О гибели матери я узнал во вторник, трагическое известие сообщил поручик Радочкин. Я пришёл в общежитие после обеда, где меня перехватил комендант и, заведя в свою комнату, оставил наедине с жандармом.
— Как учёба? — нейтрально поинтересовался поручик.
— Всё хорошо, — также нейтрально, и в то же время настороженно, отозвался я.
— Ты слышал о покушении на генерал-губернатора Крестопольской губернии?
— Да, слышал.
— Тебе никто не звонил и телеграммы ты не получал от родственников?
— Нееет, а почему вы спрашиваете?
— Вот, взгляни, это список погибших.
Моё сердце ёкнуло. Взяв листок, я быстро пробежал его глазами и впился в одну фамилию. Сердце сделало стук и затихло, после чего учащенно забилось.
— Мама⁈
— Сам ты об этом узнал бы слишком поздно, поэтому пришлось оповещать тебя, я вынужден был это сделать. Тебе следует выехать, как можно быстрее, чтобы успеть на опознание. Если поедешь поездом, то мы предоставим бронь на любой, но лучше лететь дирижаблем. До Крестополя прямых рейсов нет, но можно долететь в два этапа.
— Я полечу.
— Хорошо, сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?
— Десять минут, и я буду готов.
— Через двадцать я отвезу тебя на аэродром.
— Хорошо.
Дальнейшее происходило, словно во сне, не веря в то, что это случилось со мной, я не помнил, как собирался, как ехал, как летел первым рейсом, всё осталось в каком-то тумане. К моменту пересадки на второй рейс я немного пришёл в себя, и дальше уже действовал обдуманно, с холодной и ясной головой.
Покупать билет и совершать другие необходимые действия предстояло теперь мне самому, поручик остался в Павлограде, благо деньги у меня имелись, и не составило никакого труда всё сделать правильно. К вечеру я оказался дома.
Три дня я провёл в атмосфере ярости и гнева, время от времени сменявшегося апатией. Когда все траурные церемонии закончились, я остался один в нашей с матушкой квартире, осознав одиночество, тоску и безысходность, что оказалось для меня самым невыносимым на свете.
Я и не знал, что так бывает больно, находясь в пустой квартире, где всё напоминала мне о когда-то счастливых днях. В этот день я напился. Нашёл в кладовке старое домашнее вино, что берегла мама на праздники, бутыль, покрытую пылью, и выпил почти всё.
Сначала алкоголь не действовал на меня, горе нейтрализовало его, но молодой, непривыкший к подобным напиткам организм, да изрядное количество выпитого, в конце концов, пересилили, и я отрубился, уснув на своей кровати.
Весь следующий день я провёл, осознавая произошедшее, пытаясь понять, как теперь жить дальше и что делать. Сейчас это казалось слишком сложным, мысли всё время возвращались к матушке, иногда перемежаясь воспоминаниями об академии и сопутствующих событиях. Что делать дальше, я пока не представлял. Хотя, чего представлять, кроме как учиться в академии, я ничего не желал.
Все прочие мысли, желания и надежды отошли на второй, а то и на третий план, став мелкими и ничтожными. Может, на время, а может, навсегда. Временами меня посещала просто запредельная ненависть, отчего хотелось выть и броситься на поиски тех, кто убил мою матушку.
Да только оба они уже оказались известны и уничтожены при покушении, их убили городовые, казалась бы, матушка отомщена, но я так не думал. На свободе остались те, кто это всё продумал и организовал, они и есть главные мои враги, они, а не эти тупые исполнители. Они и должны ответить, и ответят! Я обязательно найду их, я буду искать день и ночь, круглый год, и помогать это делать жандармам.
Мысли продолжали разрывать мою голову, не выдержав, я оделся и вышел на улицу. Март в Крестополе — это настоящая весна, пусть ещё робкая и неустойчивая, но уже без снега и почти без холодных дней. Ночью температура ещё держится в районе нуля, а днём уже теплеет и весьма ощутимо, это не Павлоград с его сыростью и пронизывающим холодным ветром.
Ноги сами потянули меня на место покушения, которое произошло на центральной площади. Брусчатку уже отмыли от крови, и сейчас ничего больше не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Я снял шапку и молча постоял на месте гибели нескольких человек, среди которых оказалась и моя матушка.
Постояв несколько минут, я натянул на голову форменную фуражку и, засунув руки в карманы, пошёл бесцельно бродить по городу. Вначале я направился к жандармскому управлению, и даже захотел туда войти, но вовремя остановился. Зачем туда заходить? Я им незнаком, разговаривать со мной они не станут, только насторожатся, а когда выяснят, кто я, просто попросят на выход.
Осознав, я повернул в другую сторону, пытаясь как-то отвлечься, но сделать это оказалось не так-то и легко, даже юные и не совсем барышни скользили мимо моего сознания, затуманенного потерей близкого человека, и мир казался совсем не таким жизнерадостным, каким он виделся остальным.
Между тем, солнце, поднявшись высоко в зенит, стало изрядно припекать, отчего пришлось расстегнуть пару пуговиц на шинели. Бесцельно поблуждав по улицам, я постепенно устал, и мои мысли потекли более спокойно. Оставаться дольше в Крестополе мне не хотелось, завтра я зайду в мэрию и к нотариусу, заберу нужные документы, после чего уеду. Скорее всего, квартира останется пустовать до лета, когда я вернусь и приму решение, что с ней делать дальше и где мне жить после окончания академии.
Близких родственников у меня не осталось, а дальним до меня нет никакого дела, так что, по сути, я остался один. Горько это осознавать в восемнадцать лет, но делать вид, что это не так, ещё хуже. Так я размышлял, колеся по городу, пока не набрёл на ружейный магазин. Взгляд зацепился за вывеску «Револьвер и штуцер» и, поддавшись невольному порыву, я шагнул на выщербленную ступеньку. Взялся за ручку двери и, рывком открыв её, вошёл в довольно просторное помещение.
Моему взгляду открылся длинный узкий прилавок, за которым стоял высокий худощавый мужчина с пышными рыжими усами, от нечего делать разбиравший какое-то охотничье ружьё, неизвестного мне типа.
Мужчина поднял голову, внимательно посмотрел на меня, оглядев с ног до головы, и снова уткнулся взглядом в ружьё, быстро став его собирать и, буквально за минуту справившись, убрал под прилавок.
— Чем могу служить? — закончив, спросил он у меня, пока я с любопытством разглядывал развешанное по стенам или стоявшее в деревянных пирамидах оружие.
В углу шевельнулся другой приказчик, или это охранник, и, поправив кобуру с револьвером, также оглядел меня. Ну да, по нынешним временам желающих ограбить оружейный магазин могло оказаться в достатке, и ничего удивительного, что даже на меня косились, потому как большинство террористов оказывались весьма молоды. Изыски, как юношеского максимализма, так и серьёзной внушаемости со стороны иностранных агентов или агентов влияния. К сожалению, я это понимал уже и сам.
Вздохнув, я ответил.
— Здравствуйте, я ищу себе пистолет, лучше всего, если это окажется револьвер, но сгодится любой, который мне понравится. Желательно небольших размеров.
Сказав эти слова, я ещё больше насторожил приказчика и его охранника, ведь личное оружие, тем более, как можно меньших размеров, особенно револьверы, любили использовать террористы. Впрочем, если каждого подозревать, то ничего и не продашь, да и вряд ли кто станет вот так легально покупать себе револьвер, слишком это глупо и очевидно.
— Документы ваши можно лицезреть? И ваш возраст?
— Восемнадцать, вот, пожалуйста! — выпростав из кармана свой паспорт и студенческий билет, я выложил их на прилавок, дав спокойно рассмотреть документы приказчику.
— Да, всё верно, вы имеете право приобретать личное оружие. С какой целью хотите купить?
— С целью самозащиты, моя мать погибла при покушении, — не сдержался я и поведал о своей боли.
Приказчик это сразу понял и среагировал.
— Понимаю, примите мои соболезнования. Что же, у нас выбор не столь богат, как в столице, но и мы что-то, да имеем в наличии. Прошу вас к этому прилавку, — и приказчик широким жестом указал мне на дальний прилавок, где за толстым, но прозрачным стеклом висели пистолеты различных систем и марок.
— Так вы говорите, вам нужен небольших размеров?
— Желательно, я же не на службе, поэтому не могу открыто его таскать с собой. Служил бы, купил для себя самый мощный, но я пока только учусь.
— В вашем возрасте действительно требуется думать только об учёбе, а не о самообороне, но последние новости очень печальны, и поэтому я вас понимаю, но есть ли у вас деньги, ведь всякая специальная модель стоит намного дороже обычной и ходовой. Специфика такая, чем меньше выпускают модель, тем она дороже.
— Я понимаю, сколько стоит самый дешёвый револьвер?
— Устаревший револьвер фирмы Кольт стоит двадцать злотых, не считая патронов и подарочной коробки, все остальные модели либо сходные ему по цене, либо намного дороже.
— Понятно.
Я нащупал в кармане бумажник и заглянул туда, в нём лежала сотня злотых, как раз на обратный билет и другие попутные траты. Деньги у меня оставались даже после всех расходов, большую часть из которых взяла на себя империя. Вот только сейчас меня эти деньги не радовали, а идея купить оружие меня не оставляла. К тому же, я могу переделать его под себя, или вообще создать совсем другое, я ведь инженер, хоть и учусь всего лишь на первом курсе.
В общем, денег мне бы хватило, чтобы купить револьвер в пределах ста злотых, с другой стороны, если я всё равно его собираюсь переделывать, то тогда зачем мне покупать дорогой? Это уже лишнее, нужно купить то, что попроще. Зачем платить больше, если мне он необходим в прикладных целях, а не ради куража? Такие изыски пусть практикуют те, для кого это вопрос престижа.
— Деньги есть, — я вынул из кошелька две бумажки по двадцать пять злотых и продемонстрировал их приказчику, — но я не гонюсь за престижной моделью, мне главное — качество и безотказность.
— Хорошо, тогда могу вам предложить следующие… Вот старые модели револьверов, все от пятнадцати до восемнадцати злотых, а вот более новые. Выбирайте, на ваши деньги могу посоветовать револьвер системы Наган, в исполнении для унтер-офицеров, или Лефоше, или совсем уж старые револьверы.
Я наклонился вперёд и начал внимательно рассматривать предложенное оружие. Приказчик, видя мой практический интерес, снял их со своих мест и разложил прямо передо мной, добавив ещё пару револьвером от фирмы Кольт и Веблей, и Смит.
Взяв каждый, я покрутил их в руках, внимательно осмотрев со всех сторон, но ни один мне не понравился. Тогда мне предложили более дорогие модели, вроде браунинга.
— Есть бельгийский короткоствольный револьвер Баярд, карманный вариант, он будет стоить восемьдесят злотых.
— Дорого, — поморщился я, а есть что-то ещё, не такое востребованное или, может, не совсем исправное?
Приказчик почесал затылок и с сомнением посмотрел на меня.
— А зачем вам неисправное?
— Потому что я смогу починить.
Приказчик с сомнением посмотрел на меня.
— Неисправное — не держим. Но есть не очень востребованное, и да, с дефектом. Пограничники на днях сдали пару пистолетов, не подошли им, купили себе новое оружие, а это официально сдали и решили продать через комиссию у нас. В казну деньги пойдут, а разницу им вернут, вот смотрите, пистолет называется Шварцлозе, 1898 года.
Приказчик достал откуда-то снизу простую картонную коробку и вынул из неё очень необычный пистолет. Вроде и не револьвер, на тот же люгер похож, но весьма отдалённо. Ствол довольно длинный и тонкий, затворная рама, как оказалось, при выстреле отдаёт назад, причём, очень сильно. Весьма необычный пистолет, но тем меня и привлёк, есть шанс его переделать под что-то уж совсем фантастическое, и я приложу все силы, чтобы это сделать. А в остальном пистолет мне очень понравился.
— Сколько?
— Тридцать пять злотых, если заберёте оба, то отдам за пятьдесят.
Я задумался и посмотрел на пистолет, задумчиво покрутив его в руках. Я не знал, как поступить. С одной стороны — денег жалко, с другой — за два дешевле выйдет, а с третьей стороны — мне нужно оружие для экспериментов, вдруг с первым сразу ничего не получится. А деньги? После смерти матери деньги мне стали не сильно и нужны. На учёбу хватит, премию, спасибо государю-императору, мне выдали, квартира в Крестополе есть. Можно её позже продать и купить что-нибудь в Павлограде, понятно, что меньше и где-нибудь на окраине, но, тем не менее, своё жильё.
Эх, не думал и не гадал я, что таким образом его получу, но теперь у меня есть и своя цель.
— Я бы купил два, но пятьдесят злотых — дорого для меня, — перестав крутить пистолет, проговорил я.
— Сделаем большую скидку на патроны к ним, они идут от Маузера. Ну, и инструмент для чистки в подарок.
— Беру, — сказал я, всё решив для себя.
— Заберёте оба сразу?
— Да, только мне нужно один из них разобрать полностью, тот, что похуже.
— Они одинаковые, насколько я могу об этом судить, а проверить можно только в тире.
— Хорошо, тогда не надо разбирать, только инструкцию к ним положите.
— Желаете приобрести их в коробке?
— Нет, вернее, да, но одну на оба пистолета. Ещё куплю у вас патроны по скидке, инструмент вы даёте в подарок и нужна кобура, желательно недорогая.
— Найдём. Сколько патронов будет брать?
— Он семизарядный?
— Да.
— Тогда возьму девяносто восемь патронов.
— Хорошо, два патрона пойдут вам в подарок от нашего магазина, итого, вместе с кобурой и коробкой, с вас ровно восемьдесят злотых.
Я молча достал тонкий бумажник и, выудив оттуда нужное количество купюр, расплатился за оружие, после чего отошёл в сторону, рассматривая висевшие на стенах охотничьи штуцера да винтовки самых разных систем. В это время приказчик, найдя подходящую коробку, проделывал в ней гнёзда под пистолеты и принадлежности к ним, а также приготовил кобуру и патроны. Минут через пять он всё сложил, как надо, и указал мне на подготовленные покупки.
— Можете забирать, я внёс вас в уведомление полиции о приобретении у нас двух пистолетов, а также сейчас выпишу справку о том, что вы действительно купили их у нас. Желаю вам, чтобы они никогда не пригодились, разве только в качестве учебного оружия.
— Благодарю Вас! — ответил я и, забрав пакет с коробками, двинулся на выход. Странно, но совершив эту довольно неожиданную и, можно сказать, неоднозначную покупку, я почувствовал себя намного легче. Обратный путь до дома я проделал намного быстрее и, сгрузив коробки на кухне, стал осматривать пистолеты уже более досконально.
Пистолетная рукоять лежала в моей узкой ладони, как влитая. Деревянные нашлёпки приятно шершавили кожу ладоней, и я чувствовал себя намного уверенней, чем когда не держал оружие.
На душе по-прежнему было горько, но появилась надежда, что я смогу отомстить или хотя бы найти того, кто организовал покушение на генерал-губернатора, при котором погибла моя матушка. Может, это и самообман, но неказистое на вид оружие давало мне в том какую-то иррациональную уверенность.
Разобрав оба пистолета и вновь собрав их, я обрёл дополнительную уверенность. Завтра пойду далеко в поле, где есть один овраг, и спокойно пристреляю оба пистолета. Людей там не бывает, а если окажутся, то подожду, когда уйдут. Можно и в тир сходить, но я не знаю, где он здесь. Раньше не интересовался, а сейчас и спросить не у кого, да и ехать уже пора. Завтра же куплю билет и поеду обратно.
На следующий день я, захватив оба пистолета и пачку патронов, доехал на извозчике до поворота в поле, всё исчерканное оврагами и холмами, и, отпустив извозчика, зашагал прямо вглубь. Солнышко припекало уже совсем по-летнему, под ногами иногда чавкала грязь, от не успевших высохнуть луж, оставленных давно растаявшим снегом, а я шёл вперёд, целенаправленно следуя к холму, на другой стороне которого располагался овраг, который я когда-то давно посетил с друзьями, отбившись от пикника.
Дойдя до места, я оценил обвалившуюся за зиму от талых вод, но довольно высокую стенку оврага и, найдя место для удобной мне пристрелки, стал располагаться. Разложив на куске ткани первый пистолет, я тщательно зарядил его и, поставив на предохранитель, занялся другим. Зарядив оба пистолета, я вызвал к памяти фигуру террориста и, спроецировав её на стенку оврага, начал стрелять из первого пистолета.
Выстрел, и пистолет чуть было не вырвался из моей руки, дав сильную отдачу. Схватив его покрепче, я слегка прицелился и вновь выстрелил, и стрелял, пока затворная рама не отошла назад, обнажив середину оружия, что раскрыла свои внутренности, требуя себе новой пищи — патронов.
Положив пистолет на тряпку, я схватил другой и начал стрелять уже с него, сразу почувствовав разницу, ведь каждый пистолет отличается от других, по очень многим параметрам. И двух одинаковых трудно найти даже на одном конвейере, а уж ручная сборка тем более добавляет различий.
Второй стрелял гораздо хуже, и по прицельности, и по общим ощущениям. Его спусковой крючок срабатывал в самый последний момент, когда палец уже почти полностью выбирал весь возможный люфт, что ощутимо напрягало. Чертыхнувшись, я вернул затворную раму на место и отложил пистолет в сторону.
Зарядив заново первый, я вновь прицелился, но уже не стал задействовать образ врага, так как после использования дара стану испытывать сильный голод, а просто повесил кусок тряпки на ветку, воткнутую в стену оврага, прицелился и стал стрелять по ней.
Выстрелы вновь вспугнули окружающую тишину, всколыхнув её. Звуки выстрелов, отразившись от стены оврага, ушли в противоположную сторону и, ударившись о пологую стену холма, взметнулись вверх, быстро рассеявшись в пространстве. Не думаю, что грохот выстрелов далеко разносился по округе, скорее всего, наоборот, слышен только вблизи.
Расстреляв второй магазин, я расслабился. Злость ушла, сменившись усталостью. Цель, установленную самому себя, я расстрелял, пора возвращаться обратно. Один пистолет точно стоит пустить на эксперименты, а вот второй нужно максимально пристрелять и довести до ума, настроив ему лучшую точность, с чем возможно справиться и мне самому. А раз так, то пора и собираться.
Оба пистолета надо очистить от пороховой копоти, но это уже днём, а сейчас проще оставить, как есть. Один я даже не стал снаряжать, а просто положил в коробку, другой же, с сомнением покрутив в руках, решил снарядить полным магазином, а сделав это, засунул его в кобуру и подпоясался ею. Не знаю, зачем я это проделал, просто захотелось почувствовать себя защищённым.
Собрав все вещи, я покинул сей гостеприимный овраг, сразу же поднявшись на холм, что находился возле него. С холма открывался вид на окрестности, сильны изрезанные небольшими укромными ложбинами и оврагами, заросшими колючим кустарником. Кое-где ещё лежал снег, белея небольшими проплешинами среди серо-коричнево-чёрной земли.
Сильный ветер доносил до меня различные запахи, что собирал с окрестной степи, норовя при этом сорвать с меня форменную фуражку. Я оглядел себя: яловые сапоги с налипшей грязью имели непритязательный вид, а нижний край шинели посерел от кусков прилипшей к ней глины. Что же, идти пришлось далеко, и грязь в подобных делах — неизменный попутчик. Приложив руку к глазам, я оглядел окрестности и, наметив себе путь до дороги, принялся спускаться с холма.
Кажется, немного в стороне от дороги я уловил какое-то движение, но может, мне это просто показалось, а может, это кто-то шёл по своим надобностям, как и я. В общем, неважно.