Право сильного

Глава 23 Аурон Утерс, граф Вэлш

…Как и предупреждали личины, знатоков традиций эпохи Атгиза Сотрясателя Земли среди ерзидов было очень немного. Поэтому первые несколько мгновений после появления из-за поворота сотни степняков показались нам вечностью. Еще бы — все до единого несущиеся к нам всадники видели перед собой не Круг Последнего Слова, а намеренно изуродованный Круг Выбора. Поэтому жаждали отомстить за издевательство над своими обычаями.

И отомстили бы. Если бы не предусмотрительность Илзе, в буквальном смысле слова заставившей меня перестраховаться: когда атакующие нас воины начали натягивать луки, все девять «моих» ерзидов одновременно вскинули к небу сжатые правые кулаки и слитно рявкнули «Хар-р-р!!!»

Игнорировать призыв к Субэдэ-бали лучники побоялись — окружили нас кольцом и послали одного воина к Большому Начальству. Дабы то взяло на себя ответственность за судьбу тех, кто вручил свои жизни в руки Первого Меча Степи.

Ожидание выдалось недолгим — не прошло и минуты, как из-за деревьев показалась основная часть термена и неторопливо порысила к нам.

Несмотря на то, что Уреши выполнили приказ Алван-берза и поснимали с себя волчьи хвосты, понять, кто из них является шири, оказалось довольно просто: взгляды окруживших нас воинов то и дело скрещивались на невысоком седовласом степняке, едущем в окружении десятка телохранителей.

Кстати, несмотря на не внушающие уважения габариты, выглядел он весьма грозно. Скорее всего, потому, что его лицо было изрезано добрым десятком давно заживших шрамов, а в развороте не особенно широких плеч и в посадке головы чувствовалась несгибаемая воля.

Соображал он тоже неплохо — когда один из его спутников подъехал к нему вплотную и что-то гневно прошипел, шири заткнул его одним жестом. И, кажется, даже объяснил, что именно мы пытались изобразить.

Степняк унялся. На время. А седовласый, остановив коня, с интересом оглядел меня с головы до ног и чему-то удивился.

Несколько мгновений, потребовавшихся ему для того, чтобы обдумать увиденную странность, подействовали на его нетерпеливого спутника, как удар хлыстом на норовистого коня — он вцепился в рукоять своей сабли, привстал на стременах и снова что-то рявкнул. Вернее, попытался. Но был послан далеко и надолго. А его командир внимательно оглядел моих людей, сделал какие-то выводы и снова уставился на меня. Вернее, на мой кинжал.

«Хм… Кажется, он не заметил рукоятей моих мечей…» — подумал я, снова почувствовав его удивление. А буквально через пару ударов сердца, когда взгляд шири метнулся к моим плечам, не удержался от шутки — едва заметно склонил голову и снова замер в неподвижности.

Взгляд ерзида заметался между рукоятями моих мечей. Да так забавно, что я позволил себе улыбнуться. Правда, одними глазами. И вызвал недовольство седовласого. Что, слава богам, никак не сказалось на формулировке заданного им вопроса:

— Я, Дангаз, сын Латрока, шири Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, спрашиваю тебя, лайши: что привело тебя в Круг Последнего Слова?

То, что шири Урешей, именуя себя, опустил название рода, меня слегка удивило. Но не настолько, чтобы помешать ответить на заданный вопрос так, как предписывают их традиции:

— Я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок его величества Вильфорда Бервера по прозвищу Скромный, требую права Голоса!

Седовласый счел меня самозванцем. Однако вместо того, чтобы озвучить свои сомнения, вдруг потребовал доказать, что мои воины являются багатурами!

В первый момент я хотел отказаться. Вернее, заявить, что никакие они не багатуры. Но вдруг заметил тень мстительной радости во взгляде одной из моих личин и разозлился:

— Ты их УЖЕ видишь! Если для вас, ерзидов, знаком багатура является алая подкова на запястье, то для нас, уроженцев Элиреи, им служит черно-желтое сюрко!

Шири обрадовался. Но не тому, что все мои люди — вышеупомянутые багатуры, а тому, что я, ответив так, а не иначе, чем-то ослабил свою позицию:

— Ты хочешь сказать, что каждый, кто носит эту накидку, багатур?

Я кивнул:

— Да, именно так!

И мысленно хмыкнул, увидев, что на лицах практически всех ерзидов заиграли очень нехорошие улыбки.

— Получается, что ты тоже багатур?! — уже не сдерживая радости, спросил седовласый.

Я демонстративно оглядел свое сюрко, а затем удивленно уставился на шири:

— А что, не видно?!

— Что ж… Тогда я, Дангаз, сын Латрока, шири Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, спрашиваю вас, воины севера — готовы ли вы испытать себя в поединке с лучшими сынами рода Уреш и принять предначертанное вашей Судьбой?

Услышав этот вопрос, я мысленно застонал: девять поединков до первой крови, которые по традиции должен был выиграть соискатель права Голоса, в самом худшем случае могли вызвать у ерзидов разве что недовольство. А восемнадцать, половина из которых должна была пройти в Круге Выбора и могла закончиться гибелью их соплеменников — уже ненависть:

— Если я не ошибаюсь, то право Голоса даруется чуть-чуть по-другому… — пытаясь обойтись малой кровью, спросил я. — Ты уверен, что в Круг должны выйти все девять моих воинов?

Увы, шири не оценил моего великодушия, и мне пришлось отправить в Круг Пайка…

…Противника ему выбирали по габаритам — ерзид, спрыгнувший с коня и шагнувший в Круг Выбора, был выше своих сородичей головы на полторы и раза в два шире. В теплом тулупе, надетом поверх кольчуги и всего того, что было под ней, он напоминал медведя, вставшего на задние лапы. Только вот двигался он заметно медленнее хозяина леса. И постоянно шмыгал красным и здорово распухшим носом.

Когда воин сбросил тулуп на снег и сделал первые разминочные движения, Пайк недовольно поморщился и обратился к шири:

— Твой воин болен и еле стоит на ногах. Может, выставишь вместо него кого-нибудь еще?

— Легкий насморк ему не помешает… — буркнул шири, затем вскинул наг головой саблю и торжественно объявил: — Да свершится воля Субэдэ-бали! Ойра!

— Ойра-а-а!!! — слитно рыкнули ерзиды, а уже через миг Пайку пришлось смещаться в сторону, уходя от мощного, но не особенно быстрого удара в горло. Ждать, пока здоровяк продолжит атакующую связку, шевалье не захотел — рубанул ребром левой ладони по предплечью атакующей руки, выбил из нее оружие и, заблокировав попытку ударить кулачным щитом, легонечко коснулся острием меча яремной вены противника.

Ерзид запоздало отшатнулся, затем покраснел и закашлялся. Да так, что чуть было не выхаркал на снег половину легких.

— Бастар действительно болен! — побагровев от злости, зашипел тот самый степняк, который изображал тень шири. — Поэтому я…

Позволять кому бы то ни было вмешиваться в ход поединков я не собирался, поэтому изумленно выгнул бровь и уставился на него:

— Ты? А кто ты, собственно, такой?

Ерзид поперхнулся.

— Голос шири? Эрдэгэ Алван-берза?

— Хагрен, захлопни пасть!!! — рявкнул седовласый, наверняка успевший оценить ту легкость, с которой двигался Пайк.

Ерзид чуть не лопнул от бешенства, но ослушаться прямого приказа не посмел.

— Субэдэ-бали сказал свое слово, лайши! — выдержав небольшую паузу, торжественно объявил шири. Затем посмотрел мне в глаза и величественно добавил: — Этот воин достоин быть ерзидом и следовать за конем Алван-берза!

Я согласно кивнул:

— Да, достоин. Однако следовать он будет за моим конем, ибо становиться ерзидом в его планы не входит…

— Э-э-э…

— Он вышел в Круг не для того, чтобы сделать Выбор, а чтобы доказать, что достоин называться багатуром… — напомнил я.

— Ты прав… — покладисто согласился седовласый. — Он доказал. Кто будет следующим?

— Ди-ик? — не оглядываясь, позвал я. И не без удовольствия окинул взглядом скользнувшую вперед ладную фигуру Колченогого.

Работать против человека, виртуозно владеющего топором, противнику Дика явно не приходилось. Поэтому первые минуты полторы он пытался оценить его возможности и в основном изображал атаки. Колченогий не препятствовал — лениво отмахивался щитом от ударов, которые могли его достать, напрочь игнорировал те, которые были не опасны и не позволял развернуть себя лицом к солнцу. Само собой, оценить скорость его движений степняк так и не смог, поэтому, услышав смешки моих воинов, решил рискнуть и попытался достать выставленную вперед ногу.

Сабля, отразив клинком солнечный луч, располосовала морозный воздух и упала на снег вместе с кистью, которая ее держала. Ерзиды ахнули, а Колченогий, вдруг оказавшись сбоку от потерявшего равновесие противника, великолепным Крылом Стрижа вбил кромку своего щита в ничем не защищенное горло…

— Субэдэ-бали сказал свое слово, лайши! — намного холоднее, чем в первый раз, сообщил шири. — Этот воин достоин называться багатуром…

— Достойны и все остальные… — в унисон ему сказал я. — Первый, Пайк, был лучшим из этих девяти. Этот — худший…

Седовласый недоверчиво хмыкнул. Потом сообразил, что я даю ему еще одну возможность сохранить жизни своих воинов, и нервно подергал себя за ус. Видимо, пытаясь придумать способ, который позволит ему отступить от обычаев.

Не придумал. Пришлось подсказывать:

— Мне кажется, продолжать поединки Выбора бессмысленно: если бы мы, победив, вступили в твой род, то Уреши бы усиливались с каждым новым боем. А так… так ты просто потеряешь несколько бойцов… Кроме того, я — Утерс. И мое слово тверже стали…

В глазах седовласого появилось что-то вроде уважения:

— Ты мудр и великодушен. Но…

— Для того, чтобы требовать право Голоса, быть багатуром совсем не обязательно… — поняв, к чему он клонит, усмехнулся я. — Однако если у тебя есть желание посмотреть на то, что я представляю из себя, как воин, я, так и быть, выйду и в Круг Выбора…

— Решение, достойное мужчины! — без тени улыбки сказал шири и щелкнул пальцами.

Один из его телохранителей тут же слетел с коня, сбросил с себя тулуп и, выхватив из ножен сразу две сабли, нехорошо оскалился.

— Разогреваться будешь? — взглядом показав на его покрасневшие от мороза пальцы, поинтересовался я.

Степняк, почему-то решив, что я над ним издеваюсь, закрылся Сверкающими Щитами, затем, танцуя, влетел в Круг, остановился в десяти локтях от меня и демонстративно коснулся правым клинком своей шеи. Видимо, показывая, что отрубит мне голову.

Отвечать на его угрозу было ниже моего достоинства, поэтому я дождался, пока седовласый даст команду к началу поединка, и выхватил мечи.

Разбираться с моей техникой ерзид не стал. Вместо этого он показал левой саблей атаку в переднее колено и тут же ударил правой по моему запястью. Вернее, попытался ударить. А когда почувствовал, что не достает, взорвался неплохой последовательностью разноуровневых ударов, чем-то напоминающей концовку учебного комплекса «Прогуливающийся Журавль».

Первые три удара я пропустил мимо. Смещаясь ровно на столько, чтобы продолжать атаку имело смысл. Четвертый подправил и слегка ускорил. А от пятого, направленного мне в пах, просто ушел. И когда степняк на одно мгновение чуть-чуть потерял равновесие, атаковал сам. Сначала вбил левый меч в открывшуюся подмышку, затем правым перерезал связки под коленом и, переместившись за спину противника, на предельной скорости выполнил связку из Медвежьего Когтя и двух «Колунов».

Тело ерзида, за половину удара сердца лишившееся головы и обеих рук, взорвалось тремя фонтанами крови и начало клониться вперед. А я, отработанным движением отряхнув мечи, не глядя забросил их в ножны и повернулся к седовласому.

Тот, явно не ожидавший такого стремительного завершения поединка, остановившимся взглядом смотрел на бьющийся в агонии обрубок и нервно кусал губы. Пришлось напомнить о своем существовании:

— Я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок его величества Вильфорда третьего, Бервера, все еще требую права Голоса!

Услышав мой спокойный тон, шири разжал пальцы, которыми стиснул поводья, набрал в грудь воздуха и… уставился куда-то за мою спину.

— Цхатаи. Термен Фарсана, сына Цертоя… — негромко сообщил мне один из «моих» ерзидов. Потом встал на цыпочки, еще раз вгляделся в приближающихся всадников и добавил: — Воин на черном жеребце с белым пятном на груди — сам Фарсан. А справа от него — Карим, сын Тадвина, один из девяти побратимов эрдэгэ…

Поворачиваться к шири спиной, чтобы полюбоваться на одного из людей Гогнара Подковы, я не стал — качнулся с пятки на носок и изобразил недоумение:

— Тебя не убедила моя победа? Или ты собираешься выставить против меня кого-то еще?

Шири гневно раздул ноздри, потом сообразил, что я вправе задать такой вопрос, и рявкнул на весь лес. Видимо, для того, чтобы заглушить приближающийся топот копыт:

— Субэдэ-бали сказал свое слово, Клинок Вильфорда-берза! Ты достоин называться багатуром!

— Рад, что ты пришел к такому выводу… — улыбнулся я. — А теперь, когда мы разобрались с мелочами, я хотел бы увидеть своих противников…

В этот момент за моей спиной раздался недовольный храп осаживаемой лошади, а затем до меня донесся чей-то недовольный рык:

— Что тут происходит?!

— Аррон Утерз, Клинок Вильфорда-берза, потребовал права Голоса! — изуродовав на ерзидский манер мое имя, доложил седовласый. — И я…

— Я говорю голосом Алван-берза! — радостно перебил его тот же голос. — В ремни! И Утерса, и его людей!! Живо!!!

— Он — багатур! — набычился шири и демонстративно накрыл ладонью рукоять сабли. — А любой багатур имеет пра-…

— А он вошел в твой род? — вкрадчиво спросил его один из спутников Карима, на редкость узкоплечий и низкорослый ерзид с лицом, напоминающим крысиную морду.

— Рашват, сын Хнара, алуг Вайзаров… — мрачно выдохнул кто-то из «моих» степняков.

Седовласый отрицательно помотал головой:

— Нет, не захотел. Но уже доказал, что достоин алой подковы, и поэтому я решил…

— Решил? Ты?! А что, ты возомнил себя вождем или алугом? — язвительно поинтересовался Рашват.

— Вряд ли… — ощерился «побратим» Гогнара Подковы. — Скорее всего, он собирается выпустить из рук саблю Алван-берза…