Право сильного

Глава 14 Алван-берз

…Четвертый лайши оказался багатуром. Нет, не по силе — по духу: увидев кошму с пыточным инструментом, тела своих предшественников и кучку отрубленных кусков человеческой плоти, он не дрогнул, не затрясся от ужаса и не стал молить о пощаде. Наоборот, расправил плечи, чуть выдвинул вперед нижнюю челюсть и насмешливо скривил губы.

Выглядело это совсем не смешно: в невысоком, болезненно худом калеке чувствовался стержень, прочный, как воля Субэдэ-бали, а его твердый, уверенный в себе взгляд вызывал уважение.

Как ни странно, оказалось, что видеть это дано не каждому: Касым-шири, по своему обыкновению, находящийся рядом с Алваном, требовательно щелкнул пальцами, и воины, притащившие пленника, заставили последнего встать на колени. Причем не куда-нибудь, а во все еще дымящуюся лужу крови.

— Пади ниц перед вождем вождей, ты, пыль под копытами его коня… — в упор не видя насмешливой гримасы, появившейся на губах северянина, начал сын Шакрая. — И…

Что он там хотел сказать дальше, берз так и не узнал, так как жестом заставил его замолчать, неторопливо поднялся с кошмы, подошел к лайши и с интересом уставился в его светло-голубые, как летнее небо, глаза:

— Пыток ты не боишься… И смерти — тоже… Почему?

Парень равнодушно пожал тощими плечами:

— То, что я не воин, не дворянин и не член Королевского совета, видно за перестрел, значит, выбивать из меня сведения о количестве солдат в гарнизоне Байсо, планах графа Конта или намерениях Вильфорда Бервера бесполезно. Пытать меня ради развлечения ты, вождь, будешь вряд ли. И от злости — тоже: война только началась, и ненавидеть нас тебе пока не за что. Что касается смерти… Посмотри на меня повнимательнее и скажи, можно ли ценить ТАКУЮ жизнь?

Для того, чтобы быть рассудительным в таком положении, требовалось немалое мужество, и Алван, еще раз оглядев тоненькую шейку, вмятую внутрь грудную клетку и «сухую» левую руку, похожую на птичью лапу, уверился, что не ошибся:

— Медведь заломал?

— Если бы… — криво усмехнулся лайши. — Телега придавила… В детстве…

— И на что же ты жил? — остановив взгляд на обрывках некогда добротной и не самой дешевой одежды, полюбопытствовал берз.

— Научился красиво писать и связно излагать свои мысли…

— Хм, писари мне пригодятся…

— Прости, вождь вождей, но служить тебе я не буду… — не задумавшись ни на мгновение, заявил калека. И тут же объяснил, почему: — Твои воины ссильничали мою мать и зарубили младшего брата…

— Сожалею… — ничуть не кривя душой, вздохнул Алван, скользнул взглядом по изумленным лицам своих воинов и мысленно усмехнулся: они его не понимали!

Через мгновение эта мысль получила подтверждение: решив, что за этим словом последует продолжение вроде «но все равно придется», Касым-шири подошел к костру и, многозначительно усмехнувшись, вытащил из него добела раскаленный прут.

Лайши не испугался — дождался, пока сын Шакрая выпрямится, а затем насмешливо поинтересовался:

— Скажи, палач, а ты бы стал служить убийце своих родных?

— Я не палач, а воин!!!

— Верни прут на место… — негромко приказал Алван, а затем повернулся к калеке: — Ты свободен.

Северянин опешил:

— Э-э-э… что?

— В тебе живет дух багатура, поэтому я тебя отпускаю…

Парень принял это, как должное — как только один из воины перерезали путы, стягивающие его руки, он с достоинством встал и, даже не подумав начать растирать затекшие запястья, вопросительно изогнул бровь:

— Я могу идти?

— Можешь. Но советую подождать, пока будет готов ша-… э-э-э… знак, который в будущем сохранит тебе жизнь…

Лайши кивнул, на пару мгновений превратился в статую, но, услышав приближающийся конский топот, развернулся на месте и встал на цыпочки.

Вставать на цыпочки или как-нибудь иначе демонстрировать свой интерес к человеку, рискнувшему передвигаться по лоор-ойтэ галопом, вождь вождей не стал — подозвал к себе Ирека, сына Корги и подробно объяснил, как должен выглядеть шагвери[68] северянина. После чего величественно повернулся и вперил тяжелый взгляд в лицо спешивающегося гонца.

— Долгих лет жизни тебе, берз! — бросив поводья ближайшему воину, выдохнул Вайзар, а затем гулко стукнул себя кулаком по груди: — Я говорю голосом Деррана, сына Идриза…

…Новости, которые озвучил голос вождя Вайзаров, заставили Алвана нахмуриться и мрачно уставиться на неприступные стены Байсо, первого города Над-гез, который он осадил. Нет, сама по себе гибель воинов, посланных на поиски еды и корма для лошадей, не являлась чем-то особенным: любая, даже самая короткая, война уносила чьи-то жизни. Но вот соотношение потерь заставляло задуматься: из сотни здоровых и полных жизни мужчин, выехавших из стойбища на рассвете, обратно вернулось только тридцать семь. А лайши, напавшие на них по дороге, не потеряли НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА!

— Они начали стрелять совершенно неожиданно, берз! — пытаясь оправдаться, объяснил Вайзар. — И в первое же мгновение убили десять человек!

— Сколько их было?

— Тоже десять. Наверное… — опустив взгляд и уставившись на носки своих сапог, еле слышно выдохнул воин. — Точно сказать трудно, так как наши воины ни одного из них так и не увидели…

Услышав эти слова, Алван не поверил собственным ушам:

— Сколько-сколько?!

— Десять…

— И ваши воины так никого и не увидели?!

— Лайши стреляли из-за деревьев… И не промахивались…

— А ваши воины, что, спали в седлах?

— Ни один из тех, кто вошел в лес, обратно так и не вышел… — скрипнув зубами, угрюмо буркнул Вайзар.

— А что в это время делала та половина, которые выжила? — нехорошо оскалившись, спросил Касым-шири.

Неожиданно для всех на этот вопрос ответил не посыльный, а калека:

— Наверное, корчилась от боли…

Услышав его довольный голос, Алван не без труда удержал руку, рванувшуюся к Гюрзе, и зашипел:

— Я с-с-спраш-шивал не тебя…

Парень опять не испугался:

— Воины Правой Руки не промахиваются. Значит, все тридцать семь выживших были ранены. Причем так, чтобы гарантированно превратиться в обузу…

Смирить гнев оказалось на удивление сложно. Начать думать — еще сложнее. Поэтому первый связный вопрос сорвался с губ Алвана через вечность:

— Где… это… произошло?

— В сотне перестрелов на полдень. Там дорога спускается в небольшой овраг, а затем поворачивает на восход…

— А где были дозоры? — чуть запоздало поинтересовался Касым.

— Осматривали. И дорогу, и лес. Говорят, внимательно…

— Если вассалы графа Утерса не хотят, чтобы их видели — их не увидишь… — хмыкнул лайши, проигнорировал бешеные взгляды Алвана, Касыма и посыльного, а затем добавил: — Вы в этом убедитесь. Еще не раз и не два. А когда вами займутся Утерс Неудержимый и Утерс Законник — вообще взвоете…

— Ты испытываешь мое терпение, лайши!

— Прости, не удержался: не каждый день удается так порадоваться… — нагло улыбнулся северянин. — Кстати, если я правильно понял объяснения, то советую послать на место избиения сразу воинов пятьсот, а то черно-желтые заскучают…

Нарушить собственное слово Алван не мог. Поэтому снова сдержал свой гнев и рыкнул на весь лоор-ойтэ:

— Ир-рек?!

— Да, берз?

— Его шагвери готов?

— Да…

— Отдай. И отвези лайши поближе к городским воротам! Немедленно!!!

— Уже еду… — торопливо отозвался воин и, сбив калеку с ног, забросил его тщедушное тельце себе на плечо…

Когда шаги сына Корги затихли в отдалении, Вайзар прокашлялся и попросил разрешения продолжить. Берз, естественно, согласился. И, выслушав еще одно сообщение, невольно покосился на окровавленные трупы, все так же лежащие у костра:

— Передай Деррану, сыну Идриза, что я его услышал…

Не дождавшись продолжения, воин склонил голову, развернулся на месте и быстрым шагом удалился. А берз, вернувшись на свою кошму, приказал привести следующего пленника…

…К моменту, когда Удири-бали решил расседлать своего жеребца[69], настроение вождя вождей стало еще хуже: все пленные, как один, твердили, что все их стада, запасы зерна и сена либо отправлены на восход Над-гез, либо спрятаны на королевских складах крупных городов, таких, как Байсо, Флит или Алемм.

Байсо был рядом, в двух перестрелах. Но для того, чтобы добраться до запасов продовольствия и фуража, требовалось взять его на копье.

«Армия, которой нечего есть, воюет очень недолго…» — до рези в глазах вглядываясь в высоченные, почти царапающие облака городские стены, раз за разом мысленно повторял Алван. А когда переводил взгляд на заснеженные вершины гор, возвышающихся на полночь от города, или на смерзшуюся землю, покрытую жалкими пучками почти сухой травы, начинал задыхаться от бешенства: воевать зимой, да еще так далеко от Степи, было глупостью!

А вот Касым, сын Шакрая, его настроения не разделял — судя по тому, как раздувались его ноздри, шири видел не неприступные стены Байсо, а зарево костров, слышал не завывания холодного ветра, а дикие крики умирающих лайши, и чувствовал не холод, пронизывающий до костей, а пьянящий жар свежепролитой крови!

— Если мы не возьмем Байсо в течение пары дней, то кормить коней будет нечем… — до смерти устав видеть его довольное лицо, глухо сказал вождь вождей.

— Завтра утром это каменное стойбище будет наше… — без тени сомнения ответил Касым, а затем, вдруг сообразив, что Алван в этом не уверен, непонимающе нахмурился: — Берз, там Эдвик, сын Колота, и девять лучших воинов Вайзаров!

— Элирея — это не Морийор, берз! Поверь мне на слово… — мысленно повторил Алван слова своего эрдэгэ, потом вспомнил, как двигается в бою лайши, который повел его людей в этот город, но не почувствовал и тени облегчения: — Да, они там. И город мы завтра возьмем. А что будет дальше?

— В каком смысле, берз? — не понял шири.

— Вся скотина отправлена на восход, а зерно и сено — в городах. Значит, если лайши сожгут склады, то есть нам будет нечего. И кормить коней — тоже…

— Они не успеют: половина воинов первой сотни, которая проберется в город по подземному ходу, отправится захватывать и охранять склады!

— Вильфорд-берз далеко не дурак… — поморщился Алван. — Если он догадался послать своих людей в Лайш-аран[70], чтобы уничтожить склады ТАМ, то что ему мешало распорядиться ЗАРАНЕЕ поставить на каждом своем складе по паре бочек с маслом?

Касым не услышал:

— По Лайш-арану мы пронеслись, как песчаная буря!

— Пронеслись. Ранней осенью. А сейчас ЗИМА!!!

— И что?

— А то, что любая ошибка в планировании войны заставит нас вернуться в Степь!!!

— Устами Алван-берза говорит сам Субэдэ-бали… — внезапно послышалось из-за спины, и сын Давтала, развернувшись к своему эрдэгэ, вдруг почувствовал, что все его тревоги не стоят и куска пересохшего кизяка. — Да, действительно, любая ошибка в планировании войны заставит нас вернуться в Степь. Поэтому ошибаться мы не будем. Точно так же, как и брать штурмом Байсо…

— Да, но у нас зака-… — начал было Касым-шири, но не договорил, увидев, что на лице Гогнара, сына Алоя, расцветает довольная улыбка:

— В этой части Элиреи продовольствия и фуража нет. А что нам мешает отправиться туда, где он есть?