Высокий господин со светлыми волосами, сейчас затянутыми под пиратскую косынку тёмно-серого цвета, сжимая в руках короткое ружьё, с недовольной гримасой на лице смотрел в сторону горевшего здания штаба. Он и двое его людей находились совсем недалеко, возле большой палатки, в которой когда-то располагалась столовая.
Звали этого человека по-разному. В семейном кругу он значился Джеймсом, в официальном Джеймсом Оберроном, а в качестве агента — не счесть числа его имён и фамилий. Сам он предпочитал себя называть просто — Кринж.
Он уже выполнил одну из поставленных ему задач, и люди из его команды увозили пойманных в лагере заложников, из числа студентов, но сейчас всё пошло не по плану. За нападением на лагерь он наблюдал через бинокль, скрываясь в редком перелеске. Двух студентов с титулом «барон» они поймали почти в самом начале нападения и, оглушив, увезли на крестьянской телеге в заброшенное поместье, а сам он с двумя помощниками остался, чтобы подчистить следы.
Сейчас, взобравшись на самую дальнюю вышку, он наблюдал за тем, как его план рухнул, и с громким треском продолжал разваливаться дальше. Он не сразу понял, кто вмешался в запланированный ход событий и откуда стреляют, а когда понял, оказалось поздно. Глупец Хайри погиб в числе первых, как так получилось, он не стал гадать. Может, это случайность, а возможно, стрелок оказался на редкость понимающим человеком и сразу смог выделить главаря напавших.
Увидев погибшего Хайри, Кринж не расстроился, скорее наоборот, испытал чувство удовлетворения, такое, когда твою работу делает за тебя кто-то другой. Самое главное, что Хайри успел сделать основную работу и потом оказался не нужен, а смерть его людей только облегчала задачу. Поэтому Кринж и не вмешивался в битву, ожидая, когда и какой конец наступит для каждого из нападавших. С этой целью он переместился из лесополосы на вышку, где, заняв наиболее выгодную позицию, стал наблюдать за всем происходящим.
С вышки, через бинокль прекрасно просматривалась вся территория лагеря. Вот только, оказалось, сложно рассмотреть стрелка, потому что тот всё время прятался на противоположной, самой дальней от Кринжа вышке. Неизвестный стрелок успешно справлялся с собственной задачей, отстреливая сброд, нападением заставший врасплох военно-полевой лагерь.
Интересно, кто он? Рассмотреть стрелка удалось только, когда тот изволил спуститься с вышки и броситься на помощь горевшим в здании. На удивление, он оказался очень молод и, судя по его мундиру студента одной из инженерных академий, участник сборов. Интересно, что за фрукт⁈
И стреляет хорошо, и умом не обижен, смог быстро разобраться в ситуации и даже оружие откуда-то достал. Хотя, карабин знакомый, это он с убитого снял, а вот пистолет, который студент держал в руке, Кринж видел впервые в жизни.
Нет, сам по себе пистолет, судя по его внешнему виду, не являлся самоделкой или какой-то секретной разработкой. Да и стрелял, как вполне обычное оружие, просто модель казалась очень редкой, скорее всего, тевтонской. Странно, что именно такой он не видел во время своих заданий.
Кринж любил приключения, потому и выбрал такой путь. Другой бы давно не выдержал всего того, что он испытал, и уже «склеил» ласты, или «откинулся» на тот свет. А Кринж только шёл вперёд, наслаждаясь своей хищнической природой, и вот сейчас он увидел перед собой весьма интересного субъекта, такому только дай вырасти, и он переплюнет всех своих учителей.
Поэтому вырасти ему и не следует давать, это противник, и весьма серьёзный, хоть и пока юный. Между тем юнец походя пристрелил раненого. Кринж только одобрительно покачал головой, врагов не следует оставлять за спиной, особенно тех, кто ещё может держать оружие, а раненый мог, за что и получил пулю в голову. А дальше студент рывком распахнул дверь и скрылся за ней.
Кринж ещё немного подождал, надеясь, что проблема решится сама собой и юнец погибнет, спасая других. К сожалению, в этот день судьба не благоволила Кринжу, и вскоре с одного из окон первого этажа вывалился раненый в ногу унтер, которому помогал давешний студент. Кринж улыбнулся, что же, самому пристрелить этого юного фрукта — честь для него, да и для самого студента тоже.
Рисковать Кринж не собирался, да и время уже поджимало, поэтому, кликнув двух своих людей, что заняли оборону вокруг вышки, стал спускаться с неё. Стрелять с самой вышки он счёл нецелесообразным, слишком далеко и нет возможности легко добить объект. Они неспешно направились к зданию и подошли как раз, когда студент смог вытянуть из горевшего дома троих, один из которых даже идти не мог. Кринж оценил самоотверженность юноши, с сожалением подумав, какого храбреца придётся тупо пристрелить.
На то, что юнец сможет оказать ему и его людям какое-то организованное сопротивление, он не рассчитывал. Не то, что недооценивал, а давно наблюдал за ним и понял, что студент обладатель какого-то защитного дара, но силы его не безграничны, он его часто использовал, и потому одна массированная атака с их стороны, и всё закончится.
Главное, что закончить нужно эффектно, чтобы потом было, о чём вспомнить долгими зимними вечерами, сидя возле горящего камина, держа в руке шотландский виски с острова Айленд и куря трубку с кубинским ароматным табаком. А рядом, на каминной полке скалил бы зубы череп твоего врага, обёрнутый в серебряную оправу, как какой-нибудь кубок в одном из масонских закрытых клубов.
Жизнь довольно пресная штука, поэтому её нужно прожить так, чтобы осталось много врагов, но все они должны уйти из этой жизни до тебя, а не после. Умри ты сегодня, а я завтра! — вот этот принцип Кринж и исповедовал, а сегодня как раз случился именно такой вариант.
Кринж обладал настоящим боевым даром, что большая редкость, даром усиления действия холодного оружия. Ему достаточно было взять в руки нож, чтобы с его помощью полосовать всё, что угодно, на расстоянии одного метра. Не бог весть, какой мощный дар, но всё же. Двое его сопровождающих никаким даром не обладали, но являлись профессионалами своего дела, и убивать умели, из чего угодно.
Они подкрались, как раз в тот момент, когда студент вытянул из здания всех, кого ещё можно было спасти. Здание разгоралось, клубы дыма и вырывающегося огня били в разные стороны, частично закрывая спасшихся.
Кринжу это не мешало, он знал, что они прекрасно справятся с двумя калеками и одним юнцом, которому просто повезло. Дело не стоило и пяти минут, тем более, у них имелось оружие гораздо мощнее, чем у спасшихся. Кринж хотел убить врага максимально эффектно, и в тоже время быстро. Он кивнул своим сопровождающим, указав на унтера и штабс-капитана, себе взяв мальчишку. Что ж, пяти минут достаточно, а дальше надо уходить.
Они рассредоточились, окружив склавских военных, и открыли огонь. Вскинув к глазам очень короткий карабин, Кринж поймал в его прицел юношу, и тут студента прикрыло облако дыма. Стрелять наобум Кринж не собирался, пришлось ждать, пока ветер отнесёт дым в другую сторону. А вот его коллеги начали стрельбу, но густой дым помешал и им, а их цели залегли и начали стрелять в ответ.
В здании загорелось что-то, дающее очень сильный дым, оно зачадило плотным чёрным облаком, которое благодаря ветру не стало подниматься вертикально вверх, а склонилось в сторону, прикрыв тем самым всю троицу. Пардон, четверых склавцев. Досадная случайность! Хотя, слишком много получилось случайностей. Кринж почувствовал, что их охота грозила затянуться, а это дополнительный риск, тревога уже поднята, и помощь скоро придёт.
Конечно, по времени ничего предугадать невозможно, пока узнают, пока доберутся, но совсем недалеко есть воинская часть, километров в восьмидесяти. Как только до них дойдёт весть о произошедшем здесь, то они обязательно явятся, причём, максимально быстро. Да, не стоит терять времени, надо добить и уходить!
— Подходим ближе, стрелять на поражение! Времени нет.
Оба его подельника согласно кивнули, перезарядили оружие и осторожно стали приближаться, стараясь не попасть под прицел противника. Внезапно клубы дыма шевельнулись, и они увидели, как вся троица калек во главе со студентом переползает уже совсем в другом месте.
От такой неожиданной картины Кринж впал в ступор, он никак не ожидал увидеть их практически с другой стороны здания, и когда успели? Ладно, разберёмся потом, а сейчас нужно добить.
Кринж прицелился и нажал на спуск, его карабин дрогнул, пуля пронзила тело студента, но тот не упал, а стал недоумённо крутить головой, пытаясь рассмотреть, откуда стреляли. Его люди тоже выстрелили по военным, результата никакого.
— Что за… — Кринж быстро перезарядил винтовку и вновь выстрелил, и тут по ним защёлкали ответные выстрелы. Он каким-то шестым чувством осознал, что в него стреляют, и успел пригнуться, а вот его двоим подчинённым повезло гораздо меньше.
Они тоже успели сделать ещё по выстрелу, а один даже три выстрела, воспользовавшись пистолетом, но все их пули ушли неизвестно куда, а ответные попали точно в цель. Одного ранило, другого же убило наповал метким попаданием в голову. Раненый стал отступать, бешено отстреливаясь из пистолета, но сразу три выстрела не оставили ему никаких шансов на спасение, и он рухнул на землю, широко раскинув руки с зажатым в одной из них пистолетом.
В это время ветер вновь изменил направление, и с глаз Кринжа буквально спала пелена. Он внезапно для себя увидел, что та картина с тремя противниками неверна, она развеялась, как дым, сдутая мощным порывом ветра. На месте трёх склавцев сейчас виднелась только обгорелая стена здания, сыплющая во все стороны искрами, почерневшая от пепла трава и труп какого-то студента, что здесь лежал ещё до начала их стычки. Больше ничего!
Кринж резко развернулся в другую сторону, одним движением вытянул из-за пояса короткий револьвер и выпустил весь барабан в обнаруженных совсем с другой стороны людей.
«Меня обманули!» — скрипнув зубами, подумал он, — «но каким образом?» — эти мысли промелькнули в его голове, пока тело, повинуясь раз и навсегда вбитым когда-то в него рефлексам, стремительно убиралось с линии огня. Однако, до спасительной стены палатки, что прикрыла бы его от сосредоточенного огня трёх противников, оказалось слишком далеко, и он просто рухнул на землю, стремясь спастись. Вновь выстрелил его карабин, на этот раз разрывным патроном, но лёжа в неудобном положении и месте, стрелять оказалось сложно, и он промахнулся.
В него тоже выстрелили, пули прошли над головой и одна слева от него. Время шло, отстреливаться из карабина стало неудобно, и он оставил его, лихорадочно перезаряжая свой револьвер. Впрочем, никто не пытался к нему приблизиться, просто не давали подняться из травы, и он стал отползать, внимательно наблюдая за своими противниками.
Всё же, двое из троих ранены, скоро их силы иссякнут, можно обойти здание и вступить с ними врукопашную с помощью своего дара. Так он их на куски порежет, только бы быстро уйти, и он вновь заскользил назад, отползая под прикрытием дыма, что валил густыми клубами, заволакивая всё вокруг.
Я решил долго не держать активным щит, он мог мне понадобиться в совсем уж критической ситуации, которая пока, по моему мнению, не наступила. И что тогда? Поэтому я убрал его и положил находившегося без сознания полковника на землю. А дальше мы все увидели, как к нам приближается трое вооруженных людей, одетых в полувоенную форму.
Хотя, вернее сказать, они уже давно приближались к нам, вероятно, от них-то мы и отстреливались, другие бандиты сбежали, или остались тут, вон три трупа валяются неподалёку. А эти оказались мало похожими на обычных бандитов, на их лицах отсутствовали повязки, да и сами лица были какие-то серые и незапоминающиеся. Такого встретишь ясным днём, посмотришь, а через минуту уже и вспомнить не сможешь.
Все трое имели в руках оружие посерьёзнее, чем у нас, судя по виду. Один сжимал маузер, другой — короткую тупорылую винтовку или карабин, у третьего присутствовали два револьвера. Они изготавливались к стрельбе. Я понял, что счёт идёт уже на мгновения, мы их увидели, несколько минут сможем продержаться или попытаться продержаться, но потом что?
Мой дар просел уже почти на три четверти, унтер ранен в ногу, капитан в руку, они перевязали себя, как умели, но долго не продержатся, и вряд ли вообще будут находиться в сознании из-за болевого шока и кровопотери. А что я один смогу сделать против трёх наёмных бандитов? Да ничего, продержусь несколько минут, и меня подстрелят, дар-то уже на исходе, а что, если?!.
Тут порыв ветра скрыл нас дымом, и возникшая у меня в голове идея сразу же стала реализовываться, я даже не думал, а действовал, чисто интуитивно, создавая проекцию всех нас и перемещая её на другую сторону здания. Сама проекция не расходовала много моих сил, я уже привык её держать, точнее, картину создавать и держать, а тут она больше походила на остановившееся мгновение, то есть, на фотографию.
Создав картину себя, капитана и унтера, обороняющихся от врагов, я переместил её в нужную сторону и стал поддерживать в ней жизнь, благо уже навострился это делать, получалось похлеще немого кино. Надеюсь, что в горячке боя, да ещё в условиях плохой видимости, враги не поймут, что видят мираж, и поддадутся на мою провокацию. Так и получилось!
— Смотрите, они сейчас отвлекутся на картину, что я создал с помощью своего дара, и ошибутся, тогда стреляйте по ним! — крикнул я унтеру и штабс-капитану и сам приготовился к стрельбе. А дальше мы смогли плотным огнём подстрелить двоих, и тут раненый унтер потерял сознание. Мы остались вдвоём со штабс-капитаном против самого сильного противника.
Держать картину я больше не мог, нужно подкопить ещё сил для последнего боя. Нас осталось двое против одного, но матёрого боевика, а ещё у штабс-капитана закончились патроны, и он полез за оружием унтер-офицера, и в это время противник нас атаковал.
Всё произошло очень быстро. Вот он вроде только лежал в траве, а вот уже, оказывается, отполз далеко в сторону и, привстав, добежал до ближайшей палатки, за которой и укрылся, начав нас расстреливать с близкого расстояния.
Из револьвера стрелял он метко, и одна из пуль попала в плечо капитану, бросив его на землю от боли, причём, попала она ему опять в раненую руку. Всё, я остался один! До этого момента в моей крови бродил адреналин и бацилла бесшабашности, но увидев, как упал на землю капитан, я внезапно осознал, что теперь в моих руках судьба трёх человек, не считая моей собственной.
Мне вообще на себя наплевать, я никогда не задумывался о своей судьбе, как получалось, так и было. Конечно, за себя я всегда постою, но это за себя, а здесь речь шла уже о трёх жизнях людей, которые намного старше меня, я остался один за всех, а сил нет.
Это я отчётливо понял, когда наёмник стал стрелять в меня. О том, что этот человек наёмник, я понял интуитивно, больно профессионально этот человек себя вёл, и стрелял очень грамотно, не хуже, чем мой инструктор, да и одет весьма интересно, нетипично для террористов.
Пули засвистели у меня над головой, отчего я рухнул в траву и перекатился несколько раз, чтобы исчезнуть из поля зрения стрелка, а потом ещё и отполз в сторону. Клубы дыма от здания прикрыли мой отход, но я вовсе не был уверен, что меня не отслеживают. Я высунулся из травы и стал целиться из шварцлозе, пытаясь увидеть своего противника.
На какой-то краткий миг он показался из-за угла палатки, и я сразу же нажал на спусковой крючок. Два выстрела разорвали неустойчивую тишину, но я промахнулся. В ответ бахнул выстрел из винтаря, как я его назвал, и совсем рядом со мной пронеслось несколько свинцовых градин, как будто в меня выстрелили не пулей, а дробью. Я уткнулся лицом в траву, стараясь вжаться в неё полностью.
Вслед за винтовочным выстрелом прогремело два револьверных, что-то вжикнуло, и я почувствовал, как по моему плечу потекла кровь. Опрокинувшись на бок, я отполз в сторону и, прислонив другую руку к плечу, отнял её и увидел на ладони кровь
«Я ранен! Но как же так⁈» — мысль мелькнула и тут же пропала, и в этот самый миг я ощутил весь груз ответственности за происходящее, ведь если я сейчас погибну, то вместе со мной погибнут и те, кого я спас!
Волна жара прошла по телу, отчего кровь из раны заструилась ещё сильнее, и я понял, что меня на самом деле задело лишь вскользь, а не всерьёз ранило. Так чего я тогда сопли жую, у меня же ещё остались крохи дара? Да, мне плохо, я немного ранен, силы дара почти не осталось, но на кону стоят четыре жизни: моя и моих невольных подопечных.
Все эти мысли мелькали в голове, наверное, со скоростью света, я отвлёкся, и следующий выстрел моего врага чуть было не убил меня. Пуля срезала кусок воротника, за малым не пробив шею, и унеслась куда-то вдаль, а я вдруг понял, что следующий выстрел моего врага станет для меня последним.
Я напряг дар, но сил на защиту явно не хватит, пуля сможет её пробить, тем более, что я своего врага плохо видел, он старше и опытнее меня, и умеет предугадывать чужие действия. Остаётся лишь одно: создавать иллюзию. Собрав оставшиеся крохи дара, я изобразил картину встающего и убегающего меня.
Картина сформировалась, ожила и начала работать, а я остался на месте, приподняв голову и внимательно осматривая местность, высматривая, откуда мог стрелять враг. Вот он! Грянул выстрел, пуля прошила тело бегущего второго меня, я подыграл врагу, заставив иллюзию тела застыть на месте, скорчиться и медленно начать падать на землю.
Не знаю, что подумал стрелок, но вслед за первым прозвучали ещё два выстрела из револьвера, заставив иллюзию дрогнуть. Тело моего двойника по моему приказу рухнуло на землю и там застыло в нелепой позе. У меня ещё оставались крохи дара, и я продолжал поддерживать жизнь в картине, стремясь наверняка поймать на этом врага. И он — таки поймался! Я, наконец, увидел его и, наведя прицел пистолета, нажал на спусковой крючок.
Выстрел, выстрел, выстрел! Я стрелял, пока не опустел весь магазин, смотря, как дёргается от пуль тело моего противника. В это время мой иллюзорный двойник распался, перестав подпитываться моим даром, и враг понял, кто в него стрелял, но это оказалось слишком поздно. Он успел ещё взмахнуть рукой, что-то сделав, после чего упал и больше не двигался.
Последней эмоцией Кринжа оказалось недоумение: как его, прожжённого убийцу и наёмника, обвели вокруг пальца? И кто провёл? Какой-то никому не известный юнец! Он ничего не успевал сделать, ловя своим телом пули, и принял последнее, максимально лучшее решение. Отбросив пистолет, Кринж выхватил из ножен кинжал и последним волевым усилием задействовал свой дар, ударив в ответ, после чего умер. Он сделал, всё что смог…
Этот его взмах оказался для меня чуть ли не фатальным, так как враг имел боевой дар, о чём я не знал, как не догадывался и о самой природе его дара. Я лишь услышал свист разрезаемого невидимым лезвием воздуха и ощутил жгучую боль на лице. Кровь хлынула из большого, но неглубокого, как потом оказалось, разреза. Я схватился за лицо и, шатаясь, стал ощупывать себя, боясь только одного, чтобы рядом не обнаружился ещё кто-то из врагов. Шварцлозе, что я держал перед лицом, когда стрелял, потерял половину ствола, срезанного вчистую моим противником. Видимо, это и помогло мне выжить и не получить фатальную для себя рану. Оружие приняло на себя основной удар дара врага и ослабило его.
Я огляделся по сторонам, мне повезло, никого из врагов рядом больше не оказалось. Все, кто выжил в этом бою, успели сбежать, остальные остались лежать и угрозы для меня не представляли. Между тем, разрез, нанесённый невидимым оружием, изрядно сочился, вкупе с раной на руке он заставлял меня терять много крови. Я чувствовал, что силы мои на исходе, нужно остановить кровь и заняться осмотром оставшихся в живых. Их раны тяжелее, мои всё равно скоро покроются коркой, и не так опасны, как у них.
Я разговаривал сам с собой, пытаясь собрать последние силы для оказания помощи другим, но кровь продолжала сочиться сквозь пальцы, а правая рука начала неметь. Хотелось упасть и заснуть. А ещё я чувствовал дикий голод, это о себе давали знать последствия истощения дара.
Шатаясь, я принялся снимать с себя мундир и рвать рубашку, чтобы перевязать собственные раны. Получалось не очень хорошо, но я старался и успел кое-как перевязать себе руку, как мне стало совсем плохо, и я свалился на землю, немного не дойдя до стонущего от боли штабс-капитана.
Не знаю, терял ли я сознание, но очнулся довольно быстро. Кровь заливала лицо, хотя сочилась уже не так интенсивно, я понимал, что нужно вставать и идти. Куда идти — не знал, что делать дальше — тоже, сознание помутилось, и я вновь упал. Упал и не смог подняться. Раскрыв глаза, я глядел на далёкое-далёкое небо, что радовало своей небесной синевой и чистотой, на меня снизошло благоговение, и я закрыл глаза.