Практика в преисподней

Глава 15

Моросил противный дождь, и я пожалела, что не одела куртку. Портал выкинул нас почти на ступеньках величественного старинного особняка с широкой террасой, пологой мраморной лестницей и балконом, который поддерживали белые колонны. Он стоял прямо на границе парка с величественными дубами, ухоженными аллеями и подстриженными в виде различных геометрических фигур кустами. Странно. В подобном месте хотелось бы видеть что-то более изящное. Например, силуэты людей или мифических животных, а тут — геометрия. В прочем, это определенным образом характеризовало хозяев.

— Склеп на выходе из парка. Нам сюда, — Кремер сориентировался первым и свернул на неприметную тропинку, ведущую в бок от особняка.

— Не часто по ней ходили, — недовольно проворчал Элазар, продираясь сквозь высокие стебли мокрой травы.

Приятного и правда было мало, учитывая не самые лучшие погодные условия. Фонтею такое путешествие быстро надоело, он щелкнул пальцами, и травинки отклонились в противоположную тропинке сторону.

— Другое дело, — удовлетворенно произнес он.

До склепа добрались быстро. У Кавецких явно был пунктик — маги тяготели к роскоши. Не зря из всего изобилия колец, в которых хранились души магов, для подделки Франа выбрала перстень с самым большим камнем. С генами не поспоришь, даже если они изрядно смешались с инопланетными.

Склеп, как и дом Кшиштофа, поражал своей монументальностью и роскошью. Издали его вполне можно было спутать с привычной моему взгляду часовней, вот только на крыше сидели не ангелы и херувимы, а эллины, турроны и даже морраны. Стены отделали розовым мрамором, а в детали чугунной ограды добавили позолоты. Возможно, для нее, судя по сохранности элементов, использовали настоящее сусальное золото.

Красиво. Высоко и как-то безлико, что ли. Словно, самому Кавецкому не было дела ни до своего поместья, ни до склепа, а геометрические фигуры выпиливали садовники по вскользь брошенному приказу, который не нес за собой истинного желания владельца. Все происходило лишь потому, что так положено, так правильно и такое окружение одобрят другие маги.

Я подняла голову, подставив лицо моросящему дождю, и внимательно посмотрела на скульптуры. Что-то в них цепляло взгляд и не давало покоя. Только вот что?

— Ксения! — строго окрикнул дед. — Не мокни понапрасну! Зайди под крышу!

Они с Кремером стояли на крыльце, и Вест колдовал с замком.

— Если все гефы не имеют половой принадлежности, то почему на скульптурах эллины и турроны с мужскими лицами, а морраны с женскими? — вдруг осенило меня. Я помнила жабоподобного моррана с тренировочного полигона, он совсем не напоминал этих изящных красоток с рыбьими хвостами, которых вполне можно было принять за мифических русалок.

— Ксения, зайди под крышу! — попросил Сильвестр, и я послушно шагнула к мужчинам, поймав недовольный взгляд Элазара. Но он сразу отвернулся, сделав вид, что наблюдает за вскрытием дверей.

— Так почему? — мне и правда хотелось это выяснить.

— Склеп древний. Прототипы иных — ангел, черт и русалка, вот и изображали их в соответствии с мифическими представлениями. Древние, хоть и были магами, но представление о мире имели тоже весьма древнее. Если размножаются, значит кем-то рождены и кто-то их зачал, а значит, в роду есть и женские, и мужские особи. Миф долго существовал после гибели магистра Элазара, но с развитием науки изжил себя. — Пояснил мне Кремер. — Готово!

Двери распахнулись и за ними вспыхнули не магические шары, а самые настоящие факелы, разбрасывая вокруг теплый дрожащий свет.

— Да, совсем древнее строение, — заметил Фонтей. — Веков 11-12 насчитывает.

Он первый шагнул внутрь, а я все не решалась. Топталась у входа, пока не вернулся Вест. Он схватил меня за руку и повел за собой. Признаться, я всегда старалась избегать подобных мест. И сейчас было жутко. Особенно, учитывая, что нас ждал разговор с покойницей.

— Не трусь! — улыбнулся Кремер, и страх вжал свои липкие черненькие лапки, позволив вздохнуть спокойно. Тем более, вокруг, кроме каменных саркофагов, больше ничего не было.

— О, Радомил Кавецкий! — Фонтей остановился у скульптуры воина в тяжелых латах с огромным двуручным мечом. — Хороший был маг, сильный. Сколько гефов извел — не сосчитать. Как бы ему сейчас было совестно за свое потомство. Хотя, о его алчности легенды слагали, это, видимо, он все же передал наследникам. Не самое лучшее качество. Да-с…

Я взглянула в суровое каменное лицо мужчины. Да, это не Кшиштоф, такой бы точно не пошел на сделку с совестью, даже ради всех богатств мира. Интересно, а чем купили его потомка? Иные находили самые уязвимые места в душах своих потенциальных жертв, играли на любой привязанности или заветном желании. Что же так отчаянно хотел Кшиштоф, что даже жену не пожалел?

— Я нашел ее. Люцина Кавецкая. Год смерти совпадает с годом рождения Франы. И, похоже, это не единственная смерть в том году. Тут же упокоены оба родителя Кшиштофа и Ульрик — его родной дядя, чье место он занял в совете, — произнес Вест.

Вот и ответ на все мои вопросы. Власти хотел отец Франы. Обычной банальной власти, и ради своего желания не пожалел никого. Фактически по трупам шел. По трупам своих близких, дав жизнь чудовищу…

— Да, это она, — согласился с ним Элазар. — Ксения, отойди к Весту. Соблюдайте тишину. Душа будет говорить лишь со мной, поэтому все возникающие вопросы задаете шепотом. Понятно?

— Да, — ответил Кремер, а я кивнула и облокотилась на него спиной. Меня тут же обняли и притянули еще ближе.

— Приступим! — Фонтей протянул руки к саркофагу, каменное надгробие дрогнуло, плавно поднялось в воздух и опустилось рядом с захоронением, обнажив мумифицированный труп женщины.

Длинные темные волосы лежали на плечах и груди. Бархатное платье частично истлело, но когда-то это был определенно роскошный наряд. Глубокий вырез скалывала бесценная брошь, на иссохших пальцах блестели перстни. Даже сейчас можно было сказать, что при жизни Люцина Кавецкая блистала красотой.

— Venit meam! — закричал дед.

— Душа приди, — шепотом перевел мне Кремер.

— Ego autem dico vobis! Propter quod obsecro vos ut adveho! — звучало величественно и… волшебно.

— Я буду говорить с тобой! Приди, призываю тебя! — едва слышно шептал Вест.

Пламя в факелах разгорелось и тут же потухло, но темнота не опустилась на склеп. Свет все же был. Казалось, он идет отовсюду, проникает через стены и потолок. Странный, потусторонний, серо-голубой свет.

— Люцина, ты здесь? — спросил Элазар.

— Сдес-с-с-сь… — прошелестело в ответ, а над мощами сгустился столб света, являя прозрачную фигуру красивой женщины. — Кто с-с-сва-а-а-ал меня-а-а?

— Тот, кому важны твои ответы — Эзур Элазар Фонтей!

— Чародей! — выдохнуло приведение. — С-с-садавай!

С каждой фразой произношение у призрака становилось лучше, словно женщина вспоминала давно забытые умения.

— Твоим мужем при жизни был Кшыштоф Кавецкий?

— Да-а… Он ш-шив?

— Жив.

— А ис-с-счадье, что породила моя плоть? Она ш-шива?

— И она жива, — ответил Элазар.

— Плохо! — завизжал призрак. Факелы на секунду вспыхнули и снова погасли. — Она не должна ш-ш-ш-ши-и-ить! С-с-слыш-ш-шите?

— Слышу. Я обещаю тебе, Люцина, что чудовище умрет.

— Оба чудовища!

— Оба? — удивился Фонтей. — Второе чудовище — твой муж?

— Нет, — призрак покачал прозрачной головой. — Кшиштоф всего лишь подлый с-савистливый с-с-слабак.

— Тогда, расскажи мне, о втором чудовище!

— Рас-с-сказс-сать… — Люцина нахмурилась, словно вспоминала о прошлом. — Я была влюблена в Кшиштофа, вышла с-са него с-самуш-ш-ш и только потом поняла, что он с-слизняк… Хотела уйти, но поняла, что будет ребенок. Его родители и дядя окас-с-сались чудес-сными магами, помогали. Мне касс-с-салось и муш-ш-ш с-с-стал прежним. Беременность перенос-с-сила плохо, пос-стоянно тошнило. Тогда Кшиштоф с-стал давать какую-то нас-с-стойку, от которой с-становилось хорошо. Ес-с-сли бы я только с-снала!

— Знала что?

— В нас-с-стойке турроны рас-с-створяли танталум.

— Ты, сама того не ведая, стала участницей эксперимента гефов?

— Не только я. Нас-с-с было трое… Я, Ирджина Глоссер и Нелла Завадская. Мы вс-с-се нос-сили в с-себе монс-с-стров, не с-сная того. Когда пришло время рош-ш-шать, нас-с-с помес-с-стили в какую-то пещеру. Там были турроны… Много… И Кшиштоф был. Я молила его, прос-сила пос-с-свать родителей, а он с-смеялся и говорил, что они мертвы, и я мертва…

Кремер достал знакомое устройство, сверился с записями.

— Ирджина Глоссер и Нелла Завадская, жены членов Совета, умерли в тот же день, что и Люцина, — тихо произнес он.

Элазар так скрипнул зубами, что даже я услышала. Чародей злился. Это и понятно. В замкнутом магическом мирке одновременно умерли три женщины, и никто не придал этому значения. Чудовищное, фатальное упущение, которое, возможно, уже стоило миллионы жизней, а, быть может, и гораздо дороже.

— Продолжай! — приказал он призраку.

— Первой рош-ш-шала Иртш-ш-ш-шина… Она кричала так… До с-с-сих пор вс-с-споминаю-у-у. Она умерла, так и не родив. Из ее ш-ш-шивота достали мертвого монс-с-стра. Кровь… С-с-столько крови и турроны вокруг. Нелла почти не кричала, она потеряла с-с-сознание, а гефы рес-с-сали ее ш-шивую. Дос-с-страли красного монс-с-стра. Он не оправдал их надеш-ш-шд. Родился бес-с-сполым и бес-с-сдушным, но с-с-сильным. Только тогда я поняла, что мне не ш-ш-шить. Им не нуш-ш-шны были матери, только потомс-с-ство… Еще когда нос-с-сила дитя, чувс-с-ствовала, что она мною питаетс-с-ся…

— Она?

— Да, — призрак стал еще прозрачнее. — Я родила девочку, с-с-славную, долгош-ш-шданную. И радовалас-с-сь… Пока малыш-ш-шка не открыла глас-с-ски. Я родила не девочку, а бес-с-сдушное чудовище. Она не была чис-с-стокровным гефом, потому что была ш-ш-енщиной.

— Что было потом? — Элазар не сводл глаз с Люцины.

— Потом? — удивленно спросил призрак. — Потом я умерла, меня с-с-сарезали, как свинью на бойне. Пос-с-следним услышала Кшиштофа, он нас-с-сывал, рош-ш-шденного мною монс-с-стра, билетом в будущее. Это вс-с-се… Ус-с-стала… Отпус-с-сти…

— Et libera animam meam! — величественно произнес Фонтей, и призрачная Люцина растаяла. Надгробие заняло положенное место, скрыв останки женщины, а на стенах вновь вспыхнули факелы.

— Все еще хуже, чем я думал! — сказал Элазар, проходя мимо нас к выходу. Мы побрели за ним, ибо никаких дельных мыслей пока не было.

Единственное, что меня зацепило — рождение красного бесполого монстра. Уж не тот ли это верховный туррон, которого видела в своих астральных путешествиях? Интуиция подсказывала, что это он. А кто я такая, чтобы спорить с проведением.

Возвращались молча. Не знаю, о чем думали маги, а мне было искренне жаль Люцину Кавецкую. Наверное, очень страшно разочароваться в любви. В этом случае и винить некого. Сама обманулась, сама поверила, сама позволила запасть в душу, а значит, сама себя предала. Предательство, вообще, скверная штука, а уж по отношению к себе — просто преступление. А ребенок? Ведь она любила малышку все месяцы, что носила в себе. Даже когда родила любила… А смогла бы я разлюбить и принять тот факт, что мой ребенок монстр? На этот вопрос ответа не было.

Небо над студенческим городком по-прежнему скрывали серые тучи, полностью отражая мое внутреннее состояние. Я ощущала некую подавленность и отчасти даже безысходность. Гефы, как вирус, как зараза, от которой не придумали лекарств, проникали во все места, где не встречали достойного отпора. А там, притаившись, маскировались, прятались, видоизменялись… Любой человек мог оказаться под их влиянием. И как выяснить это? Как? Неужели, опасаться каждого и не доверять никому? От подобных мыслей становилось еще хуже.

— Выясни, что произошло с мужьями почивших дам! Если не ошибаюсь, с членами Совета Глоссером и Завадским, — отдал распоряжение Фонтей, как только портал закрылся за нашими спинами. — И пригласи ко мне Юлку, Глеба… и… Ладно, зови и Едемских. Они ребята толковые. Думать будем.

Кремер кивнул, прикоснулся к моему виску губами и исчез.

— А я? — спросила, пожалуй, рассчитывая на то, что меня хоть на час сейчас отпустят. Хотелось вытянуться и просто закрыть глаза. Усталость последних дней, ранение и постоянная психологическая напряженность давали о себе знать.

— А ты за мной! — не глядя на меня, Элазар направился к входным дверям университета.

Тяжко вздохнув, я поплелась следом. Оставаться с ним наедине почему-то было сложно. Чувствовала скованность, жуткое неудобство, хотя не находила ни одной видимой причины.

На лифте к апартаментам чародея поднимались в полной тишине. Я даже не смотрела на него, предпочитая изучать пол под ногами, а вот его взгляд чувствовала.

— Садись! — приказал он, как только мы оказались в кабинете.

Послушно направилась к ранее облюбованному диванчику и расположилась на самом краешке, как школьница, сложив руки на коленях. Да, что со мной происходит? Отчего я веду себя так… так… «Как дурра!» — подсказывало подсознание, и в глубине души я была полностью с ним согласна, хотя весьма грубая формулировка истины мне совершенно не нравилась.

— Поговорим? — вдруг спросил Фонтей и присел рядом.

— О чем? — получилось как-то испуганно.

— О нас, — спокойно произнес Элазар. — О тебе, обо мне и о том, что с тобой сегодня происходит.

— А что со мной происходит? — самой бы еще разобраться.

— Ты с утра сама не своя, словно Ксению Соколову подменили совершенно другим человеком, — он вздохнул и накрыл своей неожиданно горячей ладонью мою руку. Я вздрогнула и невольно подняла глаза, натолкнувшись на его серьезный взгляд. — Ты всегда меня восхищала своей рассудительностью, нестандартными решениями и способностью находить выход даже из самых безвыходных ситуаций. И всегда я чувствовал твою поддержку, симпатию. От тебя свет шел, тепло, Ксения. Всегда, но только не сегодня. Сегодня ты скрылась за стеной холодной отстраненности, через которую мне никак не удается пробиться. А самое страшное, знаешь что?

— Что? — на выдохе переспросила я.

— Чем больше пытаюсь пробиться, тем толще становится стена. Не могу объяснить это ничем, кроме банальной ревности, — подытожил Фонтей и все же отвел взгляд.

— Что? — снова выдохнула я. Теперь уже с ужасом. Неужели, он прав? Нет, он не может быть прав!

— Ксения, ты плоть от плоти моей. Осколок души, если хочешь. Я шел к тебе через века, ты — мой свет и смысл существования. А Юлия… Она, как теплый бриз, обдувающий уставшее тело, дающий спокойствие и уверенность. Я даже помыслить не мог, что со мной когда-нибудь подобное случится. Но, если ты считаешь, что я не достоин чувств, отношений…

Он замолчал, а я… Мне вдруг стало так стыдно. Я ведь действительно с самого утра только рычала на него, отмахивалась, как от кого-то ненужно. Ревность? Задумалась. Не я ли фактически силой заставила Элазара принять и поверить в свои чувства? И теперь, когда он последовал моему же совету, веду себя крайне иррационально. Но нет, это никакая не ревность. Я люблю Юлку, а дед стал мне близким и таким родным, как мама, отец. Даже ближе, потому что Фонтею я еще вчера могла доверить самые сокровенные мысли и не скрывала ничего. А сегодня? Что изменилось? Два дорогих мне человека нашли общий язык, решили дать шанс своим чувствам, построить отношения. Что в этом плохого?

Ответ оказался простым и до крайности банальным. Я — ханжа. Привыкла считать Элазара древним старцем, а он? Разве он старец? Ему и на вид сейчас больше 40-45 земных лет не дашь. Конечно, чародей не стал высоким качком, не налились огромные бицепсы и прочие положенные статусу мачо части анатомии, но выглядел импозантно и привлекательно даже для самого взыскательного женского взгляда. Проблема заключалась лишь в том, что я никак не могла принять ту пропасть лет, что разделяла Жавурину и моего родственника.

— Если ты считаешь, что отношения с Юлией помешают нашему с тобою общению, я постараюсь их пресечь, — с горечью и как-то хрипло произнес он.

Третье «что» не успело сорваться с языка. Я потеряла дар речи. Даже в самом страшном сне мне не хотелось бы быть причиной разрыва двух любящих людей.

— Прости меня, — я склонила к нему голову, а Элазар обнял за плечи и притянул к себе. — Веду себя, как ребенок, который дальше своего носа не видит. Люблю тебя и Юлку, желаю вам счастья и сама не понимаю своего поведения.

Щеки просто горели, а на глазах навернулись слезы. Если бы мне пришлось выбирать между Вестом и любым из моих родственников, что бы я выбрала? Все мое существо восставало против самой постановки такого вопроса. Каждому найдется место в моей душе, в моем сердце, и каждый будет нужен и важен. Слезинка все же скатилась и поползла по щеке. И сразу стало легко, словно разжалась невидимая рука, которая сдавливала грудь, мешала свободно мыслить.

Фонтей протянул ладонь и смахнул влагу с моей кожи.

— Вот теперь точно все будет хорошо, — улыбнулся он. Знакомо так улыбнулся, ехидненько.

— А ничего рассказать мне не хочешь? — подозрительно спросила я.

— О чем? — ну, Иннокентий Смоктуновский, не меньше!

— Обо всем. Со мной что-то было?

— С тобой что-то есть, Ксения. И я весьма этому рад.

— А именно?

— Ты чистая! — просиял он. О, вот теперь мне просто сразу стало все понятно.

— Разумеется, чистая. Я с утра в душе была. Правда, ты за плотскими утехами мог и не заметить этого факта! — А что? Я тоже язвить умею.

— Чистый свет чародеев в твоей крови, Ксения, — укоризненно покачал головой дед, явно намекая на мою недогадливость. — Душа совершенно непригодная для использования гефами. Турронам и морранам тебя проще убить, а вот эллины могут воспользоваться. Ты вполне можешь стать изысканным лакомством на их столе. Вот только одна проблема. Для этого с твоими эмоциями необходимо поработать кому-то из высших, способных ментально влиять на подсознание, вливая негативные мысли, оскверняя душу ненужными сомнениями.

— Хочешь сказать…

— Не хочу, я прямо говорю, что во время нападения ты подверглась именно такому влиянию. Но эллин, пытающийся тебе внушать, не знал твоего настоящего потенциала и не рассчитал своих сил, поэтому воздействие получилось скользящим, а отката не произошло. Скопившийся негатив засел внутри тебя и рос, подобно грибку. В такой ситуации магия бессильна, Ксения. Помогает лишь человеческое тепло и простой разговор по душам. И к Кремеру тебя не пустил, потому что с таким букетом внутри не получилось бы инициации. Дар так и остался бы неустойчивым, а Сильвестр получил бы свою долю твоих отрицательных эмоций. А у него нет иммунитета, как у чародеев. Ему пришлось втрое тяжелее.

— Спасибо тебе! — и я впервые искренне улыбнулась, ощущая, как оживает и заполняется светом каждая клеточка. — Спасибо! И… Я безумно рада за вас с Юлкой. Только…

— Только что? — хитренько усмехнулся Элазар.

— Только я вряд ли смогу называть ее «бабушкой»! — и вот сейчас отпустило окончательно. Мы оба рассмеялись. И даже пелена туч за окном, казалось, несколько поредела.