжённо размышлял. Подумать было о чём. Никак у него в голове не укладывалось всё то, что увидел и услышал сегодняшним утром.

Сразу после того, как Сашка хлопнул его по плечу, сказал: «Ладно, тогда до завтра! Утром увидимся!» — и зашёл за плиты, возникло у Серёги сомнение даже в том, что он его вообще видел. Выждал он пару секунд и отправился следом. У них там недалеко от забора толстые железобетонные плиты от строительства кочегарки остались. Три сложены в стопу, а четвёртая стоит под углом градусов шестьдесят к горизонту, одним концом на четверть примерно зарывшись в землю, а серединой опираясь на верхнюю плиту в стопе. Вот за эту косо стоящую плиту Сашка и зашёл. Серёга заглянул за неё, глянул вдоль забора, пошарил глазами по заросшему прошлогодней травой пустырю, убедился, что докуда хватает глаз людей не видно, снял с головы кепку и вытер рукавом разом вспотевший лоб. Куда он делся, а?

Да нет, не привиделся он ему. Вон, у забора палочка от «Эскимо», в фольгу небрежно завёрнутая, на земле валяется. И во рту до сих пор от мороженого и шоколада немножко сладко. Вспомнил о сигаретах, сунул руку в карман, достал распечатанную пачку «Примы», которую ему Сашка подарил. Это ещё одно доказательство того, что он Серёге не привиделся.

Перебрался Серёга назад, на территорию интерната, постоял у ворот кочегарки, подумал маленько и решил зайти к дяде Коле. Нужно было с кем-то посоветоваться. Он дядька умный. Видел много, а знает и того больше. С кем, как не с ним, такие вещи обсуждать? Не с пацанами же...

***

Дядя Коля надолго замолчал, когда Серёга спросил его, верит ли он в Бога. Нахмурился почему-то, поднялся с топчана, на котором до его прихода с газетой в руках сидел, и принялся за уборку. Подтащил к столу мятое мусорное ведро от дверей и начал сбрасывать в него наполненные окурками пустые консервные банки, луковую шелуху, куски засохшего хлеба и прочий мусор. Потом присел на корточки и вытащил из-под стола две пустые бутылки из-под портвейна. Серёга тут же принялся ему помогать. Бутылок под столом не меньше десятка скопилось. Некоторые стоят у самой стены, другие упали. Дядя Коля уже не молодой, чтобы на карачках под столом ползать и бутылки собирать.

Потом, когда бутылки уже оказались в ячейках деревянного ящика, дядя Коля собрал со стола старую и грязную газету, скомкал и в ведро затолкал. Только после этого, уже застилая стол свежей газетой, ответил на его вопрос:

— Я не верю, а знаю, что он существует. Думаешь, почему я из Благовещенска сюда приехал, когда в последний раз откинулся?

— Почему?

— Э-э-э, тут целая история. И связана она именно с Богом! — Он слегка усмехнулся. — Господь-то из вашего города родом, понял? Даже родился здесь и до недавнего времени проживал.

Серёга во все глаза смотрел на дядю Колю. После последних его слов сморгнул, отвёл взгляд в сторону и облизал губы. Пить хотелось сильно. Он направился к умывальнику, а дядя Коля ему в спину:

— Не веришь?

Серёга пожал плечами, открыл кран и стал ждать, когда вода немного сбежит. Обижать дядю Колю не хотелось, но иногда он такие небылицы начинает рассказывать, что даже при всей Серёгиной фантазии поверить в них оказывается решительно невозможно. Обижать не хотелось, но и поддакивать кому-либо только потому, что хорошо к этому человеку относишься, Серёга тоже не любил. Поэтому просто пожал плечами. Мол, понимай, как знаешь.

Дядя Коля понял правильно. Он шуршал у него за спиной новыми газетами, застилая стол, и бурчал:

— Напрасно не веришь. Я встречался с одной цыганкой, которой Саша зрение вернул. Поклонился ей стольничком, как мне люди советовали, и она...

— Погодите, дядя Коля! Я что-то не понял: Бога Сашей звать? Как это? Он что, человек, что ли?

— Угу, человек. А Иисус Христос тоже человеком был. Ты разве не знал?

— Как это?

— Ну как-как... Не знаю я как. Я ведь, как и ты, семинарию не заканчивал. Помню только, что мне бабушка рассказывала. Это ещё до войны было. Я тогда таким же пацаном, как ты, был. Понимаешь, в чём фокус... Он сначала был человеком: у него папа с мамой были, он родился и рос среди обычных людей, а вот когда подрос, вот тогда и проявилась его божественная суть. Чудеса начал людям показывать. Я долго ломал себе голову, — зачем он это делал? — сидел бы себе тихо, его бы тогда не убили, наверно, а потом понял: без этого он бы к себе людей не привлёк. Ему бы не поверили, что он не простой человек, если бы он эти чудеса не делал, понимаешь? И не пошли бы за ним.

— Угу, понимаю. А какие чудеса?

— Я точно не помню... По-моему, как-то раз одного инвалида исцелил. У него что-то с ногами не в порядке было. На костылях ходил. Тот костыли бросил и пошёл, как здоровый.

— Здорово... А мёртвых он не оживлял, не знаете?

Дядя Коля кивнул.

— Точно! Был один такой случай! Человек один умер, а он на следующий день пришёл к ним в дом и воскресил его. Родственники очень просили. Так, кажется...

— Он пообещал бабушку мою воскресить... — кивнул Серёга, отвернулся от дяди Коли, наклонился к бегущей прозрачной струйке и припал к ней горячими губами.

Дядя Коля перестал шуршать газетами и подошёл. Встал рядом с раковиной, прислонился спиной к стене, руки на груди сложил.

— Ты о чём сейчас?

Серёга ответил не сразу. Сначала напился, закрутил кран и вытер губы тыльной стороной ладони. Лишь после этого пожал плечами:

— Сказал, что бабуля моя была очень хорошим и добрым человеком и, если я соглашусь помогать ему, то он воскресит её... Нет, он как-то по-другому выразился... Не помню точно. Кажется, что подарит ей возможность прожить ещё одну жизнь. Кстати, его тоже Сашей зовут. Он сам сказал.

— А где ты с ним разговаривал? — дядя Коля смотрел недоверчиво.

— Тут, за забором, возле плит. Он какого-то пацанёнка местного послал, чтобы тот меня отыскал, а сам остался ждать за забором.

— Ты это вот сейчас серьёзно говоришь?

Дядя Коля смотрел на него так, что Серёга задницей почувствовал: если сейчас попытаться отшутиться или просто улыбнуться, то запросто можно схлопотать по шее. Дядя Коля не всегда и не ко всем добрый. Он глупых шуток не любит.

— Серьёзно. Я потому и спросил вас о Боге. Такое ведь только Бог может сделать, верно? Я, правда, думал, что настоящий Бог должен выглядеть как-то по-другому...

— Помогать? А в чём помогать? — всё с тем же недоверчивым выражением на лице спросил дядя Коля.

— Не знаю. Он не говорил. Завтра утром приведёт сюда какую-то тётку, которая согласилась оформить надо мной опекунство. Сказал, что заберёт нас с собой в Москву или в Подмосковье. Ещё не решено точно, куда именно. Там мы с ней будем жить и помогать ему. Сказал, что позже объяснит про помощь. Там что-то очень сложное. Он пытался объяснить, но я ничего не понял.

— И ты согласился?

Серёга только молча кивнул. Вот правильно, что он решил с дядей Колей об этом поговорить. Он, по крайней мере, не смеётся и серьёзно воспринимает. Пацаны подняли бы его на смех.

— Во сколько он придёт?

— Сказал, что утром.

— Покажешь мне его?

— А как? Я же на уроках сидеть буду. Они с этой тёткой, наверно, сначала к директору пойдут, а тот меня вызовет.

Дядя Коля кивнул.

— Да, наверно. Не знаешь, во сколько автобусы из города приходят?

— Самый первый в семь утра, потом, по-моему, в девять. А что? Попросить у него что-нибудь хотите?

— Не попросить, а спросить.

***

Чтобы уж завершить про дядю Колю, скажем, что ему, действительно удалось увидеться и даже поговорить с Сашей, которого он держал за Господа.

На следующий день рано утром, без четверти пять, встал он по будильнику, подбросил угля в топку, глянул на наружный термометр и в хорошем темпе занялся запуском второго котла. Ночью резко похолодало. День тоже обещал быть холодным, но не это главное. Два работающих котла по его задумке должны были дать ему запас времени. Не был он уверен, что Саша и сопровождающая его женщина, собирающаяся оформить опекунство над Сергеем, приедут автобусом. То, что он знал о Саше, и о чём не рассказал Сергею, говорило о том, что тому не особенно нужен обычный транспорт, которым пользуемся мы с вами. Он мог появиться в любой момент, так что следовало быть наготове.

На всё про всё у него ушло больше часа. Закончив возиться у печей, дядя Коля поспешил в душ. Не менее получаса скрёб себя со всех сторон, пытаясь избавиться от въевшейся в кожу рук, лица и шеи копоти, но когда вышел в предбанник и глянул на себя в запотевшее зеркало, то довольно хмыкнул. Потом оделся в чистое, заварил крепкий чай и позавтракал. В восемь утра он прогулялся к воротам интерната в первый раз.

***

Саша появился в половине десятого. Дядя Коля тут же узнал куртку из плотного драпа в косую крупную клетку с большим капюшоном, о которой вчера говорил Серёжа. Саша открыл калитку в воротах, придержал её, пропуская вперёд красивую молодую блондинку лет двадцати пяти в чёрном, осеннем пальто с небольшим портфелем в одной руке и сложенным тёмно-синим зонтиком в другой. Бросив короткий взгляд на дядю Колю, он негромко сказал ей:

— Всё, Галина Сергеевна, дальше вы сами. Я в интернат заходить не буду. Здесь вас подожду, — ещё раз взглянул на дядю Колю и добавил. — Похоже, мне здесь скучать не дадут. Если меня во дворе не будет, идите к кочегарке. Серёжа знает, где она.

Девушка на это кивнула, отвернулась от них и деловой походкой направилась к крыльцу интерната. Саша проводил её взглядом, потом повернулся к ожидающему своей очереди дяде Коле и сказал:

— Ну, давай, рассказывай. Только сначала... — Саша вынул руку из кармана и протянул к нему. — Только сначала давай-ка сюда свой складник. Ты его для разговора со мной приготовил?

Дядя Коля похолодел. Он совсем забыл про складной нож в кармане ватника. Собственно говоря, это никакое не оружие. Хлеб нарезать, банку консервов вскрыть. Ни защитных усиков у него нет, ни стопора, ни кровостока на лезвии. Обычный складной нож с деревянной рукоятью. Мгновенно вытащил его из кармана, протянул Саше и с неудовольствием отметил, что рука у него дрожит. Хрипло поздоровался и извинился:

— Здравствуй, Саша! Извини. Просто забыл про него.

Саша кивнул, покрутил нож в пальцах и протянул его назад.

— Ладно, проехали. О чём спросить хотел, Николай Савельевич?

— Ты знаешь меня?

Саша пожал плечами.

— До вчерашнего дня не знал. Ты, кстати, не болтай про то, что от Сергея услышал. И вообще, не рассказывай про него, понял? Я ему потому и предложил то, что предложил, что про него пока никто в стране не знает. И чем дольше не узнают, тем лучше. — И добавил что-то непонятное: — Ангел должен быть безликим!

— Он станет ангелом? — испугался дядя Коля.

— Посланником, ангелом, помощником... Как ни назови, — равнодушно, как показалось, ответил Саша. — Не бойся, для этого ему умирать не придётся. Наоборот, я своих ангелов берегу и не даю в обиду. Все они живые и жизнерадостные люди. Если решу, что Серёжа подходит, то возможно, он станет одним из них. Так о чём ты хотел спросить?

— О монастыре. Я тут к одной твоей знакомой цыганке обратился. Рассказал свою историю, и она посоветовала мне уйти в монастырь. Как ты считаешь?

Саша едва заметно усмехнулся.

— К Гожиньке ходил, что ли? Как она там? Года три её не видел.

— Нормально. К ней очередь — не протолкаешься! Я два дня ждал приёма. Да и то, если бы стольником не поклонился, то недели две пришлось бы ждать. Её родственники говорят, что она уже давно только по предварительной записи принимает.

Саша неожиданно рассмеялся. Долго смеялся. Даже руками на него замахал, когда ему показалось, что дядя Коля что-то добавить хочет. А дядя Коля просто стоял, смотрел на него и довольно улыбался.

Саша последний раз смешливо фыркнул себе под нос и сказал:

— Цыгане! Практичный народ и совсем без комплексов. Из воздуха деньги делают.

А на его вопрос он так ответил:

— Я мнению тётки Гожиньки доверяю. Она тётка умная и по-житейски мудрая. Сам с ней советовался, когда мальчишкой был. Тут всё зависит от тебя, Николай Савельевич. Чего ты ищешь? Ищешь покоя? Боишься, что дружки тебя найдут и снова в какую-нибудь историю втянут, иди в монастырь. Поживи там среди тех, кто ищет Бога или бежит от жизни. Ты дядька уже взрослый и неглупый. Сам понимаешь, что такое монастырь. От вина, табака, женской компании и других житейских удовольствий там придётся отказаться. Справишься с этим? Не перевесят соблазны твоё стремление к тишине и покою? Спроси себя. А Бога и Дьявола каждый в своей душе носит. И запомни: никакой монастырь не прибавляет человеку ни добра, ни зла. В сущности, что монастырь, что тюрьма — и там, и там стены и запреты. Разница только в том, что в монастыре в окружающих тебя людях добра больше. Решай сам! Я на себя такой груз не возьму. Мне и своих проблем хватает, и они никак не проще твоих. Хотя... — Он надолго замолчал, глядя в низкое небо.

— Что, хотя? — прохрипел дядя Коля, не выдержав затянувшейся паузы.

Саша опустил на него глаза и медленно сказал:

— Могу предложить тебе начать жизнь с чистого листа. Хочешь прожить остаток жизни в мире, где нет воров?

— Где это? Как это нет воров? — растерялся дядя Коля.

Саша усмехнулся.

— Это другой мир, очень похожий на наш. Только там тепло и не бывает снега. И воров там нет. Нечего там воровать. И незачем.

— Рай, что ли? — неуверенно улыбнулся дядя Коля.

— Нет, не рай. Рай ты не заслужил. Мир там другой, но люди, которые тебя там будут окружать, точно такие же люди, как и ты сам. Живут большой общиной, рожают детей, землю пашут, хлеб и кукурузу сеют. Рыбаки рыбу в море ловят, охотники зверя в лесах промышляют. Скотину пасут, свиней и гусей выращивают. Школа для ребятишек там имеется, церковь православная. Живут они там дружно и сытно, но рабочих руки им вечно не хватает. Ты что-нибудь кроме работы кочегаром умеешь?

Дядя Коля облизал пересохшие губы.

— А как же... Я ведь выпиваю... и курю...

— Там таких тоже хватает. Пьющих и курящих. И вино они там делают, и спирт коньячный гонят. Там виноградники большие имеются и фруктовые сады. И табак они там выращивают. Говорю тебе: они там ни в чём нужды не знают. Если хочешь, можешь попробовать.

— Попробовать? То есть, если мне не понравится, то можно будет вернуться?

— Можешь. Удерживать тебя там никто не станет. Только не сразу вернёшься, а когда я снова в том посёлке появлюсь. Вообще-то, я там довольно редко бываю, а кроме меня тебя никто на Землю вернуть не сможет...

Дядя Коля помолчал, усиленно соображая, но в конце всё-таки кивнул.

— Да, было бы неплохо. Что я должен делать?

— Заявление на отпуск написать и директору передать. Есть кому тебя в кочегарке подменить?

— Да, есть. Учитель физкультуры вместо меня встаёт, когда мне на день — другой отлучиться нужно...

***

Вышел Серёга из подсобкии и у первой же печи остановился. Нужно было пачку сигарет понадёжнее припрятать. Сунул её во внутренний карман пальто, а там уже что-то лежит. Достал сложенный вдвое почтовый конверт. Внутри записка и сиреневая купюра. Ничего себе! Двадцать пять рублей! Вот это да! Понюхал купюру, посмотрел на свет — настоящая! Развернул записку. Почерк незнакомый.

«Я вижу, ты совсем на мели. Это тебе на первое время. Раздай долги, если есть, ну и друзей на прощанье угости. Саша»