Просто солги

26. "Хуже всего то, что я знаю, почему она на самом деле плачет"

Она — полуживая. Не как я — испорченная внутренне — она действительно полуживая. Я с трудом смотрю ей прямо в глаза. Боюсь отвести взгляд, потому что иначе она все поймет.

Она больше не миловидная и даже уже больше не хорошенькая. Теперь ей в самый раз пугать маленьких непослушных детей.

И самый глубокий шрам у нее проходит от правого уголка губы и заканчивается где-то около уха. Как будто она вечно улыбается. Точно она теперь, как и я, будет выступать в этом гребанном цирке, но только уже со своим номером.

Она уже больше не плачет, но глаза у нее по-прежнему красные.

Но хуже всего не это. Хуже всего то, что я знаю, почему.

…

Только сейчас я начинаю понимать, насколько Ким на самом деле бездушная сволочь. Насколько ему чихать на всех, кроме его собственной шкуры. Шкуры, которую я готова содрать с него при первой же возможности.

Наживка. Он сделал из Джен наживку.

Он подумал, что она продалась ему в тот день, когда согласилась выйти за него замуж, но это не так. Ким вел нечестную игру. Игру, в которой победа заранее предназначалась ему.

И теперь они пришли за Джен и сделали из нее это. Получеловека.

— Как? — только и могу спросить я. Перевожу взгляд с Джо на Джен, безмолвно требуя объяснений. Несмотря на то, что я знаю, мне нужно услышать. Это какая-то дикая необузданная потребность.

Джо еле заметно разводит руками. Он пытается казаться невозмутимым, но на самом деле я вижу, что ему тоже страшно.

Джен судорожно вздыхает и, едва заметно, тяжело всхлипывает. Краем глаза она косится в сторону Джо, точно ища у него поддержки.

— Я спросила у Шона, он сказал, что ты живешь теперь здесь. — И когда она произносит последнее слово, ее передергивает — и без того обезображенные черты лица становятся еще ужасней. Я уже как-то успела забыть, что нормальному человеку не понять философию этого странного дома с синими окнами.

— Нет, я имею в виду не то, как ты сюда попала… Но, Джен… Как?..

Она, кажется, понимает, что я имею в виду, но просто не хочет говорить мне всю правду.

— Джо, ты позволишь?.. — Я киваю головой в сторону двери с намеком к тому, чтобы он оставил нас с Джен наедине, но делать для него намеки — как об стену горох.

— Я вам не помешаю. — Он невозмутимо шествует в сторону небольшого бара и легким движением руки выуживает оттуда бутылку насыщенного бордового коньяка. Могу даже не смотреть — чувствую по запаху.

Я не знаю, насколько ему можно доверять. Симбиоз у нас или нет, Джо такой же как Ким — может долго обводить вокруг пальца. А я больше не хочу верить, меня даже не заставишь.

— Так что… с этим? — Теперь я уже стараюсь не смотреть столь пристально — не хочу ее смущать.

Я вижу, что Джен снова хочется коснуться рукой своей изуродованной кожи, но девушка вновь сдерживается. Она еле заметно напрягает то одну, то другую мышцу на лице, точно это поможет ей как-то избавиться от засохших рубцов и корочек.

Прежде чем ответить, она набирает в легкие побольше воздуха. Я вижу, как медленно поднимается ее грудь.

— Два месяца назад, — выпаливает она, — сразу после… свадьбы. — Она говорит, что это "свадьба", хотя на самом деле это никакая не свадьба. Свадьбы не было. — Они пришли ко мне. Хотели получить какие-то бумаги. Сказали, будто бы Ким должен был мне что-то оставить… Но у меня ничего не было, Кесси! Мы с ним уже полгода не виделись! — Голос Джен срывается на крик, и глаза ее снова набухают, но на этот раз уже от невыплаканных слез.

— Кто такой Ким? — как ни в чем не бывало интересуется Джо.

Я кидаю в него парочку молний, как будто это только сумасшедший не знает Кима. Но я забыла, что это только для меня Ким когда-то был целым миром — Джо же действительно не знает.

— Знакомый, — неопределенно отвечаю я, чувствуя, что говорю немного грубее положенного. Сказывается накопившееся раздражение. Затем добавляю, уже мягче, — Это жених Джен. Они должны были пожениться два месяца назад.

Для меня это — сложно. Сложно говорить с кем-то о существующем-несуществующем Киме.

На этих словах Джен кидает в мою сторону вопросительный взгляд и слегка вздергивает бровь (я буквально слышу, как едва зажившая кожа тут же начинает трещать по швам).

— Я думала, ты знаешь, — с сомнением говорит она. — Все это было подстроено. Все — свадьба; то, что Шон должен был встретить тебя в самолете… Кесси, но никто не предугадывал такой возможности, что ты сама сдашься ИМ! — В порыве она дергает рукой в сторону Джо. — И эти бумаги… Кесси, я знаю, это глупо, но я боюсь… Я такая трусиха!.. Понимаешь, они все ищут Кима! Ты должна…

— Нет, — прерываю. У меня голос твердый, не терпящий возражений. В этот момент я уверена в своих словах, как никогда раньше. Становлюсь немного сильнее. — Нет, Джен. Никакого Кима, никаких мифических бумаг. Все. Хватит. Меня больше устраивает публичный дом и наркотики.

Она не ожидает от меня такого ответа. И этой изуродованной (изуродованной Кимом — так и хочется сказать) девушке больше нечего мне сказать.

Она просто опускает глаза.

(Где-то на заднем плане ухмыляется Джо.)

…

Я постоянно думаю о том, как же все паршиво получилось. Все меня обманывали, а я всем верила. Верила Джен — этой барби, смешно растягивающей слова и разговаривающей со мной как с умственно отсталой. Я верила Шону, Киму… Не так сильно, но верила. Я думала, что Ким все предугадал.

Он и вправду все продумал, но только не в мою пользу.

Сидя на знакомом промороженном первыми осенними ветрами карнизе, я лениво надуваю жевательную резинку, и она с треском лопается, стоит ей едва образовать какое-то странное подобие круглого пузыря. Когда жуешь — не думаешь. Я все еще могу чувствовать, но думать уже не приходится.

И все же какие-то посторонние, лживые, ложные мысли постоянно лезут мне в голову. Мысли о том, что я им всем верила и сама при этом лгала.

"Это все бред", — пытаюсь оправдать себя я. Да, действительно, бред, наваждение, галлюцинации. В общем, все, что угодно, кроме того, что есть на самом деле.

Я могу только угадывать, сколько листьев уже успело облететь с деревьев. Потому что я не вижу. Потому что закрыла глаза. И мне кажется, что так — с закрытыми глазами — даже видно гораздо лучше. Так — с закрытыми глазами — многого можно не замечать. Такой расклад меня вполне устраивает.

Джен говорит, что ей страшно, но она даже представить себе не может, насколько страшно мне. Где-то глубоко внутри меня все еще бьется это горькое чувство — боязнь за собственную жизнь. Наверное, Ким тоже боится, потому что я не верю тому, кто говорит, что не боится.

Начинается дождь. Сначала он несмело заливает мое лицо, мочит не только всю одежду — такое чувство, что опускает всю меня в серную кислоту. И одежда уже вскоре неприятно прилипает к телу. Но на самом деле дождь, он не мокрый — он сырой. Такой сырой, что и себя я начинаю чувствовать отсыревшей.

Я говорю себе, что все это временное — дождь, моя жизнь, — все это ограничено по времени. Все это когда-то имело начало и когда-нибудь должно закончиться.

Начинаю с ностальгией вспоминать то время, когда я боялась только обезумевших наркоманов. Теперь все это кажется детским садом, сущими пустяками. Теперь я боюсь дьяволицы с малиновыми волосами. А еще боюсь, что Ким вернется. (И я стану похожа на Джен.)

Под дождем жвачка надуваться уже не хочет, да и вкус она теряет быстро. Вместо мятного — сухая резина. Надеюсь, я исчезну так же быстро.

Когда Джен ушла, Джо даже ничего не сказал мне. Ни подбодрил, ни съязвил. Он просто промолчал, предпочитая думать, что я сильная, что смогу со всем справиться сама. Но, с другой стороны, он в чем-то даже прав. Хотя бы в том, что он ничего мне не должен — скорее, наоборот, это я ему должна.

Возможно, подбадривание не прилагается в комплект к симбиозу. Но я упорно пытаюсь убедить себя в том, что мне все равно.

В моей голове уже давно не звучит призрачно знакомая музыка. Ни медленно, ни быстро — она исчезла в тот момент, когда окончательно разбился на мелкие осколки мой прежний мир.

И я уже абсолютно запуталась в том, кто-кому-почему и при чем тут, черт возьми, Кесси. Это, по сути, неважно. Важно только то, что Кесси, как это ни прискорбно, нужна совершенно всем. В этих их спорах я оказалась за бортом, никому не доставшаяся, предоставленная сама себе.

Я мечтаю о том, что когда-нибудь мы исчезнем в смертельной схватке. В схватке, в которой я собственноручно убью того самого Кима, который разбил мой мир. Но этим глупым грезам не суждено сбыться. Мои мысли никогда не вырываются во внешний мир.

Усмехнувшись, представляю, как встречу Кима и гордо посмотрю ему прямо в глаза. Tкte-а-tкte. Но этому тоже не суждено сбыться. Шанс этой встречи — один к миллиону — такой же, как у этого дождя прекратиться в этот самый момент.

Мне кажется, что по закону жанра, дождь и вправду должен прекратиться. Но этого не происходит. Со мной вообще все дерьмо обычно происходит без предупреждений.

Глаза слипаются, и теперь поглощающая меня темнота не выдуманная, а вполне реальная. Хочется спать — то одному глазу, то второму; поочередно, чтобы я пятьдесят на пятьдесят оставалась в сознании. Тело дрожит (то ли от холодного осеннего дождя, то ли от того, что так хочется спать и я мысленно подмечаю, как же мне не хватает одеяла), и я зябко обхватываю себя руками, неосознанно, пытаясь согреться.

Холод чувствуется все сильнее и сильнее, а мне бы хотелось наоборот. Хотелось бы с каждой секундой терять и терять чувствительность, пока я не стану похожа на одного из тех беспозвоночных, у которого нет нервов. Но, к сожалению, я — совершенно другая крайность этого феномена; я — сплошной нервный сгусток. Просто чувствую больше чем надо.

Но я не могу понять, откуда это приходит. То, что я чувствую. Я не верю в супергероев, которые однажды придут и легким движением руки спасут этот гребанный мир. Но, возможно, среди людей еще много таких, как я. Совершенно обычных — просто со своими крайностями. Вот я могу чувствовать. Я ухмыляюсь. Моя личная супер-способность.

В сыром воздухе я мысленно расставляю шахматы для новой игры. Почему-то ненавижу белые, поэтому ставлю их для своего противника. Но потом все равно придется играть за двоих.

За моей спиной — полупустая комната: там только Жи играет, а Лея — "на работе". (Она здесь, рядом, за стенкой — просто на работе.) Я слышу, как методично и размеренно цокают в помещении часы. Закрываю глаза и пытаюсь — как раньше это делала — угадать, какой сейчас час. Пытаюсь почувствовать.

Но это занятие мне быстро надоедает, и я вновь возвращаюсь к реальности. Уши тут же закладывает бешенный ритм сошедшего с ума ливня. Только сейчас понимаю, что я насквозь промокшая. Липкая. Жалкая.

На карачках я заползаю обратно в окно.

Жи уже, наверное, привыкла к моим странностям. Хотя, может, и не привыкла, но только не показывает этого. В любом случае она знает про эти мои "часы загара" на карнизе, знает, что пропадаю где-то с Джо круглыми сутками (в основном, ночью, чтобы никто не заметил). Она знает и ничего про это не говорит. И у меня складывается впечатление, что она тоже, как все, думает, что я на самом деле сильная и сама со всем справлюсь. Думает, мне поможет моя супер-сила.

Так вот они какие на самом деле, эти супергерои. Слабые, слепые неудачники. Их проблема только в одном: они слишком много знают. Могут даже не чувствовать, а просто. Знать.

Могут знать, что сейчас, в данную секунду происходит у тебя за стеной. Я слышу легкие хрипы и по голосу догадываюсь, что это Лея. Это просто должна быть Лея. Главное, что Жи этого не слышит.

Она смотрит на меня своими расширенными точно от ужаса глазами. У нее красивые глаза. Как будто никогда не закрываются. А еще они не такие мутные, как у меня. У девочки в руках ручка и тоненький плешивый блокнотик, где она старательно выводит свои ровные буквы.

Я сажусь рядом с ней, и наши тела соприкасаются по какой-то невидимой линии пересечения. Заправляю ей за ухо выбившуюся прядь темных прямых волос. Она даже не вздрагивает от моего прикосновения и смотрит уже не на меня — куда-то сквозь меня.

— Кесси, — тихо начинает она. Как-то по-взрослому, серьезно, и я боюсь этого тона. — Почему ты плачешь по ночам?

Я не ожидаю этого вопроса и тут же теряюсь.

— Я не плачу, Жи, что за вздор? — Пытаюсь улыбнуться. Но ответ слишком поспешный. Ошибка.

— Это из-за той девушки, да? Я слышала, как Лея рассказывала остальным, что к тебе приходила девушка с изуродованным лицом. И Лея сказала, что это ты виновата. Это ведь неправда, Кесси? Ты ведь ничего не делала с этой девушкой?

Жи. Она знает меня насквозь, и я уже просто не могу ей лгать.

— Мне очень жаль, Жи. Просто так вышло.

— Но ты ведь больше не будешь плакать?

— Я постараюсь. Правда, постараюсь.

И мне кажется, что в этот раз я не лгу.