Дежурный телеграфист воинской части, располагавшейся на окраине города Ливны, спокойно принял дежурство, вывел каллиграфическим почерком в журнале приёма-сдачи свою роспись и отложил его в сторону. Сегодняшний день не грозил никакими потрясениями и авралами. Обычный вторник.
Это понедельник тяжёлый день, начальство бегает, как укушенное за одно место бешеной собакой, подчинённые резвятся после полученной взбучки от командиров, солдаты усиленно топчут плац или страдают на стрелковой подготовке, а во вторник все уже успокаиваются, и служба после выходного дня вновь приходит в основное русло.
Время до обеда прошло в спокойной обстановке, доставили пару не слишком срочных телеграмм, да пришло несколько депеш и справок по телеграфу, на этом всё. Обед прошёл по распорядку, а вот после обеда началось что-то невообразимое. Сначала принесли одну телеграмму, а потом все словно с цепи сорвались.
Впрочем, прочитав текст второй телеграммы, дежурный телеграфист ужаснулся написанному, полностью сосредоточился на своей работе, и не прогадал. Телеграммы пошли потоком, как наверх, так и в обратную сторону, и чем дальше, тем более ужасным и катастрофичным оказывалось их содержание.
Воинскую часть подняли по тревоге, и через полчаса она почти полностью опустела, на месте остались только дежурные службы, да прибывали те, кто оказался в это время где-то на стороне или на отдыхе.
Весь остаток дня телеграф лихорадило, как и всю империю, в разных уголках которой произошли аналогичные нападения. В основном, они закончились намного худшими последствиями, но где-то тайный враг не смог ничего достигнуть и, умывшись кровью, затаился.
Через двое суток после всего произошедшего император Павел Пятый созвал экстренное совещание, на котором присутствовали руководители всех силовых министерств и генерал-губернаторы, из числа самых доверенных лиц. Более никого не позвали. В воздухе отчётливо запахло войной.
Император вошёл в зал, когда там уже находились все приглашённые, опоздав минут на пять, что за ним ранее не наблюдалось. Никто этому и не подумал удивляться, понимая, что происходит сейчас в империи. Император обвёл всех внимательным взглядом, словно беря на карандаш, и начал.
— Господа! Я созвал вас здесь и сейчас для того, чтобы принять экстренные меры по поддержанию в нашей империи конституционного порядка и защиты наших граждан от внешнего и внутреннего врага. Позавчера произошло несколько нападений, вследствие которых мы потеряли много одарённых юношей убитыми и ранеными, и если раненых мы сможем поставить на ноги, то убитых не вернуть. Все вы знаете, насколько много я приложил усилий, дабы оттянуть, как можно дальше, сроки проведения войны, но нас постоянно провоцируют. И вот последняя из акций перешла все границы. Нам не выгодна эта война, она выгодна Европе, как в общем, так и по отдельности. Я, надеюсь, что это все понимают… Господин начальник отдельного корпуса жандармов, попрошу доложить, сколько выявлено нападений и наши потери!
— Есть!
Мрачный генерал Аврамов Евгений Авксентьевич шагнул к трибуне и, заняв место за ней, стал озвучивать доклад, который помнил наизусть. Да и как не запомнить то, что он изучал в последние два дня и две ночи⁈ Удар оказался неожиданным, отсюда и последствия. Они готовились к одному, а получили совсем другое, и ведь всё отдали под охрану военному министерству, и, тем не менее, всё получилось совсем не так, как должно.
— Всего, Ваше императорское Величество, было организовано двенадцать военно-полевых лагерей, нападение произошло во всех двенадцати. В двух из них оно отбито, атакующие уничтожены, десять человек взято в плен. В трёх лагерях положение дел спасли находившееся в них военные, по каким-то причинам не покинувшие его с оружием, там нападение отбито и потери относительно небольшие, особенно, среди студентов. Итого: в пяти из двенадцати лагерей с атакой справились, в остальных семи военно-полевых лагерях нападение привело к весьма печальным последствиям.
Император помолчал, сдерживая эмоции.
— Так, и что по тем лагерям, почему в них не отбито нападение?
— Враг оказался очень хитёр, к каждому случаю подошёл индивидуально, найдя слабые места и атаковав в то время, когда лагеря уже стали расформировываться, а охрана со всем оружием удалилась к местам своего постоянного размещения.
— Так, а что нам доложит по этому поводу военный министр, почему не дождались убытия студентов и только после этого не отправили войска по казармам?
Военный министр, конечно же, мог ответить, но по факту ответить ему оказалось нечего, потому как ответ его грозил оказаться риторическим. Сборы организовывались в первый раз, регламент новый и не апробированный, дело близилось к завершению и, собственно, ничего удивительного в том, что войска снялись немного раньше, не было. Однако, враг думал точно также, и ударил в нужный момент времени. Остальное уже мало могло повлиять на дальнейший исход событий и, тем не менее, повлияло.
— Понятно, что по остальным лагерям, где не смогли отбить нападение?
— Разная ситуация, есть большие потери.
— Докладывайте! — повысил голос почти до крика император.
— Слушаюсь!
После окончания доклада в зале повисла тягостная тишина.
— Это война! — внезапно для всех сказал военный министр.
— Кто организовал нападение, выяснили? — проигнорировал слова военного министра император.
— Почти.
— Почти⁈
— Дело в том, что в двух случаях неудавшегося нападения следы сразу же привели к людям, финансируемым Тевтонской империей. Два дня слишком мало для того, чтобы понять, в действительности это так или нас ведут по ложному следу. По остальным случаям поступает противоречивая информация. Полагаю, что налицо открытое провоцирование конфликта, с целью разорвать наш наметившийся союз с Тевтонской империей.
— Есть другие данные?
— Да, в ходе нападения на один из военно-полевых лагерей, что расположен под Ливнами Орловской губернии, был уничтожен иностранный агент, вместе со своим отрядом, а при проведении расследования по горячим следам обнаружены остатки его команды, державшие в заброшенном имении заложников. Мы смогли их застать врасплох, в результате чего один из них не успел покончить жизнь самоубийством и сейчас его допрашивают, кроме того, мы опознали тело руководителя их команды, это некий Кринж. Сейчас мы собираем по нему все доступные сведения, а также обмениваемся информацией по закрытым каналам связи с представителями тайной имперской полиции тевтонов. Они понимают, чем грозит устроенная провокация нашим странам, поэтому обещали предоставить нам все запрошенные данные, которые у них имеются по этому человеку, а также по всем людям, трупы которых найдены при осмотре мест нападения.
— Так-так, значит, ниточку вы, всё же, уловили, и каким образом?
— Мы успели начать разматывать этот клубок до того момента, как подключилась их служба ликвидации. Точнее, Кринж и являлся главой службы ликвидации, но по каким-то причинам не смог победить в короткой схватке с оставшимися в живых офицерами и одним студентом. А команда, которая, скорее всего, имеется у нашего стратегического противника для ликвидации уже самой команды Кринжа, не успела вовремя прибыть на место, если она вообще оказалась направлена, ибо это уже слишком сложно делать на территории иностранного государства.
— Так, и что?
— Благодаря этому проколу мы вышли на остальные группы, и сейчас идёт поиск подобных команд и освобождение взятых заложников. Уже поступили первые сообщения об этом.
— Хорошо, хоть что-то радует. Так кто же переиграл этого самого Кринжа?
— Разрешите, я об этом расскажу отдельно.
— Хорошо, тогда продолжим. Можете садиться. Прошу военного министра доложить своё видение данного нападения, а также нашей готовности к войне.
Не менее мрачный, чем начальник отдельного корпуса жандармов, военный министр шагнул к трибуне, место за которой уступил ему Авраамов, и начал доклад.
— Ваше императорское Величество! Господа! На сегодняшний день благодаря тому, что война пока ещё не начата, наша армия перевооружена с начала года на 40–45% по разным вооружениям. Личный состав проходит обучение по новой программе, кроме того, с марта месяца проведены различные военные сборы, в том числе и те, с которых пришли столь печальные вести. Мы ещё не готовы к войне полностью, но в состоянии вести боевые действия с двукратно превосходящим противником.
Император кивнул, погружённый в свои мысли, а военный министр продолжил доклад, загружая головы всем собравшимся всевозможными цифрами и данными. Наконец, его речь подошла к концу.
— Это всё?
— Да, Ваше императорское Величество!
— Вывод?
— К войне мы готовы, если удастся отодвинуть её начало до сентября, то сможем воевать на равных даже с коалициями государств.
— Ясно, это хорошо, то есть, по вашим же словам, господин военный министр, осталось самое сложное — добиться переноса войны на сентябрь, что в свете недавней провокации практически невозможно.
Военный министр молчал, не зная, что ответить императору, посчитав это за самое правильное в таком случае. Слово серебро, а молчание золото… Император, не дождавшись ответа, впал в глубокое раздумье, которое разделяли все, здесь присутствующие.
— На сегодня я прекращаю совещание, до выяснения всех обстоятельств случившегося, и тех сил, которые оказались замешаны в произошедшем. А дальше скажет своё слово и министр иностранных дел, соответствующие ноты будут направлены многим государствам. Дабы неповадно стало. На сегодня всё, пятнадцатого июля планирую собрать расширенное совещание. Сейчас прошу остаться начальника отдельного корпуса жандармов и военного министра, остальные свободны.
Через несколько минут, когда зал опустел, и остались только названные лица, император уселся в кресло и, задумчиво постукивая по столешнице серебряной зажигалкой, сказал.
— Ну, что же, Евгений Авксентьевич, рассказывайте теперь в подробностях.
— Слушаюсь, Ваше императорское Величество! В этом военно-полевом лагере всё произошло совершенно случайно. Лагерь уже опустел от военных, осталась только канцелярия, да несколько человек с оружием, которые и приняли бой. Часть студентов успела уехать, основная часть уезжала, а в самом лагере оставалось едва ли три десятка новобранцев, когда на них напали. Бой приняли штабс-капитан, старший унтер-офицер и студент барон Дегтярёв. Он, кстати, вынес из огня обоих: и унтер-офицера, и штабс-капитана, которые к тому времени получили ранения, а также тяжело раненого начальника лагеря полковника Илларионова. Кроме того, мы допросили всех выживших свидетелей, и один из них, барон фон Биттенбиндер, рассказал, что они вместе отбивали нападение на выходе из лагеря, и барон Фёдор Дегтярёв лично застрелил пятерых террористов, после чего направился в лагерь, оставив Биттенбиндера оказывать помощь пострадавшим. Позднее барон Биттенбиндер бросился на помощь своему другу, застрелив одного из бандитов, и спасал его и других раненых до прибытия врачей и помощи.
— Очень интересно, особенно по барону Дегтярёву. Это не тот ли юноша, которому я лично присвоил звание барона и премировал?
— Так точно, Ваше императорское Величество!
— Вот как? Гм, весьма, гм, весьма и весьма удивлён. Очень достойный юноша, я даже первый раз в жизни не знаю, что на это сказать. Каждые два месяца его фамилия всплывает передо мной. Видимо, это знак. Расскажите-ка мне о нём тогда подробнее, я хоть отвлекусь на время от государственных дел и озабочусь личной судьбой одного из моих подданных.
— Слушаюсь! — генерал поднапряг свою память и стал рассказывать о Дегтярёве, стараясь вспомнить, как можно больше, опуская уж совсем незначительные подробности. Рассказ оказался недолгим, и вскоре начальник жандармов Склавской империи замолк.
— Так-так, понятно, весьма интересная судьба у этого юноши, сирота, отец погиб за империю, мать, по сути, также отдала жизнь за неё. Он же постоянно на острие атаки, что весьма удивительно, зная, что он всего лишь студент-первокурсник, живущий в общежитии, и тем не менее, судя по всем случаям, он постоянно попадает в особые приключения. Кому-то и за весь век такие не достаются, а кто-то за один год проживает их больше, чем десяток людей за всю свою жизнь. Признайтесь, нет ли, в связи с этим, какой-то вашей особой каверзы?
Генерал застыл, медля с ответом, что ещё больше насторожило императора, а глаза военного министра зло сверкнули, оно и понятно, кому война, а кому и мать родна, а уж жандармов кадровые военные, мягко говоря, не очень любили, если не сказать хуже.
— Ну, так что, Евгений Авксентьевич, я прав?
— Ваше величество, вы всегда правы! А здесь ситуация следующая. Как вы заметили, данный юноша буквально притягивает к себе самые разнообразные приключения. С момента его поступления в духовно-инженерную академию мы разбирались с этим вопросом. Очевидно, что это какие-то выверты его дара, после его усиления и перенастройки в стенах академии. Но дело даже не в этом, а в том, что все его приключения связаны напрямую с самой жизнью нашей империи, и он всегда оказывается именно там, где возникают угрозы её гражданам и жизнеспособности самого государства. Эту его особенность мы заметили и, признаться, стали уделять самое пристальное внимание ему…
— И поэтому отправили его в нужный лагерь? — перебил генерала Павел Пятый.
— К нам поступила оперативная информация о нездоровой суете вокруг воинской части под Ливнами Орловской губернии, и мы решили разместить возле неё один из военно-полевых лагерей, чтобы проверить информацию и направили туда барона Дегтярёва, не ожидая подобного нападения. Никакой информации на этот счёт мы не имели. Дни сменяли друг друга, ничего не происходило, и негласный контроль был снят. Но, на всякий случай, я назначил бригаду быстрого реагирования и придал ей своим приказом высокоскоростной транспорт, дабы она смогла, как можно быстрее, прибыть на место. Все нападения пришлись на последний день сборов, как я вам и докладывал. Наши ожидания поначалу не оправдались. И вот здесь и сработал фактор Дегтярёва, который внёс флуктуацию в безупречный план противника, нарушил её и вывел нас на след врага. Как только мы получили сигнал тревоги, моя команда вылетела незамедлительно и смогла провести все те мероприятия, о которых я вам и доложил сегодня. И всё равно, мы успели буквально в последний момент.
— То есть, вы не рассчитывали, но подстраховались?
— Да, Ваше величество.
— Прекрасно, и что дальше?
— А дальше мы смогли поймать остаток команды Кринжа и теперь вытряхиваем из одного из них всю информацию. Сейчас идёт допрос, и я доложу о результатах Вашему величеству немедля. Поймали не только этих, но и двоих бандитов, из числа террористов, напавших на лагерь под Ливнами. Они немногое знают, но всё же, любая крупица информации, полученная от них, станет способствовать дальнейшему пониманию, кто и зачем организовал нападения на лагеря.
— Безусловно, но что с этим юношей?
— Барон Дегтярёв сейчас находится без сознания в одном из госпиталей, и я подозреваю, что это именно он убил Кринжа и его людей в бою, действуя совместно со спасёнными им офицерами. Его состояние очень тяжёлое, большая кровопотеря, полное истощение дара, в виду чрезмерных психологических и физических нагрузок и долгого ожидания помощи. Фактически, его спас друг, что смог поддерживать жизнь в нём и других раненых до прихода врачебной помощи. Квалифицированной помощи им пришлось ждать долго, так как все прибывшие поначалу занимались поиском и уничтожением бандитов.
— Ясно. Повелеваю! Барона фон Биттенбиндера наградить медалью и деньгами, Дегтярёва поставить на ноги, опросить, лично представить по выздоровлении. Передайте врачам моё персональное удовольствие в случае выздоровления данного барона. Герои должны жить, а герои, спасающие империю своими, пусть и невольными, но самоотверженными действиями, должны жить долго, ибо на их плечах стояла и будет стоять наша империя. Направьте лучших врачей и медикаменты для его выздоровления. Этот парень должен выжить, это мой приказ!
— Слушаюсь, Ваше величество!
— Да, господин военный министр, прошу выделить лучших военных врачей и спасти жизнь данному юноше.
— Слушаюсь, Ваше величество! — тут же отреагировал тот.
— И какие награды нашей империи, из числа высших, подходят для награждения этого весьма достойного юноши?
Военный министр на несколько секунд задумался, лихорадочно перебирая в голове все имеющиеся награды и вспоминая статут каждой. Ведь любая награда его имеет, о каждой прописано, за что и когда вручается, а также статусность награды по степеням и престижу в обществе.
— Я так понял, барон Дегтярёв уже имеет государственную награду?
— Да, Болеслав Владимирович, — отреагировал главный жандарм, — у него есть медаль «За спасение».
— Тогда его статус повышен, раз он уже один раз получил медаль «За спасение», значит, он может претендовать на… Если информация подтвердится, и он в действительности спас полковника, а также помог выбраться из огня двум другим офицерам, старшему и младшему, будучи формально ещё и их подчинёнными, то это спасение командира в бою. А если подтвердится информация, что в нападении участвовали иностранные граждане, то это четвёртая степень Георгиевского креста.
— Скорее уж, медали, Болеслав Владимирович, — смягчился император, — у нас пока не ведутся боевые действия, и сам факт участия иностранных граждан в нападении мы освещать пока не станем. Кроме того, несмотря на исключительность предложенной вами боевой награды, её статус не отразит в полной мере самоотверженности юноши. Он совершил свой подвиг в мирное, а не военное время, и согласитесь, не имея возможности сражаться плечом к плечу с другими солдатами и офицерами, его подвиг смотрится намного весомее и ярче.
— Вы правы, Ваше императорское величество, тогда ему стоит присвоить награду, имеющую двойное значение, как военное, так и гражданское, тем более, личное дворянство он уже получил из ваших рук. Поэтому предлагаю наградить Дегтярёва медалью «За храбрость».
Император улыбнулся.
— Медаль «За храбрость» он получит тоже, ведь это не первый, и даже не второй случай, когда он демонстрирует её. «За спасение погибавших» он получил, получит и «За храбрость», в счёт его прошлых заслуг. А если подтвердится информация о раскрытии против нас международного заговора, и мы сможем это ещё и доказать, то это орден, и орден с мечами. Такое моё решение, и так я повелеваю. Какой орден, я решу позже. А сейчас, господа, прошу вас отвлечься от частного вопроса и вернуться к самому главному. Война не за горами, что думаете об этом, Евгений Авсксентьевич? — обратился император к главному жандарму.
— Предполагаю, Ваше величество, начало её возможно где-то к середине августа, если ничего не изменится, в лучшем случае, в следующем году, или в сентябре.
— Болеслав Владимирович?
— Полагаю, Ваше величество, что в начале сентября, если же такого не случится, и глава МИДа сможет отсрочить войну, то всё перенесётся на следующий год, на конец весны.
— Возможно, что так, — согласился император. — Глава МИДа приложит к тому все усилия, и мы заключим союз с Тевтонской империей. В этом случае против нас никто не рискнёт воевать, но слишком многим тогда придётся поступиться и слишком скользким окажется наше положение. Тевтонцы знают, что мы в западне и обязательно воспользуются этим, но и у них есть враги, что доказало нападение, и они вынуждены с этим считаться.
Оба собеседника императора промолчали, соглашаясь с его аргументами. Трудно с ними не согласиться, когда империю зажали в тиски. Буквально ещё вчера каждое государство Европы решало свои дела по отдельности, а спустя полгода все объединились, и сделали это ради одной только цели… Ради уничтожения Склавской империи.
Все эти бла-бла-бла о союзе и долге, о преференциях и торге, о свободе и защите народов Склавской империи оказались не более, чем лёгким трёпом стаи волков, стремящихся загрызть большого бурого медведя. (Символом Склавской империи являлась двухглавая сова, но все предпочитали считать им медведя). Европа объединилась не за, а против них, и единственная империя, что выражала отличные от остальных интересы, оставалась Тевтонская.
У них имелись многочисленные разногласия, как с кельтиберийцами, так и с Гасконской республикой, на чём и играло министерство иностранных дел Склавской империи и сам Павел Пятый. С Фридрихом III его многое связывало: совместная охота, отдалённое родство и отношение к своим империям, так что он его очень хорошо понимал и потому старался вырвать любой ценой мир, вместо войны. Конечно, придётся поступиться многим, но необходимо продлить мир, хотя бы ещё на год, а дальше они смогут вырваться из этого порочного круга, смогут…
— Господа, я вас больше не задерживаю, — отвлёкся от своих дум Павел Пятый и, поднявшись, вышел из помещения, более не обращая внимания ни на одного, ни на другого своего собеседника.
И главный жандарм, и военный министр встали вслед за императором, подождали, когда тот выйдет, и также покинули зал, не разговаривая друг с другом. Жандарм вскоре покинул императорский дворец, а военный министр задержался, встретив своего давнего друга графа Васильева, от которого у него почти не имелось тайн, почти.
— Болеслав!
— Владимир!
— Ты с совещания?
— Да, а ты какими судьбами во дворце, Владимир?
— Император вызвал на аудиенцию, — они обменялись крепким рукопожатием.
— Какие новости, Болеслав?
— Готовимся к войне, из самого последнего: обсуждали нападение на военно-полевые лагеря, где учились студенты-первокурсники разных академий.
— Слышал о том, и много потерь?
— Много, — помрачнел министр, — если бы это простые солдаты оказались, то потерь мало, но здесь инженеры, элита, многие обладали даром. Не хочу даже вспоминать, что выслушал от императора, да и подловили нас, не думал, что эти гады всё так тонко рассчитают.
— На то они и гады, чтобы рассчитывать тонко, иначе бы ничего не получилось. Против нас давно ведут войну, я уже в этом не сомневаюсь. Все террористы — это не идейные идиоты, которые ратуют за свободу, это иностранные наёмники, что прячутся в толпе прекраснодушных идиотов, а подчас и людей с психическими отклонениями. Работа у них такая.
— Знаю, но от того не легче.
— Понимаю. А с инженерно-духовной Павлоградской академии многие погибли?
— С Павлоградской? Дай-ка вспомнить… Один или двое, и ещё один без сознания лежит в тяжёлом состоянии, император приказал лично принять все меры к его спасению, наградить хочет. Герой потому что, — предвосхищая вопрос графа, сказал министр, — и герой настоящий, хоть завтра в бой посылай. Да, а казалось бы, обычный барон, совсем недавно получивший дворянство.
— Не барон ли Дегтярёв случайно? — вдруг догадался граф.
— Да, а ты откуда знаешь? — удивился министр.
— Да так, слышал о нём уже не раз.
— Ааа, понял, так это же тот, который нам всем картину покушения на Великого князя показывал! Тогда понятно, а у тебя с ним, вроде, дочь учится?
— Не с ним, на другом факультете.
— Ясно, хорошая партия для твоей дочери. Умён, храбрец, баловень судьбы, но достигает всего сам, если выживет, конечно. Император, если решит наградить его, то наградит не просто абы чем, а по-царски, заслужил того этот Дегтярёв. Хотя, нет пока у него ничего, что подвигло бы аристократических отцов отдать за него дочь. Слишком горяч и беден. Ну, да ладно, пора мне уже бежать, опаздываю на своё собственное совещание.
— Да-да. Понял, спасибо за сведения.
— Всегда рад тебя видеть, Владимир!
— Взаимно! — и вновь пожав друг другу руки, они разошлись.
Граф Васильев некоторое время стоял, переваривая в голове только что полученную информацию, а потом неспешно направился в сторону входа во дворец, временами покачивая головой в глубоком раздумье. И вновь этот юноша смог удивить его.
— Ох, уж этот Дегтярёв! — один раз вслух вырвалось у него, — главное, чтобы выжил, — сказал он про себя и вошёл во дворец.
В голове у графа мелькнула мысль: а может и вправду, отдать за такого свою дочь, но он сразу же отмёл её в сторону. Пусть сначала этот юноша выживет и докажет свою состоятельность, как моральную, так и материальную, а уж партию подобрать ему завсегда успеют. Молод ещё, рано ему жениться, тем более, на графине. И граф, окончательно отринув эту мысль, переключился на размышления о собственной аудиенции у императора.