Практика в преисподней

Глава 3

Родители по мне очень скучали, в чем заверила меня мама, после того, как закончила передавать многочисленные приветы от друзей и родственников. Жизнь текла в привычном русле. Человечество и не подразумевало, что идет страшная война, цена которой не человеческие жизни, а гораздо больше — человеческие души.

Поговорила с мамой очень быстро. Я ее, конечно, очень люблю, но сейчас все мои мысли были совершенно в ином месте — там, за стенкой. Получив порцию родительской любви и наказ одеваться тепло и кушать вовремя, мышкой скользнула к дверям. Полог тишины. Ни звука из спальни старого чародея. С ума они там сошли, что ли? Я же здесь умру от любопытства раньше, чем закончится их секретный разговор!

Не пойдет! Как там меня учил дед? Любая магическая защита неидеальна. А значит… Значит в ней есть брешь! И главное, эту брешь нащупать. Как жаль, что я не вижу энергетических линий в скрытом поле. Странно, тогда в столовой, когда маг нападал на Глеба, видела, а сейчас нет. Ну да ничего, женщины существа изворотливые. Зря Фонтей мне показал один фокус! Зря! Дело в том, что свою магическую силу чародей мог представить в любом виде. Например, представишь, что это мощный таран, и она ударит по вражеским воротам. Или представишь, что горюющего друга ласкают теплые солнечные лучи, и у него на душе станет светлее.

Не знал тогда Элазар, на что я способна. Не знал. Перейдя на магическое зрение, увидела свой фон, который лучиками отходил от меня, а потом (все как учили!) пожелала, чтобы спокойное свечение моей магии превратилось в огромное количество крошечных муравьишек, и всех их направила на поиски бреши.

Шустрые искорки расползлись, проверяя магический полог на прочность, но, куда бы они не тыкались, нигде ничего похожего на изъян не наблюдалось. Да, все же дед далеко не дилетант в своем ремесле. Через минуту поисков я почти отчаялась и мысленно заскулила. Как вдруг один из муравьев что-то нащупал — совсем микроскопическую щелку, но… Усилием воли уменьшила муравья-победителя, и он беспрепятственно пролез в магическую брешь. Ура! Еще бы не засекли меня за столь постыдным занятием! Поставила на вход в кабинет свою защиту, на случай незваных гостей, а сама обратилась в слух.

Видеть глазами искорки я могла тоже, но смотреть в целом было не на что. Ну, сидят два мужчины. Ну, пьют чай. Ну, разговаривают. А вот о чем они разговаривают за этим самым чаем, это вопрос другой. Важный и чертовски любопытный.

— Значит, никого? — спросил Фонтей.

— Никого.

— Да, ситуация. Я надеялся, что хоть какую-то зацепку турроны нам оставят, — нахмурился Элазар и поставил свою чашку на стол. — А что на счет Федорицких?

— Ищем.

— Филипп — большой пройдоха, хитрец и интриган, но не предатель. Слишком теплое место он занимал среди магов, чтобы вот так рискнуть всем. — Чародей вскочил и нервно заходил по комнате. — Ты не смотри на меня. Чай-то пей.

— Я пью. Спасибо. — Кремер откусил пирожок и запил его чаем.

— Нравится? — поинтересовался дед.

В своей манере поинтересовался, с подвохом. Я успела хорошо его изучить. И вдруг подумала, что умница и молодец сегодня вовсе не я. Меня словно здесь ждали, без меня не начинали беседовать. Уж не экзамен ли я сдаю на взлом магической защиты?

Напряглась — не без этого, но подслушивать не перестала. Оказалось, что просто не могу так поступить.

— Что? — Кремер не расслышал вопроса. — А, да. Очень вкусно.

— Внучка моя, говорю, нравится? Ксения? — ну, точно! Знал старый хитрец, что я обязательно полезу подслушивать! Знал и ждал!

Кремер закашлялся, подавившись пирожком. Вообще, людей, то есть этих… магов предупреждать же надо! О чем только родственничек думает? Итак надежда на любовь относительно призрачная, а если подавится, то ведь совсем никакой не будет. Но любопытство уже подняло голову, насторожилось и сделало охотничью стойку.

— Не понимаю, почему вы об этом спросили, магистр, — наконец, ответил лорд бывший куратор.

— Не понимаешь? — Элазар вновь опустился на свой пуф прямо напротив Кремера. — А я понимаю и вижу гораздо больше, чем мне стараются показать. Живу давно. Так вот, внучка у меня одна, а я проверял и поисковик запускал. Только Ксении передался мой дар, только в ней течет кровь великих охотников на гефов! И мне не безразлична ее судьба. Понял?

— Понял. — Глаз лорд куратор не опустил, но и отвечать на вопрос не спешил тоже.

— Так нравится тебе Ксения? — очень серьезно спросил дед.

— Очень.

— Так женись! Чего тянуть-то?

У меня вся кровь прилила щекам, я почувствовала, как загорелись сначала они, а потом и уши. Сердце стучало так сильно, что его пульсация отдавалась даже в кончиках пальцев. Не знаю, какой ответ я ждала, но затаила и без того сбившееся от волнения дыхание.

— Не могу. И на это есть две причины.

А вот теперь, казалось, мое бедное сердце стало пропускать удары.

— Ты ее не любишь? — и если бы не знакомая ухмылка, то я бы подумала, что Фонтея и правда интересует этот вопрос, но похоже он просто направлял разговор. Только вот для чего. Скорее, не для чего, а для кого. Это для меня сейчас расставлялись точки над «i». Чтобы я выкинула лорда куратора из головы и не питала ложных надежд.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Дело в том, что я несвободен, и это одна из причин, — вздохнул Кремер. Было хорошо заметно, что разговор для него совсем непростой.

Фонтей рассмеялся.

— Любую помолвку можно расторгнуть. Любую!

— Но не мою. Я связан не только устными обязательствами, но и магической клятвой.

— Что-о-о? Мальчик, как же ты допустил это?

— Иногда обстоятельства выше нас.

— Ты любишь мою внучку? — повторил с нажимом Элазар.

— Люблю. Ксения для меня, как воздух, как глоток воды в пустыне, она для меня… — Кремер откашлялся и на миг замолчал. — Именно поэтому я минимизировал наши встречи, потому что видеть ее и знать, что мы никогда не будем вместе это больно.

— Ради настоящей любви можно пойти на многое, даже обойти магическую клятву. В конце концов, на Кавецкого можно надавить, и он вернет данное тобой слово.

— Я поклялся не ему.

— Хмм. Кому же тебя угораздило принести столь страшную клятву?

— Его уже нет в живых, поэтому и клятву не вернуть.

— Ты поклялся отцу? — в ужасе почти прошептал Фонтей. — Но как же… Я изучил историю твоего рода. Марсия я не знал лично, но он производил впечатление мудрого человека. А уж в том, что отец любил тебя, сомневаться не приходится. Это доказывают его поступки. Что же произошло, если он решился потребовать с тебя такое?

— Об этом мне не известно. Я не успел поговорить с ним. В тот год нашу семью словно преследовали несчастья. Сначала заболела мать. Любые магические элексиры, ритуалы, снадобья оказались бессильными. Не помогла и человеческая медицина. Мама уходила медленно. Мучительно медленно. И отец уходил вместе с ней. Я видел это в его глазах, он не хотел жить без нее. А когда мамы не стало, его как будто подменили. На какое-то время, мне показалось, что отец стал прежним. Вернулся к делам, возобновил свои проекты но все время что-то искал, копался в архивах и старых свитках, часто наведывался в Хранилище, в те секции, где хранятся древние артефакты. А потом… Потом он отчаялся, замкнулся, резко ограничил круг общения, никого не хотел видеть. Даже меня. Но в тот, последний для отца день, он вызвал меня. Его глаза сияли, как будто он совершил открытие или нашел то, что так долго и тщетно искал. Когда я приехал, то не узнал его. Это был не мой отец, а полностью отчаявшийся старик. Марсий уже не вставал с кровати. Он с трудом поднял на меня глаза, и в них я увидел надежду. Хрипло выдохнув, почти шепотом он попросил поклясться, что я женюсь на Кавецкой. Не знаю, на что он надеялся, но отказать не смог.

Кремер замолчал. Элазар тоже не проронил ни слова. А я… Я не знала, как теперь мне быть. Да, я гнала от себя мысли о Сильвестре Кремере, но в душе все же на что-то надеялась. Знаю, что это самообман, но ведь сердцу не прикажешь, а душе по собственной воле крылья не подрежешь. И вот теперь все… Надежды рухнули, не оставив мне права даже на мечты. Как же больно, когда рядом живет, ходит и дышит любимый тобой человек, но в силу обстоятельств вы не можете быть вместе. Вырвать его из сердца невозможно, потому что он пророс там, пустил корни. Но самое главное, он слился с твоей душой, став ее неразрывной частью. Какая-то мысль мелькнула и исчезла, оставив ощущение упущенной возможности. Неприятное чувство, но, сколько бы я не силилась, не смогла вспомнить, что меня так зацепило в рассуждениях о лорде Кремере.

— Напомни-ка мне свою клятву, данную отцу. Слово в слово! — вдруг отмер Элазар.

— Я, Сильвестр Кремер, клянусь жениться на магине из рода Кавецких, — произнес лорд куратор.

— Так-так-так… — Фонтей почесал подбородок. — На магине, значит?

— Да. А в чем, собственно, дело?

— Дело не в чем, а в ком, мой мальчик. Возможно, мы не там ищем предателя, и ключом к разгадке может стать смерть твоего отца!

— Не понимаю…

— Уверен, Марсий не мог сказать тебе всего, но наверняка оставил подсказки. Осталось лишь найти их и докопаться до истины, что сломило такого сильного духом человека, как твой отец. Точнее, не что, а кто. Ответив на этот вопрос, мы найдем предателя! Вспомни, говорил ли тебе Марсий Кремер перед смертью еще что-то?

— Кажется, нет… — Лорд куратор задумался. — Как только я поклялся, отец успокоился и откинулся на подушки, а через минуту у него началась агония. Он хрипел, выгибался и говорил что-то неразборчивое, что я принял за бред умирающего.

— Что он говорил? Вспоминай! — почти крикнул Фонтей. Глаза его лихорадочно горели.

— Что-то про семейный склеп Кремеров. Девятая колонна, тайник… Вы думаете?.. — Сильвестр взглянул на старого чародея.

— Я уверен! Нужно найти тайник. Это все?

— Э, нет… Еще вот это. — Он поставил на стол крошечную фигурку туррона. Металл из которого она была сделала, показался мне самым обычным. По крайней мере, ее сделали не из танталума. — Это отец сжимал в руке даже после смерти. Прежде я никогда не видел ее, а за ним не замечал такой фатальной тяги к предметам. Магического фона никакого, я проверял. Обычная статуэтка.

Фонтей протянул руку, взял фигурку и поднес к глазам.

— Да, самая обычная… Ты прав. И все же именно в ней таится какая-то загадка. Не возражаешь, если я ее возьму ненадолго?

— Берите, магистр. Я взял ее на память об отце и ношу с собой со дня его смерти.

— Дорогих людей мы всегда храним у себя в душе, все иные напоминания лишь тлен. Отправляйся в фамильный склеп и найди то, что оставил тебе отец! Слышишь? Время не ждет.

— Вы правы.

Кремер поднялся и направился к дверям. Я уже приготовилась отскочить, но его остановил вопрос деда.

— Невеста — это первая причина. А ты говорил о двух, мой мальчик.

Лорд куратор невесело улыбнулся.

— Разве это не очевидно? Вторая причина — сама Ксения. Она не испытывает ко мне чувств подобных моим.

Элазар на миг замер, а потом расхохотался. Громко, заразительно, искренне, утирая рукавом выступившие на глазах слезы.

— Во истину все влюбленные во все времена одинаковы! — воскликнул он. — Слепые глупцы, склонные верить каким-то домыслам и не способные посмотреть правде в глаза. Запомни, мой мальчик, лишь любовь стоит того, чтобы за нее бороться.

— Вы хотите сказать?..

— Я все сказал, что хотел. А теперь иди и поскорей возвращайся.

— До встречи, — произнес Кремер и распахнул двери. Я же едва успела принять сосредоточенный вид, уставившись в какой-то журнал, который, к слову, держала вверх тормашками. Палево, знаю, но Кремер не обратился на это никакого внимания, а, одарив меня теплым взглядом, направился дальше.

— Заходи! — крикнул мне дед, как только лорд куратор вышел.

И я пошла, да. Кроме того, мне было что сказать старому своднику, но говорить не стала.

— И? — уперев руки в бока, потребовала объяснений.

— Проверочка, — не моргнув и глазом, пояснил старый прохиндей. — Как бы я еще узнал, усвоила ли ты пройденный материал?

— А про женитьбу-то зачем? — не отступала я.

— Я уже не так молод, чтобы бесконечно ждать счастья своей единственной внучки, — подавил одной фразой весь мой воинственный настрой Фонтей, но я все же предприняла жалкую попытку продолжить разборки.

— Откуда вы знаете, что единственной? Может нас таких со спящими генами чародеев тысячи ходит? Земля большая!

— Земля большая, — не стал спорить Элазар. — Остальным тысячам мой ген не передался. Я проверил.

И когда успел? Нас таких семь с половиной миллиардов, и любой может оказаться потенциальным носителем за столько-то лет. Но, видимо, у чародеев были на этот счет свои методы. По крайней мере, он встал и сложил на груди руки, давая понять, что тема нашего родства закрыта и обсуждению не подлежит.

— Ладно, — сдалась я. — С внучкой согласна, но вот внуков вам ждать очень-очень долго.

— Это с чего ты так решила? — хитро спросил Фонтей.

— Кремер безнадежно помолвлен, а другого достойного кандидата на роль отца моих детей я пока не нашла.

«И вряд ли найду» — добавила про себя.

— И потом, война же. Какая может быть любовь? — для убедительности еще и плечами пожала.

— Влюбленные не только глупые и слепые, — вздохнул Элазар, щелкая пальцами. Исчезли пуфы и столик с остатками чаепития. — Но еще и глухие. Последнюю мою фразу слышала?

— Да слышала я, что мы глухослепонемые глупцы!

— Не то услышала. Любовь, Ксения, если она настоящая, подобна лавине. Она сметает все на своем пути. Там, где царит любовь не место предрассудкам и домыслам. Если любишь, бери! А вот если нет, лучше отойди в сторону и забудь.

— Люблю, — вздохнула я. — Но как же магическая клятва?

— Клятва… — проворчал Фонтей. — В любой магической клятве, как в защите, обязательно есть брешь. Нужно ее только найти, что вам с Сильвестром и предстоит сделать. Ты ведь научилась искать магические изъяны. Кстати, как ты это сделала?

— Превратила свою силу в миллион крошечных муравьев и отправила их на поиски щелки.

— Хмм. Хитро. Обычно для того, чтобы обнаружить магический изъян, защиту накрывают светящимся пологом и смотрят, в каком месте она изменила цвет. Но идея с насекомыми великолепна!

Ловко дед перевел тему с любви на магию. Многовековой опыт, не иначе. С ним не поспоришь. Значит, началось занятие, и разговор о личном закончен. И все же оставался один момент, который я непременно хотела озвучить чародею.

— В виновность Федорицкого я не верю.

— Разделяю твою убежденность в этом вопросе. Не сошел же Филипп с ума да еще с сыном в придачу.

— Ага, с ума по одиночке сходят — научно доказанный факт. Очень похоже на то, что верховного мага подставили. Одного не пойму, сон мне приснился лишь сегодня, а Федорицкого устранили до того, как я все рассказала вам.

— Очевидно, враг предполагал, что я очень скоро начну догадываться о том, что в рядах магов не все гладко. Поэтому начал действовать первым.

— А у вас уже есть предположение, кто предатель?

— Боюсь, это несколько расширенное понятие. Скорее всего, предатель не один маг, а целая группа. Слишком уж гладко действуют. Иных нельзя недооценивать. Особенно турронов. У них отсутствует душа, но вовсе не мозг. Холодный разум, не обремененный чувствами, способен на многое. А имея неограниченный ресурс душ, турроны могут творить невообразимые вещи.

— Неограниченный ресурс? Откуда? Маги ведь взяли под контроль это много-много лет назад!

— Ключевое слово «маги». Если нельзя взять то, что охраняется, значит, нужно подкупить охранника. Переманить на свою сторону. Вопрос, что же предложили турроны в обмен на лояльность магов?

И тут я вдруг снова поймала ту самую мысль, что так упорно от меня ускользала. Эх, маги! Отстраняетесь от всего человеческого, позиционируя себя выше, лучше, могущественнее, а сами… Ведете себя по-человечески. Прав Фонтей, маги — это люди, только чуть более: более спесивые, более эгоистичные, более амбициозные. Но страсти и чувства в них кипят так же, как и в любом другом человеке. Турроны вполне могли сыграть на тех слабостях, которые присущи тем, у кого есть душа.

Перед глазами всплыло лицо Апехтина. Как он смотрел на Тану! Как же он на нее смотрел! Любовь… Вот дед говорит, что лишь ради любви стоит идти на все, но он и пошел на все — отдал свою душу туррону, не задумываясь. За себя не отдал, а за любимую выложил на блюдечке.

А все очень просто и сложно одновременно. Когда человек любит искренне, по-настоящему, он дарит любимому частичку своей души. То есть добровольно становится инвалидом. Только если чувство взаимное, то освободившееся место занимается другой частичкой, которую в ответ дарит любимый. Любящие люди врастают душами друг в друга. И от такого обмена чувствуют себя счастливыми, настоящими, живыми.

Безответная любовь несет своему владельцу лишь страдания. По сути, получается, что процедура изъятия части души, придуманная турронами, чем-то напоминает процесс, вызываемый любовью. Только в последнем случае все же есть надежда на счастье, а вот договор с иными это исключает. Пустоту в душе может восполнить только частичка души любимого.

По сути, Апехтин и был инвалидом. Он давно отдал часть своей души Тане, ничего не получив от Едемской взамен. Душа юноши страдала, тянулась к той единственной, которая могла ее заполнить, но не пожелала поделиться. И это случай безответной любви. Что же тогда дарит взаимная любовь? Бесконечные переживания, бессонные ночи, тревогу и еще тысячу разных беспокойств, но никто не откажется от настоящей любви добровольно, несмотря ни на что. Да, любовь равно боль, с этой формулой не поспоришь.

Отдала бы я свою душу туррону, если бы вместо Таны в том подземелье был Кремер? Вне всяких сомнений. Возможно, я теперь знаю о турронах чуточку больше Апехтина, и не отдавала бы душу, не уверившись в том, что передо мной действительно Сильвестр. Турроны не просто умные, они гении. Так ловко сыграть на человеческих слабостях! Что ж, каждый выживает, как может, как умеет. Если им для жизни нужны наши души, значит, они не остановятся ни перед чем. Какое им дело до любви и человеческих терзаний? Иные ничего подобного не испытывают, потому что не могут, не умеют, и им попросту этого не дано. Зато они научились пользоваться нашими слабостями. Только одного они не учли. Те самые чувства, которые делают людей слабыми, могут сделать их неимоверно сильными.

— Дед, — окликнула я, вынырнув из свих мыслей.

— А? — Фонтей сидел рядом и не мешал мне, словно чувствовал важность момента.

— Ты любил когда-нибудь? — почему-то положительный ответ был для меня очень важен.

Элазар не спешил. Он устремил взгляд в окно и молча смотрел куда-то вдаль. Может, я перегнула палку, и задала очень личный вопрос? В любом случае, чувствовала себя неуютно, переминаясь с ноги на ногу.

— Любил. Очень, — тихо ответил чародей. — Она была третьим моим учеником. Эна…

Про Варро и Тиберия я знала, а вот о том, что кроме двух учеников у Элазара была еще и ученица, слышала впервые.

— Что произошло? Если тебе больно об этом рассказывать, то не нужно.

— Ты имеешь право знать, Ксения. Ведь Эна была твоей бабушкой.

— Бабушкой?

— Прародительницей, предком…

— У вас были дети?

— У нас был ребенок. Один, неодаренный. И я об этом не знал.

— Как? Как так вышло? — почти прошептала я.

— Хорошо. Видимо, пришло время рассказать обо всем. Но не здесь. Мне нужны свидетели. Идем.

Фонтей открыл портал, и первый шагнул в него. Я тенью последовала за ним, ожидая увидеть кого-нибудь из магов, но оказались мы в знакомом отделе Хранилища. В том самом, где покоились кольца из танталума. Вопросительно взглянула на чародея, но вслух ничего спрашивать не стала.

— Призываю вас в свидетели! — провозгласил Элазар, протягивая руку к витринам, кторые тут же исчезли. А тумбы с артефактами привычно выехали вперед, выстроившись перед нами шеренгой.

— Что ты видишь, Ксения? — спросил меня дед.

— Э-э-э… — странный вопрос. Зрение меня пока не подводило. — Кольца вижу. Хранилище вижу. Тебя тоже вижу.

— А теперь взгляни не глазами, а сердцем.

Ишь чего удумал! Смотри, говорит, сердцем. А как? Попыталась переключиться на магическое зрение — ничего. Говорит загадками, а потом турроны души воруют практически из под носа магического сообщества!

— Короче, — буркнула я. — Хочешь рассказать — расскажи. Не хочешь — заставлять не стану. В конце концов, это твоя личная жизнь и делиться такими подробностями ты вовсе не обязан.

— Обязан. Я чувствую.

— Тогда делись! Только давай без этих твоих тайн и загадок.