Право сильного

Глава 31 Аурон Утерс, граф Вэлш

…Отсюда, с небольшого пригорка, на котором еще полчаса назад стояла юрта Дзарев-алада, армия ерзидов казалась невероятно большой волчьей стаей. Или ночным небом, волею богов упавшим на землю. Почему? Да потому, что легкий морозец, ударивший под утро, заставлял степняков закрывать лица обрезками шкур, и вместо безбрежного моря белых пятен я видел лишь искорки света факелов, отражающиеся в глазах.

Вождь Урешей, Алван-берз, его назир-аши, толпа родовых вождей и алугов, стоящие по правую руку от нас, лиц не прятали. Однако походили на серых хищников намного сильнее, чем простые воины. И не блеском глаз, а горящими ненавистью взглядами и злыми оскалами ртов.

«Вроде, волки. А манок — кошачий…» — подумал я, затем сжал в руке затейливую глиняную свистульку, неторопливо вышел в центр круга для поединков, образованного моими воинами, уставился на Дзарев-алада и рыкнул во всю мощь легких:

— Внемлите мне, Уреши, и не говорите, что не слышали: я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок короля Вильфорда Бервера и алад, признанный Субэдэ-бали — плоть от плоти этой земли!

Тихий ропот, то и дело прокатывавшийся над этой частью военного лагеря, мгновенно стих. Видимо, большая часть ерзидов помнила сказания и знала, КТО начинал свои речи с этих слов.

— Говорить о том, что слышу голос Первого Меча Степи, я не буду, так как это неправда. Рассказывать о вашем прошлом — тоже: вы знаете его намного лучше меня. Поэтому опишу ваше настоящее и будущее…

Такое странное начало Последнего Слова заинтересовало далеко не всех — большая часть степняков слушала вполуха, так как пританцовывала на месте или надолго задерживала дыхание, чтобы согреться.

— Вы — часть армии. Довольно большой. Вы сходу завоевали Морийор, поэтому уверены, что бросите под копыта своих коней и весь остальной Диенн. А еще вы привыкли считать себя песчаной бурей. И искренне верите в то, что ничто под этим небом не способно остановить ветер, несущий мириады смертоносных песчинок. Я вас расстрою: это неправда — песчаная буря опасна только в пустынях и жарким летом. Зато зимой, да еще и среди густых лесов, она не страшна. Во-первых, потому, что песчинки смерзаются в комки и теряют способность летать и жалить, а во-вторых, здесь, у нас, есть опасности и пострашнее…

При слове «опасности» людское море словно вскипело: ерзиды гордо расправляли плечи и вскидывали головы, всячески стараясь показать, что не боятся никого и ничего. Пришлось их обломать:

— Силу некоторых из них вы ощущаете даже сейчас — это Холод и Голод!

«Море» колыхнулось снова. На этот раз — совсем не грозно. Еще бы, степняки чувствовали мою правоту кожей и желудками!

— Зима меняет представления о многом… — дав им возможность оценить всю глубину моей мысли, продолжил я. — Скажем, летом большая армия безусловно предпочтительнее маленькой: она способна сметать со своего пути любые препятствия и воистину неудержима. Зато когда землю засыпает снегом, а реки сковывает льдами, большая армия враз теряет свою силу, ибо очень быстро съедает себя изнутри…

Соглашаться с этим утверждением никто не торопился. Но угрюмые взгляды постепенно замерзающих степняков говорили сами за себя.

— Что самое грустное ДЛЯ ВАС, человек, который привел вас сюда ИМЕННО ЗИМОЙ, знает об этом не хуже меня, ибо родился и вырос в еще более холодном королевстве, чем Элирея…

Гогнар Подкова, стоящий за правым плечом Алван-берза, остался недвижим, но его кадык дважды дернулся вверх-вниз.

«То ли еще будет…» — мысленно ухмыльнулся я и чуточку повысил голос:

— Тем не менее, вы — тут. Налегке и без обозов. И знаете, почему? Потому, что ваши жизни ему НЕ НУЖНЫ!

— Аурон-алад, ты заговариваешься! — гневно рыкнул Дзарев-алад. — Говори свое Слово и уходи!

Я пропустил его рык мимо ушей:

— Для того, чтобы убедиться в моей правоте, достаточно посмотреть на то, как одеты МОИ воины: их поддоспешники достаточно толстые, чтобы сохранять тепло в самые лютые морозы, перчатки под кольчужными рукавицами не дают пальцам примерзать к рукоятям мечей, а толстые обмотки и непромокаемые сапоги позволяют не бояться обморожений…

Короткая пауза, во время которой ерзиды проникались моей правотой — и я снова заставил ерзидов обратить внимание на Гогнара Подкову:

— Да, вы можете сказать, что сюда, в Элирею, вас привели боги. И что ваши вожди выполняют их волю. Знаете, что я скажу вам в ответ? Что вас обманули! Нет, не ваши вожди, а человек, которого вы наивно считаете сыном Субэдэ-бали!

Со стороны людского моря послышался все усиливающийся ропот. Перекрикивать его я не собирался, поэтому поднес к губам манок и дунул. Во всю силу легких. Ропот мгновенно стих. Еще бы — над военным лагерем и ночным лесом разнесся грозный рык Дэзири-шо!

Насладиться растерянностью ерзидов не получилось — рык боевого кота Первого Меча Степи еще сотрясал воздух, а я уже рвался в сторону, уклоняясь от бросков метательных ножей. Как оказалось, зря: первый, брошенный Гогнаром Подковой, поймал шевалье Пайк, а второй, сорвавшийся с руки одного из спутников делирийца — Клайд Клешня. После чего воины, образовывающие круг для поединков, сделали по два шага к его центру и, соприкоснувшись плечами, закрыли меня живой стеной.

— Стоять!!! — одновременно с их перестроением взвыли Дзарев-алад, Алван-берз, еще несколько вождей и пара алугов. — Алад, говорящий Последнее Слово, неприкосновенен!

Гогнара аж перекосило. Однако лезть на рожон он не захотел, поэтому согласно кивнул и… состроил виноватое лицо.

Вождь вождей в его раскаяние не поверил: шевельнул рукой — и вокруг стены из моих воинов появилась еще одна, но уже из его телохранителей. А еще через пару ударов сердца Алван-берз вспомнил о моем манке и вмешался в наше с Дзаревом «общение»:

— Где. Ты. Это. Взял?

— Взял не я, а мои люди. — подбросив манок на ладони, ответил я. — В юрте Маруха, сына Нардара. Сегодня ночью. Кстати, если у тебя есть желание порасспросить этого делирийца о том, когда и как использовался этот манок, отправь к нему десяток воинов прямо сейчас. А то, боюсь, до рассвета он не доживет…

Берз не думал ни мгновения — развернулся на месте, подозвал к себе одного из назир-ашей и что-то негромко ему приказал. Тот тут же исчез. А вокруг самого Алвана началась суета — добрые две трети телохранителей переместились так, чтобы защищать его от возможного удара в спину, а оставшиеся взяли под контроль Подкову и его людей.

Воины, стоящие в первых рядах и тоже заметившие эти передвижения, глухо зароптали, и я, почувствовав, что большинство из них все еще считает Гогнара сыном Субэдэ-бали, снова вскинул руку над головой:

— Для тех, кто еще не понял: рык Дэзири-шо, который вы слышали только что, не имеет никакого отношения к воле Первого Меча Степи. Его издает манок, который был сделан по приказу короля Иаруса Молниеносного для Гогнара, сына Алоя и его людей…

Ропот и не думал затихать.

— Дело в том, что этот человек — делириец. Не только по рождению, но и по духу. И для того, чтобы вы не удивлялись всему тому, что я скажу дальше, открою вам глаза на некоторые подробности из его прошлого. Хотя нет, я попрошу это сделать человека, который некогда брал Гогнара на службу в Ночной двор Делирии!

Граф Андивар оказался рядом со мной уж слишком быстро. Видимо, его ускорили толчком в спину. Кстати, совершенно зря — личина, созданная моей супругой, в принципе не могла позволить графу отказываться выполнять мои приказы:

— Я — граф Андивар Фарбо, сотник Ночного двора Делирии и посол короля Коэлина Рендарра при дворе Вильфорда Бервера! Гогнар Подкова служил под моим началом четыре года. Чтобы не быть голословным, могу озвучить кое-какие приметы: у него нет ногтя на безымянном пальце левой руки, сломан правый нижний клык, на правом бедре косой шрам от удара мечом, чуть ниже левого соска — родимое пятно в форме косточки от сливы, а за левым ухом — бородавка…

Ерзиды загомонили: если бородавку за ухом и шрам на бедре могли видеть немногие, то сломанный клык и отсутствие ногтя явно бросались в глаза не одному человеку.

— Да, безусловно, служба короне Делирии сама по себе ничего не значит… — продолжал граф Фарбо. — Ведь ваш Атгиз Сотрясатель Земли тоже отдал ей двенадцать лет, служа в самом боеспособном подразделении нашего королевства — Снежных Барсах!

Этого большинство не знало. Поэтому гомон стал еще громче.

— Достаточно! — рявкнул Подкова и, растолкав людей Алвана, с ненавистью уставился на меня. — Уйми его, а то пожалеешь!!!

Я смерил его презрительным взглядом и усмехнулся:

— Я говорю Последнее Слово, стоя в круге для поединков, совсем не зря! И ты, любой, кто захочет оспорить мои слова, можете переступить его границу и вложить нить своей жизни в руки Субэдэ-бали!

Море искорок качнулось вперед. Вернее, не так: в нем появились отдельные водовороты и течения. В тех местах, где ко мне начали двигаться желающие. Пришлось уточнить для тех, кто не понял:

— Повторю еще раз — я готов драться с любым из вас! Но — после того, как договорю!

— Аурон-алад в своем праве! — веско сказал Алван-берз. Затем злобно зыркнул на Подкову и приказал: — Вернись на место. У тебя будет возможность выйти в круг для поединков. Даю слово!

Тот заиграл желваками, но попятился. А граф Андивар тут же перешел к основной части своего монолога:

— Вряд ли вы знаете, но в Ночной двор любого королевства предпочитают брать людей с изъянами, дабы ими было проще управлять. Такой изъян был и Гогнара Подковы: четвертый сын графа Норгарда де Вайзи, был изгнан из рода за противоестественную связь со своей младшей сестрой…

Движение правой кисти эрдэгэ было воистину молниеносным. Однако Пайк оказался быстрее, и нож, уже почти долетевший до горла графа Фарбо, воткнулся не в податливую плоть, а в землю. «Проснувшиеся» назир-аши бросились к Подкове и тут же отпрянули: Гогнар выхватил из ножен меч и нехорошо оскалился:

— Этот лайши — не алад, поэтому я требую поединка и буду драться с ним прямо сейчас!

— Этот лайши говорит моим голосом… — ухмыльнулся я. — Поэтому драться тебе придется не с ним, а со мной!

— Я убью и его, и тебя!!! — пообещал он.

— Да? Хм… А Дзарев-алад и Алван-берз не будут против, если я ненадолго прерву Последнее Слово и дам возможность этому… хм… даже не знаю, как его назвать… похотливому созданию умереть?

Вождь вождей равнодушно пожал плечами и уставился на вождя Урешей. Тот заколебался и вопросительно посмотрел на своего алуга, после чего последний расправил хилые плечи и торжественно заявил:

— Раньше Слово не прерывали. Но традициям это не противоречит!

Я кивнул, показывая, что принимаю их решение, и над ночным лагерем зазвучал гулкий голос вождя вождей:

— Я, Алван, сын Давтала, берз ерзидов и голос Субэдэ-бали, спрашиваю вас, воины — готовы ли вы испытать себя в поединке и принять предначертанное Судьбой?

…Состояние прозрения, в котором я пребывал с момента выхода из юрты Дангаза-шири, позволяло видеть намного больше, чем позволял обычный взгляд. Скажем, за непроницаемым лицом разогревающегося Гогнара Подковы я чувствовал не только злость желание драться до последнего вздоха, но и обреченность, а в глазах Алван-берза кроме гнева на эрдэгэ проглядывали растерянность и угрюмая решимость. Впрочем, растерянность чувствовал не он один, но и большинство вождей. Еще бы, часть Последнего Слова и коротенькая речь графа Андивара перевернули их представление о настоящем и разбили вдребезги мечты о будущем.

«То ли еще будет…» — разглядывая их лица, мстительно думал я. И изредка посматривал на своего будущего противника.

Двигался он очень неплохо — каждое разминочное движение выполнялось предельно правильно и четко, с пластикой, наработанной многолетними тренировками и реальными боями. Конечно же, показывал он только то, что считал нужным. Например, вращая предплечьями, он довольно тонко «демонстрировал» разницу в развитии правой и левой руки, при приседаниях «показывал» относительную слабость правосторонней стойки, а при вращениях корпуса лишь самую малость «не успевал» взглядом за разворотом плеч. Правда, в какой-то момент у меня сложилось впечатление, что все это он изображает в основном по привычке. А сам прекрасно понимает, что меня, Утерса, этим не обмануть.

В отличие от него, я свои мнимые слабости не показывал. Разогревал тело, выполняя самую обычную разминку для связок и суставов. Правда, не нашу, а ту, которую давали ученикам в мечевой школе Фалько Рубаки. Информации о моих навыках обезличенные движения не давали, что постепенно портило Подкове настроение — о том, что я хороший мечник, он слышал немало. А прочитать меня не мог!

Когда Алван-берз объявил начало боя и над лагерем прокатился громогласный крик «Ойра-а-а», Гогнар сделал еще одну попытку оценить мои возможности — перекинул меч в левую руку, а в правую взял массивный круглый щит с умбоном. Я отнесся к этому с полнейшим равнодушием — рубиться с левшой было ничуть не сложнее, чем против обоерукого противника.

Первые несколько атак Подковы я, по сути, проигнорировал: смещался в стороны или назад ровно настолько, чтобы делать бессмысленным их продолжение и не показывать своих реальных возможностей. Сообразив, что прощупывать себя я позволять не собираюсь, Гогнар в сердцах сплюнул себе под ноги и отступил к границе круга. Вбил меч в снег, перебросил щит с правой руки на левую и… выхватив из рукава метательный нож, метнул его мне в левый глаз.

Смещаться вправо, под планирующуюся атаку, было бы крайне нерасчетливо, поэтому я скользнул влево-вперед впритирку к рванувшемуся вперед мечу, всадил правый клинок в открывшуюся подмышку, а затем подсек «переднюю» ногу.

— Тва-а-арь… — прохрипел Подкова и уже в падении попытался закрутить корпус движением, чем-то похожим на «Мельницу».

У его не получилось — для того, чтобы провернуться и ударить меня кромкой щита «через спину», надо было иметь возможность вращаться вокруг своей оси. А ее не было, так как мой клинок продолжал оставаться в ране. Вернее, выйдя из нее на половину ладони сразу после удара, он снова устремился вперед, но уже чуть под другим углом…

…Как я и предполагал, воздавать почести человеку, от которого отвернулись боги, Алван-берз не стал: коротко объявил о воле Субэдэ-бали, жестом приказал убрать из круга все еще бьющееся в агонии тело, а затем довольно учтиво поинтересовался, не хочу ли я передохнуть перед тем, как продолжить говорить.

Коротенькая схватка меня не утомила, поэтому я отрицательно помотал головой, отправил графа Андивара под охрану Клешни, а сам встал на его место и снова уставился на Дзарев-алада:

— Чем занимался Гогнар в Делирии, я не знаю. Зато могу рассказать о том, к чему он вас привел. Оглянитесь по сторонам и спросите себя — где та добыча, которую вам обещал «сын Субэдэ-бали»? Где табуны прекрасных кобылиц, телеги с оружием, вереницы пленных женщин? Не видите? И я не вижу. Зато знаю, что через день-два вы начнете забивать и есть своих коней…

— Завтра мы возьмем Влар… — набычился вождь Урешей.

Я отрицательно помотал головой:

— Не возьмете. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю…

— Ты в этом уверен? — оскалился алад.

Я кивнул. Затем забрал у ближайшего ерзида факел, поднял его над головой и описал три двойных петли.

Над надвратной башней Влара тут же вспыхнул столб пламени и осветил «журавлик». А через десяток ударов сердца почти невидимая из-за расстояния «шея» сдвинулась с места и взметнула к ночному небу освещаемый факелами прямоугольник.

Дзарев-алад сглотнул. А Алван-берз, до этого момента старавшийся не вмешиваться в наше общение, нехорошо прищурился и положил ладонь на рукоять сабли:

— Там — головы моих лазутчиков?

«Если бы не леди Даржина и Илзе, я бы ответил утвердительно…» — мысленно буркнул я. А вслух сказал совсем другое: — Твои лазутчики живы. Просто связаны. Сегодня ночью Тайная служба Элиреи взяла всех людей, которых ты заслал в наши города. Не уверен, что выжили все, но большая часть — точно…

Алван-берз подозвал к себе одного из назир-ашей и приказал ему отправить за телегой полную сотню. Такое решение меня устраивало, поэтому я дал ему возможность договорить, а затем продолжил вещать. Значительно громче, чем до этого:

— Итак, еще раз о настоящем: война с Элиреей подарила вам голод, холод и страх…

Ерзиды зароптали.

— Не мы пришли к вам в Степь, а вы к нам! — напомнил я, а затем перешел к описанию будущего. — Впрочем, это не самое худшее из того, что вас тут ждет! Не буду говорить о том, что до весны еще далеко, а кушать хочется каждый день. Скажу о другом… Представьте себе эту землю с высоты птичьего полета. Вон там, за моей спиной — Арнорд, столица этого королевства. Где-то на полпути между нею и Вларом — армия Элиреи под предводительством моего отца, графа Логирда Утерса, которого народ прозвал Неустрашимым. Армия идет сюда. Довольно быстро. И будет тут со дня на день…

На лицах тех воинов, кто не прикрывал лица тряпьем, появились кровожадные улыбки: они устали от выстрелов в спину и жаждали боя лицом к лицу.

— Если посмотреть влево, на полночь — то на полпути между Вларом и Ледяным хребтом — армия Делирии. Под предводительством короля Коэлина Рендарра, наследника одного из величайших завоевателей Диенна Иаруса Молниеносного… — продолжил я после короткой паузы. — Она тоже идет сюда и будет тут практически одновременно с нашей…

Улыбок стало значительно меньше, а во взглядах тех, кто поумнее, появился страх.

— Взгляд вправо, на полдень, позволит рассмотреть армию Онгарона, которую ведет граф Гайос Ранмарк…

— Армия Бадинета-берза ловит мои термены… — почувствовав, что настроение его воинов начало стремительно ухудшаться, воскликнул Алван-берз.

— У тебя устаревшие сведения: население Онгарона попряталось за стены городов, а король Бадинет Нардириен граф отправил армию к границе! — сказал я вслух. А про себя добавил: — «Еще бы! От такого предложения не отказываются…»

— Ты пытаешься нас испугать? — прищурился Алван-берз.

— Нет. Я просто говорю то, что есть на самом деле. Кстати, если ты сомневаешься в моих словах, то подойди к любому пленнику и попроси рассказать все, что они знают об Утерсах…

— Уже расспрашивал… — угрюмо буркнул вождь вождей. — И знаю, что вы не лжете…

— Что ж, тогда я забываю про твой вопрос и продолжаю: итак, против армий трех королевств вы не устоите. Значит, попробуете уйти в Ратмар. На мой взгляд, зря: их король предупрежден, поэтому еды и фуража вам там не найти…

— Мы будем биться до последнего воина! — гордо воскликнул один из родовых вождей. — И прольем реки крови!!!

Не без труда сдержав рвущийся наружу гнев, я оглядел остальных, затем снова уставился на Дзарев-алада и, глядя ему в глаза, сказал фразу, которой должен был закончить Последнее Слово:

— Внемлите мне, Уреши, и не говорите, что не слышали: я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок короля Вильфорда Бервера и алад, признанный Субэдэ-бали, предлагаю вам выбор! Если вы выберете мир, я провожу вас обратно в Степь и покажу будущее, в котором Пути наших народов никогда не пересекутся! Если выберете войну, будущего у вас не станет: армии трех наших королевств будут гонять ваши термены по всему Диенну до тех пор, пока не уничтожат последнего ерзида, а воины моего рода отправятся к вашим стойбищам и вырежут всех мужчин, включая стариков и детей!

Людское море оставалось спокойным лишь один короткий миг. А затем качнулось вперед и забурлило:

— Мы выбираем войну!!!

— Пугай своих женщин, лайши!!!

— Сме-е-ерть!!!

— Поединка-а-а!!!

Бесновались не только Уреши, но и все остальные ерзиды. Причем и простые воины, и алуги, и алады. Единственным островком относительного спокойствия был Алван-берз и его назир-аши — первый что-то сосредоточенно обдумывал, а вторые давили в себе чувства, так как даже в гневе должны были выполнять свои обязанности.

— Хорошая была попытка… — негромко буркнул Пайк. — Думаю, ты останешься в памяти народа, как Утерс Безрассудный…

— Да нет, не Безрассудный, а Рубака… — нервно хохотнул Клешня. — Я думаю, что перед тем, как втоптать нас в землю, ерзиды завалят телами круг для поединков…

Вьюн свою версию изложить не успел, так как заметил, что алуг Урешей набирает в грудь воздух, и заткнулся.

— Мы тебя услышали, лайши! А теперь, когда ты лишился неприкосновенности…

— Тихо!!! — внезапно рыкнул Алван-берз и подошел ко мне: — Прежде, чем Дзарев-алад примет решение, ответь мне на один вопрос…

— Спрашивай… — кивнул я, а сам покосился на вождя Урешей, который УЖЕ ПРИНЯЛ решение и был очень недоволен задержкой.

— Зачем ты рисковал жизнью, добиваясь права на Последнее Слово, если знал, что три ваших армии уже на подходе?

— Армии будут тут не раньше, чем через четыре дня. А тебе и твоим воинам нечего есть уже сейчас, и единственный приемлемый выход для вас — это штурм Влара. Воинов у тебя много. Намного больше, чем за стенами Влара. Значит, каждый лишний день этой войны будет уносить тысячи жизней моих соотечественников…

— Не солгал и тут… — хмыкнул берз и сделал шаг назад, показывая, что выяснил все, что хотел.

— Четыре дня — это очень много… — радостно оскалился Дзарев-алад, затем вырвал из ножен свою саблю и вскинул ее над головой:

— Внемлите мне, ерзиды, и не говорите, что не слышали: я, Дзарев, сын Чарса, алад рода Уреш, выбираю ВОЙНУ!!!