Конструктор живых систем: Преддверие войны

Глава 7 Дирижабль

Купив билеты, мы попали в один дирижабль с этим семейством, и если я на борту летательного аппарата оказался во второй раз, то семейство — в первый, со всеми вытекающими последствиями. Пока все они охали и ахали, я поспешил разместиться у окна, наблюдая за обычной предполётной суетой новых пассажиров.

Вышел стюард и, как и в прошлый раз, начал рассказывать правила полёта, все внимательно его выслушали и стали рассаживаться. Я же наблюдал, какие места займут незнакомая барышня и её родители. Им досталось одно место у иллюминатора, как самое дорогое, и два между иллюминаторами. Я даже не сомневался, кто из них какое место займёт, и не ошибся.

У иллюминатора уселся папаня, позади него, с возможностью заглядывать краешком глаза в окошко, уселась его жена, а дочери досталось место, откуда можно было смотреть в иллюминатор, лишь привстав, и то, краем глаза. Судя по выражению лица девушки, я понял, что она не сильно расстроилась, потому как рада хотя бы возможности совершить экскурсию на дирижабле. Да уж, не балуют барышню родители, держат в строгости, и вообще.

Я невольно засмотрелся на неё. Девушка почувствовала мой взгляд и посмотрела на меня, буквально тут же отведя глаза, а меня словно током ударило. Подскочив со своего места, пока дирижабль не взлетел, я направился прямо к ней, благо нужно было сделать буквально пару шагов, но обратился не к ней, а к её отцу.

— Милостивый государь! Прошу вашего позволения предложить вашей прекрасной дочери своё место, дабы она могла насладиться видами из иллюминатора. Я уже не раз пребывал на воздушной экскурсии и поэтому решил, с вашего позволения, предоставить такую возможность вашей дочери.

Мужчина удивлённо повернулся ко мне, оглядел с головы до ног, потом глянул на дочь, и я понял, что он колеблется. Скорее всего, в нём боролись жадность с удивлением. С одной стороны, предложение оказалось для него неожиданным, с другой — чем не случай получить преференции с незнакомого человека в свою сторону. Пусть даже они достанутся не ему лично, а его дочери, тоже ведь неплохо, а ещё мой вид ясно говорил, что я не бедный человек, и не самый простой.

Супруга отца семейства в это время изучала меня не менее внимательно, чем её муж, и смекнула гораздо быстрее, чем он.

— Дорогой, Елизавете будет удобно смотреть в окно, а молодой человек очень благородный, чтобы сделать барышне неожиданную, но такую приятную уступку.

При слове благородный глаза отца семейства вспыхнули, и он понял то, что вкладывала в это слово его супруга, и совсем не иносказательно.

— Что же, это весьма вежливо с вашей стороны, сударь. Моя дочь уже на выданье, и ей не помешает насладиться пейзажами, возможность посмотреть на которые вы ей так любезно предоставите своей уступкой.

— Очень рад, что могу вам помочь. Я учусь в инженерно-духовной академии и поэтому буду рад, если смогу ещё раз увидеть вашу дочь.

— Ммм, вот как? Что же, по окончании поездки я решу, сможет ли моя дочь вновь увидеться с вами.

— Буду надеяться на это, — сказал я очень вежливо и отправился к своему новому месту, немного разозлённый поведением отца семейства.

Не успел я опуститься в кресло, как стюард подал команду, продублировав её от капитана воздушного судна, и дирижабль начал медленно набирать высоту. Экскурсия проходила, как и в прошлый раз, только от иллюминатора я находился далеко. Пришлось смотреть в противоположный, но там проплывали сначала стены домов, окружающих Марсово поле, а после лишь облака да редкие птицы.

Девушка, слышавшая весь наш разговор с её отцом, сначала покраснела, как маков цвет, затем, опустив глаза долу, молча пересела на моё место по знаку отца, а сейчас, залившись румянцем, восторженно смотрела в иллюминатор. Я хорошо мог рассмотреть со своего места её тонкую лебединую шею и узел затейливо завязанных волос, выглядывающих из-под шляпки.

Один раз она выбрала момент и, оглянувшись на меня, робко улыбнулась. Тут же, испугавшись своего порыва, отвернулась обратно к иллюминатору. Я вздохнул и начал рассматривать внутреннее убранство дирижабля, поневоле обращая внимание на других пассажиров.

Все занимались одним и тем же: смотрели в иллюминаторы или пытались в них взглянуть, если им не повезло, как и мне, и только лишь один молодой человек так не делал. Он, по необъяснимым мне причинам, отчего-то нервничал, я сначала думал, что просто из-за того, что мы летим, но затем решил, что дело, скорее всего, не в этом.

Какой-то очень подозрительный молодой человек, и кого-то он мне немного напоминал, но вот кого? И тут я вспомнил покушение на Великого князя, тот террорист весьма смахивал на этого нервного юношу, не по внешности, а по образу и поведению. Я напрягся, стараясь не выдавать своего беспокойства.

Между тем дирижабль спокойно бороздил воздушные просторы, совершая свой обычный маршрут. Два стюарда спокойно обслуживали пассажиров, поднося к желающим то, что они просили. Кто-то хотел посмотреть в бинокль, кто-то пропустить рюмку коньяка или винца с небольшой закуской, вроде дольки лимона, посыпанной молотым кофе, или крохотного бутербродика с красной или чёрной икрой. А кто-то просто хотел к себе внимания штатного экскурсовода, задавая подчас глупые или нелепые вопросы.

Я вновь оглядел внутренне убранство, обшитое изнутри деревом дорогим пород, что находилось за ним я не знал. Сама гондола, если смотреть на неё снаружи, казалась цельнометаллической, или похожей на металл, её могли модифицировать люди с даром, чтобы сделать прочнее, но не факт.

Над гондолой, собственно, нависал воздушный шар, наполняемый водородом или гелием. Не знаю, чем он оказался наполнен сейчас, но и неважно это. Конечно, конструкция дирижабля отличалась от воздушного шара, но мне удобно называть его именно так.

Помимо вытянутой веретенообразной оболочки по бокам дирижабля находились прикреплённые к нему снизу мотогондолы, в которых располагались его двигатели. Это сделали для того, чтобы освободить больше места для пассажиров, ну и для удобства управления. В итоге в самой пассажирской гондоле осталась рубка управления и пассажирский отсек.

В рубке управления, соответственно, находилась команда, в неизвестном для меня количестве человек, а сам порядок поддерживался исключительно силами двух стюардов, ещё был третий, но он постоянно находился в рубке управления и лишь изредка выходил к пассажирам. Я не заметил, обыскивали ли всех входящих, но при желании можно протащить на борт и бомбу, хотя это верное самоубийство, но что в голове у этих анархистов, я не знал.

А что стану делать я, в случае чего? А вот тут нужно поразмыслить, и я стал лихорадочно обдумывать свои действия на случай того, что анархист, или кто он там такой, вдруг вынет из кармана своего пальто револьвер или бомбу. Если револьвер, то я имею шанс успеть его выбить у него из рук потоком воздуха, а если окажется бомба, то это, наоборот, только ухудшит ситуацию. И что тогда делать?

И вот тут я не знал, что делать вообще. Интересно, знают ли, как поступать, оба стюарда? Оружия я у них не заметил. И я ещё раз окинул взглядом стюардов, а потом и всё помещение, остановившись взглядом на семействе понравившейся мне девушки.

Её отец самозабвенно пялился в иллюминатор, то и дело громко и восторженно комментируя всё происходящее за ним, его жена смотрела туда же, через его плечо, жарко шепча ему что-то на ухо, не обращая при этом никакого внимания на свою дочь.

Девушка тоже увлечённо смотрела в иллюминатор, но то и дело украдкой оборачивалась ко мне. Что же, значит, я потратил деньги не зря, теперь нужно убедить папашку, что я хорошая партия для его дочери, и можно встречаться, конечно, насколько это позволят. Да я и сам не знал, стоит ли встречаться с этой барышней, или нет, в любом случае, получу опыт знакомства.

В это время отец семейства вскричал.

— Ага, поворачиваем на императорский дворец! Вооон он, совсем недалеко, только рукой подать.

— Вы ошибаетесь, — прервал его один из стюардов, — до императорского дворца ещё десять километров, и мы сегодня мимо него не идём. Поступил персональный запрет на передвижение над ним и другими государственными учреждениями, а также домами императорской фамилии и министров империи.

Я краем глаза следил за неизвестным молодым человеком и поэтому увидел, как он встрепенулся, услышав про императорский дворец, а затем чуть ли не вскочил, узнав, что полёта над ним не намечается.

Поколебавшись, он, всё же, вскочил и, обратившись непосредственно к стюарду, сказал.

— Это безобразие! Я оплачивал поездку только ради того, чтобы увидеть дворец императора.

— Не волнуйтесь так, молодой человек, вы прекрасно можете рассмотреть императорский дворец, с воздуха десяток — другой километров не имеют никакого значения.

— Но я требую! Я оплатил билет, в котором чётко обозначен маршрут, и требую его исполнения!

— Ваши требования понятны, но капитан воздушного судна получил указания не следовать данным маршрутом. Сожалею, но вам придётся смириться с данным фактом, у нас есть приказ.

— А где капитан, я хочу с ним поговорить? — никак не хотел успокаиваться тот.

— Капитан в рубке управления, но вам туда нельзя.

— Тогда пусть выйдет ко мне, я хочу с ним поговорить.

— Это невозможно. Капитан не станет разговаривать с вами, так как это не входит в его прерогативу. С вами может общаться старший стюард, таковы правила, закреплённые в нашей империи законодательно. Лишь только в исключительных случаях, когда корабль подвергается каким-то нетривиальным случаям, капитан может выйти из рубки и попросить помощи у пассажиров, или наоборот, оказать им помощь.

— Мне нужна помощь, пусть окажет её.

— Сударь, прекратите скандалить, иначе к вам придётся применить силу.

— Хорошо, — внезапно успокоился нарушитель спокойствия, на которого уже стали невольно поглядывать все пассажиры, — зовите старшего стюарда.

Стюард кивнул и пошёл в направлении двери в рубку. Остановившись возле неё, он сначала кратко постучал, а потом нажал на кнопку электрического звонка, которую я со своего места и не заметил. Дверь тут же распахнулась, явив за собою фигуру старшего стюарда. Они переговорили, после чего, отступив, младший стюард стал выпускать в пассажирский отсек старшего, на какое-то мгновение за ним стало видно внутреннее убранство рубки управление, и в этот момент события понеслись вскачь.

Неизвестный молодой человек быстро сунул руку в карман и вынул из него очень небольшой дамский револьвер. Оба стюарда: и старший, и младший мгновенно среагировали и бросились на него, тут же свалив на пол, и выбив из его руки оружие.

Дверь в рубку оказалась открыта и фактически брошена. Сквозь неё отлично просматривалось всё внутреннее помещение, и вот туда-то резко и прыгнула, неожиданно для всех, женщина, что сидела позади возмутителя спокойствия. Зажав в руках бомбу, которую она быстро достала из своей сумочки, пользуясь всеобщей суматохой, она ринулась в свободный проём двери, ведущий в рубку.

Этого не ожидал никто, в том числе и я.

«Сумасшедшие!» — промелькнула у меня мысль, и я отчётливо понял, что произойдёт дальше. Общее устройство дирижаблей мы разбирали на одной из вводных лекций, я и ясно представил себе дальнейшее развитие событий.

Дамочка бальзаковского возраста, которая решила распрощаться со своей никчёмной жизнью, сейчас проникнет в рубку управления и подорвёт там бомбу. Какой бы силы не оказался взрыв, он разрушит рули управления, разгерметизируется корпус, отчего дирижабль рухнет вниз. Дальше шли варианты: он либо взорвётся в воздухе, либо взорвётся уже на земле, неся огромные разрушения и гибель всему живому в радиусе ста пятидесяти метров. О судьбе экипажа и пассажиров лучше и вовсе не задумываться.

Наши изуродованные силой взрыва и удара, частично обожжённые останки будут только вызывать приступ тошноты у непривычных и чувство сожаления у тех, кому придётся разбирать нас из-под завалов. Оба варианта меня не устраивали. Я бы даже добавил, что категорически не устраивали, но это всё понимание пришло гораздо позже, а сейчас я лихорадочно начал действовать.

Время скрутилось в огромную пружину, сжалось и, не медля ни мгновения, стало стремительно распрямляться обратно. Вскочив со своего места, я поднял руки и активизировал свой дар.

Стремительный поток силы от сердца к голове, а оттуда к рукам длился меньше, чем удар сердца. Кончики пальцев набухли, отдавая энергию окружающему меня пространству, подчиняясь моей воле, поток воздуха, на ходу формируясь, ударил женщине в спину и опрокинул её, подбив ноги.

Она на мгновение зависла в воздухе, прежде чем свалиться на пол, и в это время перенаправленный мною поток выхватил из ослабевших рук бомбу и швырнул её прямо мне. Удар железного шара в правую ладонь оказался ощутимым и отбил мне палец.

— Иллюминатор, откройте любой иллюминатор! Выкинуть, мне надо выкинуть её! — заорал я на весь салон, держа в руках бомбу, не успевшую потерять свой предохранитель.

Но, услышав меня, анархист кинулся на помощь своей коллеге-женщине, пытаясь выпутаться из цепких объятий стюардов. Перед моими глазами проносились события, как кадры в кино: удар в лицо, ещё, растерянные лица пассажиров, выбегающий из рубки капитан, достающий револьвер, и выскакивающая из кармана анархиста другая бомба.

— Клац, клац, клац, — покатилась бомба по отмытому до блеска деревянному полу.

— Щёлк, — щёлкнуло освобожденное усилием пальцев фаната-анархиста предохранительное кольцо.

— Бух! — бухнуло моё сердце,

— Бух, — ответил дар, поняв всё в тот же миг.

В голове возникла картина закрытого сосуда.

— Бух, — ударило второй раз сердце, и тут же граната принялась раскрываться наружу, выпуская из себя раскалённые газы, вперемешку с острыми металлическими осколками.

— Ааа! — сила дара вышла из меня, капсулируя разрывающуюся от взрыва гранату в некую закрытую наглухо сферу. Вся моя жизненная сила, смешавшись с силой дара, заключила энергию взрыва в эту сферу и остановила взрыв. Я, застыв, напрягаясь изо всех сил, удерживал рвущуюся наружу силу взрыва.

Напротив меня, возле иллюминатора, висело небольшое зеркало, востребованное для самолюбования дам-пассажирок, и я навсегда запомнил своё лицо. Вздувшиеся от невероятного перенапряжения крупные вены на лбу, искажённые мукой ярости черты, и транслируемая решимость выдержать всё до конца.

Сердце снова бухнуло, обозначив начало, и замерло.

— Ааа! Бомба! Бомба! Бомба!

— Капитан, нас взорвали! Каааапииитан!!!

— Заткнитесь! Генрих, прижать бабу! И, — капитан шагнул вперёд и с размаху опустил рукоять револьвера на голову анархиста, надолго его успокоив.

— Механик, вниз! Экстренный спуск! Экстренный! — орал капитан.

Сжимая изо всех сил вторую бомбу в руках, я краем глаза заметил, как обмяк анархист, как верещала прижатая к полу сумасшедшая террористка, но всё это я воспринимал отстранённо, как будто происходящее не со мной. Дирижабль по-прежнему летел вперёд, а не опускался вниз, а значит, моя судьба, как и судьба всех пассажиров, целиком находится в моих руках.

Время сжалось в одну бесконечную секунду, которая рвала и рвала меня на части. Я точно знал, что смогу выдержать энергию взрыва ещё минуту, может полторы, а потом всё.

Пассажиры повыскакивали со своих мест, но их тут же стали усаживать обратно. Кажется, вскочила и теперь уже знакомая мне девушка и попыталась подойти ко мне, с явным намерением помочь, но её отправили обратно.

— Вниз! Экстренное приземление!

Наконец, механик понял требование и запустил процесс опускания с небес на землю. Дирижабль резко клюнул носом, отчего все покатились на пол, я тоже пошатнулся и, не удержав равновесия, упал сначала на колени, а потом здорово приложился лицом о подвернувшееся мне кресло. Лицо залила кровь из разбитого носа. В голове потемнело, но я продолжал держать сферу, уцепившись за кресло.

Не знаю, понимал ли ещё кто-то, кроме капитана и пары пассажиров, что я сейчас делаю, но я не думал о том. Дирижабль начал снижаться, стараясь делать это не резко, чтобы не потерять равновесие и не уткнуться носом, с соответствующими последствиями, иначе может получиться аналогичная катастрофа.

Команда уже пришла в себя. Два стюарда удерживали пленников, а капитан, с револьвером наперевес, успокаивал пассажиров: кого-то словом, а кого-то и пинком, не давая им раскачать дирижабль.

— Всем занять свои места! Занять свои места!

Через минуту дирижабль опустился прямо на поверхность, выбрав какой-то участок, свободный от леса и домов.

— Всем наружу, всем бежать.

Дверь быстро распахнулась, открытая одним из стюардов, другой в это время открыл аварийный иллюминатор, и все ринулись к выходу.

— Дети и дамы вперёд! — кричал, надрываясь, капитан, но его плохо слушали подвергнутые панике люди.

Отец знакомого семейства, обезумев от страха, кинулся к выходу в числе первых, стремясь покинуть дирижабль, как можно скорее. Пугающая картина начавшегося взрыва, что переливалась в закрытой мною сфере багрово-белым огнём, с разрывом чугунной болванки, повергла его в шок.

Жена и дочь оказались позади него, жена еле смогла подняться с пола, а дочь, смертельно перепугавшись, вцепилась обеими руками в спинку кресла и не могла от неё оторваться. Она поводила вокруг головой, пока не увидела меня, сидевшего возле кресла и державшегося из последних сил. Меня, кажется, кто-то даже оттолкнул, спеша на выход, чуть не свалив окончательно на пол.

Девушка уставилась в мои глаза, её руки разжались, и она уверенно пошла ко мне, на ходу доставая платок из совсем крохотной тканевой сумочки. Взяв его в руки, она быстрым движением стёрла кровь с моего лица, очистив глаза.

— Уходи! — шепнул я ей, — я больше не могу держать взрыв. Я уже почти терял сознание, когда ко мне подбежал кто-то из команды и осторожно вывернул из руки невзорвавшуюся бомбу.

— Держаться можешь?

Я отрицательно мотнул головой, уже почти теряя сознание. Держался я только благодаря тому, что прошёл обучение в закрытой лаборатории, да тому, что меня очень серьёзно накачивали там же эфиром, я его мог черпать из воздуха гораздо лучше, чем прежде, что мне сейчас и помогало. Но возможности организма не бесконечны, и сил уже почти не осталось. Глаза закрывала кровавая пелена, я никого не видел и ничего не понимал, знакомая девушка уже исчезла.

Не знаю, как я продержался до того момента, как меня просто взяли на руки и вынесли из дирижабля. Опустив на землю недалеко от него, все разбежались далеко в стороны.

— Отпускай! — донеслось до меня издалека и сразу же повторно, — отпускай, у нас есть человек с даром воздуха.

И я отпустил, последним усилием воли пытаясь, как можно дальше, отправить от себя взрыв.

Где-то вдалеке ощутимо грохнуло, над головой прошелестели мелкие осколки, и всё затихло, так как я потерял сознание.