Конструктор живых систем: Преддверие войны

Глава 8 Больница

Очнулся я в больнице, в какой — не знаю. То, что это больница, догадаться оказалось нетрудно. Специфический запах карболки и каких-то лекарств, железные койки, белые потолки и окрашенные жёлтым цветом стены. Да ещё и старая сиделка, дремлющая рядом с моей кроватью.

Шевельнувшись, я разбудил её.

— О, милок, гляжу, проснулся. Пойду, доктору скажу, если в туалет захочешь, то утка под кроватью.

Я прислушался к себе, в туалет, действительно, требовалось, но больше всего хотелось есть.

— Мне бы поесть, — произнес я и сам удивился, каким еле слышным оказался мой голос.

— А, тогда покормлю тебя и доктору доложу. Сейчас, сейчас.

Женщина подхватилась, подошла к стоящей невдалеке тумбочке и сняла с неё небольшую тарелку, как оказалось, с кашей. Взяв небольшую оловянную ложку, она стала кормить меня. Каша была овсяной и не сладкой, совсем пресной, но я очень проголодался и довольно быстро умял всю принесенную порцию. Пожар в желудке немного поугас, но не полностью.

— Ага, съел. Молодец! Я пошла к дохтуру, а ты сходи по-маленькому. Уткой — то, знаешь, как пользоваться? Не знаешь, поди, да там всё просто: вынул-сунул, убрал обратно, быстро разберёшься. Не стесняйся, я уж столько навидалась на своём веку, что и-эх, а другим больным не до того, сами такие, — и она ушла.

Собравшись с силами, я заглянул под кровать и нашёл эту самую «утку», ей оказался весьма специфический сосуд, в виде сковородки с ручкой, только ручка полая и короткая, специально для мужского органа, а сама сковородка полузакрытая, чтобы можно и в неё, и на неё, образно выражаясь. Что же, лучше так, чем терпеть до туалета, идти мне трудно, да я и не знаю, где он, ещё та мука — искать и не найти.

Приноровившись, я воспользовался её железными услугами, морщась от холодного прикосновения. Мерзко, и меня всего передёрнуло, как плохо, оказывается, оказаться беспомощным!

Сиделка вернулась довольно быстро и привела с собой моложавого доктора, лысоватого и носившего пенсне. Доктор, ни слова не говоря, взял мою руку, пощупал пульс, осмотрел всего вообще и, присев на краешек кровати, изрёк.

— Как самочувствие?

— Чувствую себя… чувствую себя я, доктор, в общем, просто чувствую, что я есть.

— Это хорошо, юноша, значит, жить будете! — в таком же тоне ответил доктор. Что же, пока вам нужны только покой и еда, ну, и укрепляющие лекарства. Главное, что состояние улучшается, пошли вторые сутки, как вы в себя пришли. Организм у вас крепкий и молодой, а также весьма хороша техника и сила дара. Правда, он ещё не скоро к вам вернётся, перенапряглись сильно, но вернётся. Главное, что остались живы. Лечение я вам назначу, оно простое, приходить к вам буду раз в сутки, по утрам, сиделка назначена, вставать можно, как почувствуете силы и необходимость в этом сами. Вроде, всё сказал.

— Доктор! — остановил я его. — Я разве без сознания вторые сутки здесь лежу?

— Да, именно так.

— Ничего себе! — тихо пробормотал я, — и меня никто не ищет?

— Не знаю, моё дело — лечить. Вы поступили к нам в больницу с ещё двумя пассажирами дирижабля. А вот второму воздушному судну так не повезло, как вашему: он взорвался в воздухе, погибло много людей: экипаж полностью и почти все пассажиры, выжили немногие. Это пока всё, что я знаю. А вы переутомились, вас привезли в числе последних, после большой суматохи.

— А где я вообще?

— Вы в Выборге. Всех тяжелораненых повезли в Павлоград, и дирижабль тот, что взорвался, упал почти на окраине города, а ваш аварийно приземлился недалеко от Выборга. Так что, вам повезло, даже с палатой, тут всего четверо лежат.

— Я понял, доктор, не могли бы вы распорядиться, чтобы принесли мне побольше еды, лучше мяса и шоколада? Я заплачу, у меня есть деньги, кошелек в костюме.

— Вам нельзя, вы переутомились и перепугались.

— Мне нужно, а переутомился я потому, что задействовал свой дар, иначе наш дирижабль тоже мог рухнуть вниз и взорваться.

— Ааа, так вот в чём дело⁈ Я распоряжусь, вас накормят, а деньгами расплатитесь, когда встанете на ноги и сможете самостоятельно добраться до продуктовой лавки, она тут недалеко, сразу за воротами больницы. Отдыхайте, всё будет, — и доктор, одобрительно кивнув, ушёл.

Едой, действительно, меня обеспечили в гораздо большем количестве, и принесла её та самая старая сиделка. На этот раз передо мной оказалась та же овсяная каша, только к ней прилагалась густая мясная подлива с мелкими кусочками мяса, а также три больших ломтя чёрного ржаного хлеба. Жаль, что я очнулся после обеда и поэтому у меня случился полдник, а не обед. Эта еда значительно уменьшила муки голода, и я заснул.

На ужин я получил ровно то же самое, плюс ломтик отварной рыбы и большой стакан густого сладкого кваса. Замечательно, лучшей еды я и не ел. Да и много ли надо вкусного? Сейчас мне не хватает пищи простой и калорийной, чтобы быстро восстановить силы. После ужина я настолько окреп, что смог самостоятельно встать и сходить в туалет, и дальше уже передвигался полностью самостоятельно.

В палате нас действительно оказалось четверо, остальные больные попали сюда не вместе со мной, а совершенно в разное время и по разнообразным причинам. Все они оказались лежачими, и потому на следующий день меня перевели в другую палату, где находились уже выздоравливающие, там меня, собственно, и нашли, но только на пятый день, когда дело уже близилось к выписке.

А нашёл меня уголовный сыск, в лице Кошко.

— А далеко ты от Павлограда очутился, оказывается? — встретил он меня первыми же словами, как только увидел. Причём, заметил он меня первым, что неудивительно, зная, кто он есть. — Я же обыскался тебя везде, думал: всё, улетел куда-то навсегда.

— Никуда я не улетел, приземлился просто не там, где хотел, — хмуро ответил я, одеваясь в принесённый мне костюм и проверяя наличие денег и документов. Всё оказалось на месте.

— Об этом я уже в курсе. Я так и сказал поручику: «Не верю, что Дегтярёв не окажется в том самом месте и в тот самый час, когда случится покушение или катастрофа».

— С чего вы это взяли? — хмуро спросил я, всовывая руки в рукава пальто и готовясь идти на выход.

— Документы забрал по выписке? — не стал отвечать на мой вопрос Кошко.

— Да.

— Тогда идём, по дороге поговорим.

— А что со вторым дирижаблем?

— С ним всё плохо. Там не оказалось подобного юноши, и он, взорвавшись, сгорел. Вначале все думали, что это авария, несчастный случай, но после того, как привезли пойманных террористов с твоего дирижабля, всё стало предельно ясно. Ну, а дальше завертелись колёсики. Колёсики, штативы и катки административного аппарата империи. Тебя бы и не искали вообще, но твой друг Биттенбиндер всполошился и начал везде бегать и поднимать шум. Ладно, ты не пришёл в воскресенье, но когда ты не появился в понедельник на занятиях, а потом не оказалось тебя и во вторник, то тут уже и руководство академии призадумалось. Параллельно началось расследование катастрофы с дирижаблем и чудесное спасение второго судна. Начали разбираться и поняли, кого мы обнаружим. Вот только найти тебя оказалось нелегко. Сначала опросили пассажиров. Вроде бы тебя начала выхаживать какая-то девушка, упросила повезти в одну больницу, там её отправили обратно, а тебя перевезли в другую. Пока разобрались, пока выяснили, что да как, тебя и выписали. Много событий произошло, а я, как нашёл тебя, решил сам приехать, чтобы всё узнать из первых уст, для дела это очень важно.

— На чём мы поедем до Павлограда, Дмитрий Анатольевич? — вежливо перебил я его.

— Сейчас на извозчике, а дальше на вокзале сядем на поезд. По пути ты мне всё и расскажешь.

— И другие всё слушать будут?

— Не будут, мы станем говорить тихо, и в помещениях, где отсутствуют посторонние.

— Как скажете, — вздохнул я, — мне скрывать нечего, да и секретного тоже ничего нет.

— Может, тебе стоит даже не рассказать, а показать?

— Сейчас это невозможно, я перенапрягся, все силы дара ушли, я сейчас пуст, как кувшин в пустыне. Сказали, что только недели через две дар начнет понемногу восстанавливаться.

— Да? Плохо, значит, работаем по старинке, рассказывай, как всё произошло?

— Как? Да, как обычно.

Пока мы шли и ехали до Павлограда я всё, собственно, и рассказал внимательно слушающему меня Кошко.

— Так, так, так, очень интересно. Спасибо тебе за то, что спас людей, думаю, что без награды не останешься. Третий раз спасаешь — это, однозначно, медаль.

— Я не о медали думал, а о жизни своей, себя ведь в первую очередь спасал, а потом уже и других.

— Это само собой, но ведь немногие умеют других спасать, а у тебя это становится хорошей традицией, так что, не отпирайся. Награду ты и в самом деле заслужил, тут все со мной согласятся, правда, нескоро ещё получишь, но всё же.

— Я буду только рад.

— Ладно, всё, что я хотел, от тебя узнал, до академии доберёшься самостоятельно, расскажешь, что находился во втором дирижабле и неудачно опустился, вон, у тебя и синяк под глазом имеется, и нос разбит, до сих пор толком не зажил, так что, все поверят. А мне уже пора.

— Подождите! — невольно остановил я Кошко, внезапно вспомнив то, что я узнать хотел, но не смог.

— Да, слушаю вас, господин Дегтярёв? — немного удивлённо спросил Кошко.

— Не могли бы вы узнать, — замялся я, — фамилию и адрес одной пассажирки, девушки, что помогла мне, она вытерла кровь с моего лица, когда я держал сферу.

— Ммм, девушки, которая вытерла тебе кровь? Когда, в дирижабле?

— Да, я ударился о кресло, а она мне помогла, когда все стали спасаться.

— Ясно, а ты о ней ничего не знаешь?

— Её зовут Елизавета, она летела в дирижабле вместе с матушкой и папашей своим.

— Вот как⁈ Найдём, это нетрудно. А почему матушкой и папашей?

— По-разному они себя вели.

— Угу, бывает. Что ж, это я могу тебе обещать, найду и фамилию девицы, и адрес, по которому она проживает. Сообщу по возможности, как раз, когда твой дар восстановится, тогда и найдёшь её.

— Спасибо!

— Пока не за что, ладно, мне пора, да и тебе уже тоже, — и, крепко пожав мне руку, Кошко ушёл, а я вышел из здания железнодорожного вокзала и направился ловить извозчика. Не хотелось светить фингалом в общественном транспорте, лучше уж потратиться на извозчика, да доехать спокойно, без насмешливых или сочувствующих глаз посторонних пассажиров трамвая.

Доехав до общежития по времени уже после обеда, я вошёл в холл и почти сразу же повстречал коменданта.

— О, смотри-ка! Дегтярёв, собственной персоной, а где пропадал? Тебя уже вся академия обыскалась!

— В больнице лежал, в дирижабле падал.

— Ничего себе, а теперь поподробнее!

— Не хочу рассказывать, устал, да и плохо мне ещё, дозвольте в комнату пройти.

— Пошли, доведу тебя, болезный, до неё, как раз другу своему станешь рассказывать, да и меня заодно просветишь, как всё оказалось и почему. Уж больно любопытный ты парень, как я погляжу, всё время с тобою что-то происходит, впору тебе прозвище какое-нибудь придумать характерное.

— Не надо мне никакого прозвища придумывать, у меня имя и фамилия есть, и личное дворянство я уже выслужил.

— Да кто же спорит в этом с тобою? Ты молодец, но и из песни слов не выкинуть, много с тобою всего случается, поэтому я и сказал, не стоит на меня обижаться, я на твоей стороне.

— Да я не обижаюсь, просто мне сейчас и так плохо, не до прозвищ.

— Это ясно, извини меня, старика, не подумал.

— Ладно, идёмте, всё равно узнаете от третьих лиц, так что, лучше от меня, — сдался я.

Дверь в комнату нам открыл оказавшийся на месте Пётр, и тут же обалдело уставился на меня.

— Живой⁈ Фёдор, ты где был?

— В больнице, не видишь, что ли, по роже?

— Вижу, опять???

— А чего удивляться? — хмуро сказал я, подойдя к зеркалу и уставившись на своё отражение в нём. Следом за мной вошёл и комендант, покачивая удивленно головой.

— Сейчас всё расскажу, — отвернулся я от зеркала.

— Когда мы с тобой расстались в магазине, я пошёл прогуляться, сначала решил, что в кафе зайду, потом передумал и поехал на Марсово поле, чтобы полетать на дирижабле, и вот такая выдалась экскурсия. Какое-то наваждение прямо.

Дальше я кратко пересказал, как проходил полёт и приземление, но без лишних подробностей, опустив все те дела, которые произошли в дирижабле на самом деле, обозначив, что только помог стюардам скрутить террористов, и на этом всё. А в больницу попал, потому что здорово приложился лицом в драке и получил по голове.

— И как ты сейчас? — осторожно переспросил Пётр.

— Ничего, жить буду, но вот фингал получился некрасивый, засмеют меня в группе.

— Не засмеют, скажешь, что подрался, да и всё.

— А в деканате что я скажу? — обратился я на этот раз к коменданту.

— В больницу попал после драки, что ещё сказать? — ответил комендант. — Глядя на тебя, нет смысла не доверять. Тем более, первый курс, тут некоторые иногда такие вещи вытворяют, жуть просто. В канцелярии деканата все привычные, главное, чтобы сессию сдал и «хвостов» по зачётам предварительным не имел, а остальное никого не касается. В империи личная жизнь — это святое.

— Хорошо, так и сделаю.

— Ладно, завтра на занятия, а сейчас отдыхай, — сказал комендант и вышел из комнаты, а я продолжил разговор, только теперь рассказав всё в подробностях лично Петру, у которого по мере моего повествования глаза раскрывались от удивления всё шире и шире.

— Ну, ты даёшь! Как же так, тебя нельзя одного оставлять вообще, обязательно во что-то встрянешь! Федя, ты сплошное приключение!

— Согласен, что я могу поделать, вот так, со мной не соскучишься.

— Это точно. А скажи, ты с девушкой там даже успел познакомиться?

— Да.

— А как зовут?

— Зовут Елизавета, больше ничего о ней не знаю, где искать — тоже, да и вообще, пока мне не до неё.

— Симпатичная?

— Да, но на Женевьеву не похожа, проще намного: и по воспитанию, и по положению, кажется, она из мещан.

— А, тогда ты для неё выгодная партия, а после всего случившегося, и вовсе, весьма заманчивая партия.

— Не знаю, — поморщился я, — может, она так испугалась, что уже забыла про меня. Мало мы с ней виделись — полчаса рядом посидели в одном салоне, да пару раз посмотрели друг на друга, и всё. Папаша у неё противный и жадный, да и трусом оказался, каких мало, а девушка — не в него, кстати, она хоть и испугалась, но мне помогла, хотя сфера, в которой я бомбу держал, прямо рядом с ней висела. Если бы я немного отпустил её, всё, привет, — разорвало обоих в клочья.

— Иногда достаточно малого для любви с первого взгляда, — риторически заметил Пётр.

— Не случилось у нас никакой любви с первого взгляда. Понравилась она мне, это да, а любовь с первого взгляда у меня с Женевьевой, но я ей не ровня, и, наверное, лучше синица в рукаве, чем журавль в небе, хоть это и лицемерно очень. Вот поэтому я и поехал на Марсово поле, ты же познакомился и ходил довольным, а мне подруга твоей новой знакомой не понравилась.

— А это потому, что тебя вечно тянет на красивых и гордых, а Герда спокойная, да, не красавица, но и не дурнушка, отец у неё адвокатом работает в банке, так что, весьма неплохая партия для тебя бы оказалась.

— Ясно, а та девушка, с которой ты познакомился? — решил я попытать Петра.

— Ядвига? Пока не знаю, нечего говорить, время покажет.

— Как знаешь, у меня вот с Женевьевой вряд ли что получится.

— По-всякому бывает, а вообще, ты прав. Ты можешь расти над собой всю жизнь, пытаясь дорасти до её статуса и положения, и достатка тоже, а когда цель окажется близка, она выйдет замуж, и ты навсегда распростишься со своей мечтой, если она не растает ещё раньше. Девушек не любят держать в девичестве, как можно скорее выдавая замуж.

— И то правда, за это я и переживаю, но ничего не поделать не могу.

— Ну и ладно, главное, что ты оказался жив, а остальное всё приложится. Рад, что так всё удачно сложилось для тебя.

— А уж как я рад, что так случилось. Признаюсь тебе честно, Пётр, я уже прощался с жизнью, когда всё случилось, но в последний момент решился и держался, пока не потерял сознание, но всё равно считаю, что мне повезло и знаешь, что мне сейчас пришло в голову?

— Нет, конечно, даже не догадываюсь.

— Мне пришла в голову мысль, что мы должны создать с тобой нелетальное оружие, с помощью которого можно легко разоружать террористов и сдавать их на руки правосудию, а кроме того, останавливать их вовремя, перед совершением терактов, чтобы они просто не успевали сделать то, что задумали.

— Интересная мысль, но как это реализовать?

— Я придумаю, есть у меня одна идея, нужно пока задавать побольше вопросов нашему физику и работать чаще в лаборатории. В общем, разберусь. Желание есть, мозги есть, знания добудем, а дальше — дело техники, да и попытаюсь об этом узнать у всех, кого можно.

— Я тоже, — кивнул Пётр, — должно получиться, очень интересная идея.

— Да, друг, это оказалось бы славно! А теперь рассказывай, что я пропустил в академии, и что случилось, пока я отсутствовал?

— Пропустил ты совсем немного, две практические работы да лекции, ну и ещё по мелочи. И да, совсем забыл, о тебе Марфа вновь спрашивала.

— Марфа?

— Да, она явно подослана Женевьевой, той неуместно подойти самой, да и кривотолки пойдут, а Марфе всё равно, она такая проныра, везде залезет, куда захочет, её уже знают не только на нашем курсе, но и на других факультетах первокурсников, даже на старших курсах.

— Купчиха, что с неё взять⁈

— Да, купчиха она знатная, но я бы не хотел такую жену иметь.

— Да тебя, Пётр, никто и не заставляет на ней жениться, я бы и сам не хотел, больно хлопотно её на место ставить.

— Ага, что есть, то есть.

— Так что ты ей сказал, насчёт меня?

— А что я ей скажу? Сказал, что не знаю, куда ты пропал, и насколько, да по мне и видно, наверное, что я не в курсе.

— Понял. Ну, что же, завтра моё прибытие станет для всех приятным сюрпризом.

— Посмотрим. Рад, что ты опять выпутался из неприятностей, но твоя способность уже откровенно пугает.

— Думаю, что это всё временно.

— Хотелось бы на это надеяться.

— Ладно, Петя, давай заниматься, а то мне завтра много разных предметов сдавать придётся.

— Хорошо. Значит, смотри сюда, вот тебе лекции, что пропустил, а вот занятия, которые тебе нужно отработать.

Просидев с Петром за учёбой весь вечер, я залёг спать, наслаждаясь тем, что сплю в своей кровати, а не в больнице, и что опять смог переломить ситуацию в свою пользу, ну а что ждёт завтра? Вот и посмотрим, и с этой мыслью я и уснул.