Глава 26



Эти два происшествия, свалившиеся на меня в одну ночь - и оба со смертельным риском для жизни - укрепили мою веру в моего демона. Тот, кто меня по утрам - помните? - 'Вставайте, маркиз...'. Значит, заключил я, и насчет великих дел слова его верные.

Первым моим порывом после этого утреннего напутствия было найти графиню, которую я, будучи в шоке, бросил одну в будуаре, даже не потрудившись возложить на диван. Впрочем, я надеялся, что, оправившись от обморока, она и сама догадается на него влезть.

Надо было первым делом следы предыдущего события замести, пока графиня не обнаружила их и опять не грохнулась в обморок. Так что я спозаранку - даже вороны еще спали - с присущей себе тщательностью затер, замел, забросал снегом и листьями то, что вчера ускользнуло от моего внимания. И лишь потом, верный Ратмир, я отправился на поиски суженой.

В будуаре ее не было. В спальне, разумеется, тоже. Я обошел все углы в этом доме, где она могла прикорнуть, все кровати, диваны, полати обшарил - безуспешно. Пока, выходя из себя, все более и более за нее тревожась, не вспомнил про кушетку под лестницей и не нашел ее там, закутанную в простыню.

Что привело ее на эту кушетку? Психоаналитические размышления ('Этюд о крылатой кровати'), подсознательная вина? А может, это помещение - со скошенным потолком, без окон, напоминающее полушатер, наиболее соответствовало ее настроению? Свернулась калачиком, очевидно, мерзла. Я накинул на нее одеяло, то самое, под которым впервые обнаружил себя в этом доме. Я и сам, господа, на кого угодно накинусь, если нужно ее согреть. Как трепещет она, спящая, больно глядеть. Она вздрагивала, стонала или принималась сопеть, спя. Сон ее был лишен безмятежности.

В конце концов, решил я, согласие командора получено, как она сама заявила об этом. Да и я, избежав этого ужаса, кое-какое удовлетворение вправе был требовать. Если не от него, недоступного в нетях, то от нее, тут-вот-лежащей, тем более, что согласна была вчера. Я быстро скинул с себя самое верхнее и прилег под край одеяла рядом с графиней, и поскольку кушетка была узкая, тесно прижавшись к ней. Я предвидел, что предъявит она, продрав глаза: что не время, мол, что бока болят, что не создана для любви в этом помещении. Но нет: она открыла глаза, и тихая радость разлилась по ее лицу.

Мне и сейчас то и дело звонят любопытные: мол, не откажите в подробностях. - Откажу. Это не эротический роман, а жесткая психологическая проза.

Главное: событие состоялось, а если вам нужны нюансы - аранжируйте воображением. - Поцелуи туда-сюда, ласки по всей поверхности, как посмел, как нашел, как проник. Как тряслась кушетка, изнывающая от страстной любви, как дрожали стены, как под Таганрогом поезд сошел, но ни силы небесные, ни командоровы козни уже были не властны пошатнуть шатер. Анкор, стонала она по-французски, и я, в тысячный раз в нее тычась - я сейчас лопну, но она не лопалась, но оживляла жезл, и мой верный оловянный солдат, простой, но стойкий, беззаветно бросался в пекло в 1001-й раз.

Писатель, он и в постели писатель. Графомания с графоложеством во взаимородстве. Я сейчас припоминаю, что с не меньшим вожделением поглядывал на графинину простыню, чем на самоё.

Я порой терялся в пространстве-времени, словно лунный обломок в космосе, словно Обломов, дрейфующий на своей кушетке по теченью времен.

А то наоборот, время терялось, пропадало - нет его - а один раз, на пике блаженства, я даже сознание потерял и некоторое время был негоден для этого. Я сознание потерял или потерял тело - до сих пор не могу понять, но на мгновенье я вдруг оказался во власти первостихий, слился со светом.

Я до самого вечера был не прочь подтапливать этот очаг любви, но в самом разгаре дня она вдруг обмякла, выдохнула - ой, я уже вся - и мы вернулись к действительности.

Мне хотелось бы видеть механика. Он задолжал мне дубль. Графиня позвонила, куда следует, и он явился вместе со своим подмастерьем и двумя поденщиками, едва мы завершили обед.

Спальня собой представляла печальное зрелище. Кровать превратилась в груду обломков, сломанное ложе все еще свисало с потолка, уцепившись одной цепью за уцелевший кронштейн. Прочие три были вырваны из бетонного перекрытия охуевшей механикой. Потолок, к счастью, остался цел, только штукатурка осыпалась, да дыры зияли там, где были замурованы костыли.

- Я думала, мы там будем на вершине блаженства, - всплакнула вдова.

Механик, чеша башку, начал выдумывать несуществующие причины аварии, но потом полностью признал свои промахи и вызвался все разрушенное восстановить.

Что касается кровати, то воссоздать ее в прежнем виде, да и в любом другом, оказалось немыслимым. В этом умелец согласился со мной. Но, мол, есть у него в уме проект, лелеемый всей душой: крылатая кровать, которая парит безо всякой опоры о пол или потолок, или другую твердь, и ежели вы желаете ...

Вдова, было, ухватилась за это безумие, но я в категорической форме запретил ей и думать об этом. Формально я не был, конечно, главой семьи, но надо же кому-то исполнять обязанности.

- Сколько времени потребуется, чтобы привести это помещение в надлежащий вид? - спросил я.

Механик задрал голову ввысь и, шевеля губами, подсчитал количество замесов, необходимых для оштукатуривания потолка, квадратные метры плитки, разрушенные падением металлических деталей конструкции, и пришел к выводу, что два полных рабочих дня.

- Так с утречка и начнем, - сказал он, пятясь к выходу.

Мне хотелось его догнать и избить. Но, боюсь, что потом этому механику самому механик понадобится. Потянет ли столько механиков графинин бюджет?

Остатки суток мы провели в неге и праздности. Было выпито много вина, Акустический зал ломился от фуг и прелюдий, но теперь эта музыка уже не удручала меня, а возносила ввысь.

Ах, что они вытворяли, Бахус и Бах! О музыка, о лгунья! Пятая стихия, злая волшба! Вороны, напуганные фугой, больше не залетают в наш сад.

- Ах, расскажите, я какая? - теребила меня моя бахиня. Я не лез в карман за эпитетами, они сами вертелись на языке.

Нет, мы не теряли времени эти несколько суток, пока механик готовил апартамент. Нам, словно бездомным кошкам, нравилось ютиться в самых неприспособленных для любви местах. Где мы только ни обтирали углы! Кабинет, каморка под лестницей, зеленая комната, а наипаче - Акустический зал, где мы глюкались, бахались, где накатывало с особенной остротой.

В спальне попахивало лаком после ремонта, что странным образом возобновляло к жизни призрак механика. Мы их долго выветривали - запахи, призраков, но зато командорово присутствие не ощущалось вообще. Хотя изредка вдова поминала его.

Но командор окончательно, как мне думалось, отошел в мир теней и не тревожил меня. Я бодро и безо всякого раздражения произносил его имя: Артур, или Командор. - Кто такой командор? - ухватилась графиня, когда я однажды при ней впервые обмолвился этим словом.

Я, помявшись, признался, кто.

- Ах вы ... Дон Жуан. - Она хлопнула меня веером.

- Кто такой дон Жуан? - спросил я, чтобы выяснить, нет ли в ее понятиях в этом имени негативного.

- Так. Есть про него опера.

Она порылась в виниловых залежах и выхватила одну.

- Вы полюбите. Это прекрасное удовольствие, - говорила она, ставя диск на вертушку.

Увы, это оказался Реквием. Мы его выслушали, но она так и не врубилась, про кого эта опера.

Я полюбил на это время не только вдову, но и произведения композиторов. И даже подпольная музыка (андеграунд) насыщалась гармонией, казалась музыкой сфер. Контрабас-барабас, барабан-тарабан, бас-ритм-гитары ... Ритм-группа порой идеально накладывалась на ритм-процесс.

Этот мир стал для меня раем, который искал. Мне казалось, что я счастлив вполне, не омрачали идиллии даже графинины графики, и только черные четверги наводили уныние, да пугала зависть богов.

Но она возвращалась, едва кончался четверг, едва стрелки переваливали за полночь, и пока я путался в помочах, буквально набрасывалась на меня, поскуливая от нетерпения, словно малое дитя, а не взрослая терпеливая женщина.

Вероятно, именно после этих уныний я накидывался на нее с особым рвением, что отмечалось графиней.

- Сегодня вы особенно проникновенны, - говорила она.

Как это у графинь принято, она даже в постели была со мной на вы. Приходилось отвечать тем же.

- Не хотите ли помузицировать? Давайте! - как-то сказала она. - Исполнять музыку - более глубокое ощущение, чем пассивно слушать ее. Это моя лучшая виолончель. На ней сам Ростислав Мстистропович играл.

И показала, как водить смычком по виолончели, вибрируя струну. Я попробовал - мне понравилось. Мы немного помузицировали - в две виолончели и в два смычка. Ощущение и впрямь оказалось глубоким, судя по тому, как внезапно я возбудился, парой скорых аккордов завершив эту тему, чтобы продолжить ее в постели - с другой виолой и другим смычком.

С тех пор мы частенько с ней музицировали, если дело стопорилось или не шло.


Зима и прочие событья проходили мимо меня. Всё моё время и помыслы были отданы исключительно ей. В те часы, когда приходилось быть одному, я пытался писать - чтобы что-то добавить к этому миру, а не просто жить и получать чувственные удовольствия. Я добросовестно выстраивал сюжет, плел фабулу, как того требует популярный жанр: интересно, захватывающе, остросюжетно, хитро. Кабинет, мой рабочий стол, слева - стопа белых листов, справа - исписанная, но перо не повиновалось, не удавалось сосредоточиться, мысли улетали далеко-далеко и возвращались квёлые, а листы крайне медленно и неохотно перелетали из левой стопы в правую. И я бросил перо - что толку напрасно терзать книгу, если лежит она перед тобой, словно бревно, а не страстная любящая женщина.

Вести, доходившие с воли, были двоякого рода и поступали двояким путем.

Первые, касавшиеся новейшей администрации, доставляла графиня, по-прежнему отлучавшаяся по четвергам. Новостями из Содома нас снабжала баронесса Борисова, которая что-то зачастила туда (в поисках своего маркиза, быть может) после того, как барон был застрелен партнером по робберу, обвинившем его в подлом подлоге: барон ему проиграл троих краснодеревщиков, которые оказались пьющие слесаря.

Эти оба застенка - кремлевский и содомский - находились, по моему мнению, в теснейшей связи. Дело в том, что новым градоначальником оказался не кто иной, как падишах, слухи о котором ходили все лето и активно муссировались командой Маргулиса. Я также подозреваю, что именно он, используя неизвестные пока политтехнологии и нетрадиционный пиар, поставил во главе города это таинственное лицо.

Об этом косвенно говорил тот еще факт, что один из первых указов касался пациентов больницы, объявленных вольными в их стенах. Были немедленно возобновлены потоки питания.

Сам падишах не появлялся пока на публике, общаясь с населением через пресс-секретаря, чрезвычайно интересную, говорят, женщину лет 25-и.

Мотыгинская девица - та, что для него специально воспитывали - очень падишаху понравилась. Он даже предложил в обмен на нее нефть, мотыгинские же требовали одиннадцать мест в городском самоуправлении. Падишах согласился только на четыре, остальные семь - компенсировал нефтью. Мотыгинские и тому были рады весьма, так как девка истомилась по суженому, и держать ее в тереме взаперти становилось опасно. А мотыгинские угодья по дешевке скупил падишах.

Дворянам, допущенным к пресс-секретарю, было обещано оставить их при своих кормушках, однако все помыслы о крепостном праве они должны были забыть. Они и этим были довольны, так как отчаялись надеяться на что-либо вообще.

Не знаю, нашла ли себе маркиза Борисова, но стала беременеть. В Содом, наконец, пустили воду, сообщила она, причем вода так шибко пошла, что затопила подвалы, так что один из зеленых в ней утонул по неосторожности, а еще двое скончались от сырости.

Это обернулось трагедией и для Маргулиса: он так долго мылся в бане - гениям гигиена тоже нужна - что совершенно сошел на нет. В моечном отделении обнаружили наутро в клочья исхлестанный веник, да скользкий обмылок, который никак не давался в руки. Выскальзывал, да так и улизнул в канализацию. Так что ничего и не осталось от выдающегося некогда бунтаря. Сожалею о нем.

Птицын, несмотря на мирный режим, все носился по клинике со своей трубой, грозя кому-то перешибить хребет, пока самого не перешибли засохшей соплей.

Вертера, господа, засмеяли до смерти. До этого он окончательно замкнулся в герметичных границах Германии, никого не впуская к себе.

Иванов как-то принял Наталию за Надежду, крича: 'Уберите от меня эту Дурову!'. Кавалерист-девицами до смерти загнан был.

Кашапов сделал открытие, что бог - есть, и этот бог - покойный медврач Очаков. Мысль о том, что нет бога, кроме Очакова и не будет теперь, до комы его довела.

Санитаров и врачей постепенно разобрали родные.

Сердюк погрузился в туман (дразнилку помните?). Наиболее последовательные из его последователей последовали за ним до конца. И, в общем-то, счастливы.

Беременная баронесса Борисова, врывалась к нам и, шурша шиншиллой, громко рассуждала о сексуальной революции, с которой преемники Маргулиса, Кравчук и Гребенюк, не знали, что делать далее.

Что ж, успеха этим психам.

Кстати, раз уж взялись мы о грустном. Капитан милиции Запашной убит заказным образом. Ибо по пьяному недоразумению собственный свой портрет (который для Маши предназначал) лично вручил исполнителю. Утверждают, что сам Галицкий привел в исполнение этот ноктюрн.

Графине новая администрация не понравилась. Она не уставала падишаха критиковать.

- Знаете, - говорила она, - как-то мы с покойным Артуром вопрошали оракулов относительно судеб нашей страны. Оракулы сказали намеками, что государству нужен новый поручик Ржевский в его главе. Причем поручик должен родиться в течение этого десятилетия. Один из его родителей должен быть непременно Ржевского рода. Я распространила эту идею среди дворян, и на какое-то время все мы увлеклись ею. Мы так и эдак пытались селекционировать поручика, но у нас ничего не выходило. Рождались в основном девочки, а мальчики с рождения проявляли такую тягу к музыке (чтобы со временем пополнить оркестр Галицкого), что ясно было, в поручики они не годились: тот при жизни и при всех его прочих достоинствах на ухо был туговат. Все дело, вероятно, заключалось во втором родителе. Оракул оставил этот вопрос открытым. Ах, я чувствую, маркиз, что нужный стране второй родитель - это вы. Я-то по маме Ржевская. Два сапога - пара. Пара - уже партия. Давайте пытать, может у нас поручик получится.


Загрузка...