Повелительница пустыни

8

Однажды я невольно подслушала обрывок разговора, девушки шептались по углам, что меня могут продать работорговцу. Поверила ли я? Да, поверила, несмотря на хрупкую надежду, теплившуюся в душе.

Я все же надеялась, что он оставит меня в покое в этом проклятом притоне разврата, думала, куда еще может ниже упасть женщина?

Но воспоминание о его змеином шепоте развеяло последние сомнения. В нем жила извращенная, болезненная сущность. Он жаждал не просто моей гибели, он хотел сломать меня, заставить страдать долго и мучительно, превратить жизнь в нескончаемую агонию. Но я надеялась на лучшее.

И однажды это случилось — за мной пришли.

Высокий, мускулистый Хазрим, правая рука Абдул Рахима, явился в комнату в сопровождении еще одного наемника, Его лицо было непроницаемо, словно высечено из камня.

Он говорил мало, лишь бросил короткое: "Эта?"

К такому повороту я была не готова. Я лихорадочно пыталась осознать происходящее, но слова словно застряли в горле, а в голове царил хаос.

Вот что придумал принц. Решил отослать меня подальше в другое королевство, чтобы у меня, таким образом, не было возможности вернуться

Страх сковал меня, как цепями. Только, только затеплилась надежда, что моё пристанище останется в этом месте, из которого я все же смогу сбежать, и все рухнуло.

Неужели мои мысли так предсказуемы, что принц просчитал их, или сработал инстинкт самосохранения?

Чем дальше я нахожусь в чужих руках, тем меньше возможности вырваться на волю.

А если он «позаботился» о моей дальнейшей судьбе, то уповать на что-то хорошее не стоит.

Я слышала о жестокости работорговцев и о судьбах, которые уготованы невольникам.

Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди, когда Хазрим бесцеремонно схватил меня за руку и потащил к выходу.

Я попыталась сопротивляться, вырваться, но его хватка была железной.

На улице меня ждала крытая повозка, запряженная двумя мрачными конями.

Внутри повозки было тесно и душно, а на жёсткой скамье сидели еще несколько женщин, чьи лица выражали ту же смесь ужаса и отчаяния, что и я чувствовала в себе.

Никто из них не произнес ни слова, лишь в глазах плескалось общее горе.

Дорога была долгой и мучительной. Каждый толчок повозки отдавался болью в моем теле, а мысли о будущем не давали покоя.

Я не знала, куда меня везут, что меня ждет, но понимала, что меня впереди ждут новые испытания.

Теперь я была лишь собственностью, вещью, лишенной воли и права на выбор.

Нас укрыли от посторонних глаз в дальнем углу караван-сарая. Вопреки ожиданиям, в одном из углов расположились женщины с открытыми лицами.

Да и к чему прятать то, что все равно будет выставлено на обозрение? Ведь для покупателя наши лица — лишь товар, а мужчины рабы — безвольные вещи, лишенные собственной воли, так чего их бояться и стыдиться.

Мужчины находились в другой стороне. Наши руки, хотя и были связаны, давали нам жалкую возможность держать миску с жиденькой кашей — единственным утешением в этой забытой богом глуши.

И представить себе не могла, что мне уготована участь служанки для рабов, то есть, мне сразу показали мой самый низкий статус.

Мои дни пробуждались с первыми лучами солнца, окрашивая небо в нежные акварели рассвета.

Бесконечная вереница обязанностей выстраивалась предо мной: накормить жаждущие рты, напоить страждущие глотки, помыть посуду.

За водой приходилось брести к колодцу, и проделывал этот путь не единожды, унося в руках звенящую прохладу.

Хазрим и второй напарник Омир частенько утаскивали девушек к себе, чтобы насладиться телом несчастных. Ко мне же потеряли интерес после моего ожесточенного сопротивления: расцарапанные лица и кровавые укусы еще долго красовались на их телах.

Естественно мне пришлось туго после их показательного урока, но я отстояла свое маленькое право свободы.

Не раз слышала я от дев, что лучше покориться и стерпеть, но претила мне эта рабская философия.

Прятать взор, затуманенный слезами, после каждой мерзкой близости с этими смрадными псами?

Нет, увольте. Пусть лучше мой кровавый поцелуй останется клеймом на их гнусных телах.

Список мой рос, словно зловещий сорняк, пуская корни в самое сердце. Лишь бы судьба была бы ко мне милостива и подарила бы мне шанс вырваться на свободу.

А вот отсюда убежать не было возможности: псы хозяина верно служили ему и охраняли живой товар. А то, что его портили…, так это лишь была жестокая «школа», призванная научить юных пленниц угодливости и покорности в руках будущих владельцев.

Караван, наконец, тронулся в путь, словно змея, выползающая из логова. Девушек, как драгоценную добычу, все же водрузили на верблюдов, украшенных звенящими побрякушками.

Мужчины, сломленные и покорные, шли на привязи в хвосте процессии, а я, словно проклятая, замыкала шествие.

Я все еще отказывалась понимать причины этой чудовищной несправедливости, не могла даже представить, какая участь уготована мне впереди.

Все уже было решено, спланировано в коварном уме принца, а Абдул Рахим, бездушный исполнитель, лишь слепо следовал его злой воле.

Первые три дня меня кормили и поили, пусть и скудно, но хоть что-то. Потом же воду давали лишь на рассвете.

— Экономить нужно воду, — осклабился Абдул, когда я попросила глоток живительной влаги.

Силы таяли с каждым часом, и однажды я просто рухнула на раскаленный песок. Караван замер.

Сквозь мутную пелену в глазах я различила, как ко мне подошел Абдул. Он перерезал веревку, стягивавшую запястья, и наклонился, источая запах пота.

— Наш господин великодушен. Он дарует тебе шанс, — прошипел он, и мерзкий смех разорвал тишину пустыни.

— Вперед! — рявкнул он, и караван тронулся.

Я осталась лежать на испепеляющем солнце, осознавая, что меня бросили умирать. Вскоре меня поглотила темнота.

Время от времени исполины — тени барханов оживали, когда вдали возникали силуэты дюн, танцующих в ритме ветра.

Они сменяли друг друга, образовывая новые формы, как будто заигрывали со временем, не поддаваясь законам физики.

И если прислушаться, то можно было услышать, как песчинки шепчут друг другу древние истории, сохранившиеся в их мелодичном хоре.

Солнце, склонившись к закату, окрасило пустыню в теплые оттенки золотистого и оранжевого цветов.

На мгновение казалось, что вся эта безжизненная, строгая красота оживает, и сама пустота наполняется смыслом.

Ночь приходит как символ угасания сущего и наступает день, как символ его возрождения.

Светило солнце, но вокруг царила тоска. Утопая ногами в песке голыми ступнями, оставляя в своих следах капельки крови, я брела наугад.

Лохмотья ткани, когда-то бывшие красивым платьем, висели на моем худеньком теле, еле прикрывая его от солнечных лучей.

Черные волосы, сдобренные песком, свисали спутанными прядями на спине и плечах и прилипали к влажному лицу.

Каждый шаг давался мне с неимоверным трудом, и я едва могла различить линии горизонта.

Песок, горячий и знойный, прилипал к обожженной коже, проникая в раны и вызывая новые приливы боли.

Раскаленный воздух обжигал горло, не давая возможности вздохнуть полной грудью.

Везде были барханы. Я взбиралась на них с большим трудом и скатывалась вниз, падая от изнеможения.

Каждый шаг отнимал у меня последние силы и казалось, что пустыня не имела конца.

Горячий песок обжигал ноги, а ветер лишь подзадоривал, бросая в лицо мелкие крупицы.

Приходилось закрывать глаза, стараясь сосредоточиться на каждом усилии, но тщетно.

Каждый раз, когда думала, что достигла вершины, новый бархан поджидал меня снизу, готовый принять в объятия насыпанной мякоти.

И вдруг, когда последние силы истощились, я оказалась на вершине следующего бархана.

Неповторимый вид раскрылся передо мной: бескрайние просторы песков, отражающих закатное солнце.

К горизонтам, освещенным последними лучами, тянулись тени, словно желали запечатлеть этот миг вечности.

Ветер принёс с собой прохладные нотки, напоминая, что жизнь на краю пустыни всё же существует.

Изредка удаленный звук шороха мог указывать на присутствие жителей пустыни, стремящихся выбраться из своих укрытий.

Песок, казалось, хранил в себе множество тайн и загадок, которые лишь время сможет приоткрыть.

С приближением ночи звёзды начали медленно пробиваться сквозь завесу сумерек, словно искры на черном бархате неба.

Луна, поднимающаяся над горизонтом, отразила свою нежную светлость на песках, превращая безжизненные дюны в волшебные холмы, покрытые мягким сиянием.

Теперь, когда темнота обвивала землю, пустыня преобразилась, обретая новый облик и загадочную ауру.

Каждый звук был слышен отчетливее: тихий шёпот ветра, нежный стук сердца пустоты.

Под покровом ночи на поверхности песка оживали призраки древних караванов, их образы истончались в искрящихся вспышках, будто сами тени стремились продолжить свой путь.

Мистика ночи упивалась моментами, как будто сам воздух был прозрачен и ощутим, даруя каждому шагу новое значение.

Но пустыня никогда не теряла своей истинной сущности. На следующий день снова вспыхнет солнце в своём беспощадном великолепии, словно хранитель времени продолжит отсчитывать века.

У меня заканчивались силы.

Сколько дней я шла? Ночь и день перемешались между собой, как эти песчинки песка.

В моем сознании начались путаницы. Каждый звук, каждый шорох казался предзнаменованием, предвестником чего-то страшного и неотвратимого.

Я пыталась вспомнить, откуда пришла, но мысли укрывали себя в тени сознания, оставляя лишь легкую пелену воспоминаний.

Вдруг вдалеке заметила силуэт — тень на фоне нестерпимого солнечного света. Бредя к ней, все же надеялась найти помощь, на которую уже давно лишилась надежды.

Тень становилась всё более четкой, и с каждым шагом мое сердце замирало от ожидания.

Вскоре поняла, что это просто обман зрения: игра солнечных лучей, плескающихся на камнях, едва заметных среди песка.

Разочарование пронзило меня, как осколок стекла, и я рухнула на колени, ругая свою судьбу.

Вокруг всё продолжало танцевать, как бурлящий поток, не оставляя мне ни шанса на спасение.

Собрав последние силы, подняла голову к безоблачному небу и закричала.

Мой крик унесло в бездну, растворив среди тихих волн песчаных дюн. Ощущая, как жизнь уходит из меня, я встретила это величие природы с немым хладнокровием, понимая, что тут я одна, и никто не придёт мне на помощь.

Ночью же забывалась тяжелым сном, который пролетал как одно мгновение и не дарил никакого облегчения, а день превращался в ад.

И утром продолжала машинально шагать вперед, собирая ненужные мысли и забытые мечты, как песчинки, что сыплются между пальцев.

Каждый шаг превращался в каторгу, но голос внутри, давно утихший, всё еще тянул меня к горизонту.

Может быть, там, за теми оранжевыми дюнами, притаился караван или убаюкивающий шепот оазиса, который поможет выбраться из этого ада живой?

Но постепенно мой взгляд уже не вглядывался, как раньше, вдаль, с надеждой найти на своем пути оазис или повстречать людей.

Каждый шаг отзывался эхом в моем сознании, как будто сама пустыня пыталась остановить меня, обнимая горячими песчаными руками.

Вокруг раскинулись лишь однообразные дюны, тускло сверкающие под безжалостным зноем.

Внутри меня росло ощущение безысходности, словно вместе с песчинками уходила и надежда.

Мне казалось, что израненное сердце давно позабыло, что такое радость, а память о таких днях растворились, как утренний туман.

Где всё это? Застывшая тишина пустыни не обещала ответа, лишь неумолимое время и бесплодные ожидания.

Всё, что оставалось, — это лишь механическое движение вперёд. Маршрут без цели и смысла.

Моё тело было обессилено, и только упрямство стало моим единственным спутником в этой бескрайней пустыне.

Песок, словно сверкающие слезы, стекал по моим щекам, оставляя за собой покалывающие следы.

Временами казалось, что меня окружает не просто земля, а сама пустота, которая высасывала последние капли жизни.

Иногда меня охватывала темнота, но когда сознание возвращалось, понимала, что продолжаю путь.

Я очень устала. Устала всё время бороться. Раньше разгоревшийся огонь мести в груди помогал мне жить и надеяться на отмщения, но сейчас от него остались одни угли, ибо уже понимала, что мне не выбраться из этого песчаного плена никогда.

Время перестало иметь значение. Солнце катилось по небу, размывая границы между днем и ночью.

Я вспоминала, как раньше улыбалась в ответ на тяжелые испытания, как искала смысл в каждом моменте.

Но теперь в моем сердце оставался лишь холодный камень. В воздухе витал запах запустения, и я осознала, что и он стал моим спутником: неизбежным и неподвижным.

И я шла, шатаясь от усталости, с одним желанием— дойти… или упасть.

Дойти до спасительного места и выжить, или упасть в горячий песок, вдохнуть последний раз обжигающий воздух и покинуть этот мир, где меня никто не ждет.

Но душа никак не хотела покидать измученное тело, и я шла в забытьи, не обращая внимания на палящее солнце, на песок, застрявший в волосах и в глазах и скрипящий на зубах, на боль, которая отдавалась во всём теле при каждом шаге.

Я словно растворилась в пространстве, разделилась надвое: душа взлетала в Небеса, а тело двигалось по пустыне и никак не хотело расставаться с жизнью.

Вдруг ветер коснулся моего лица, подхватив последние искры надежды, и унёс их в бескрайнюю даль.

Я остановилась, глядя на горизонт, где небо встречалось с песком, и поняла, что время пришло.

Возможно, именно в этом прощании, на границе между жизнью и смертью, скрыта сила, которую я искала всё это время. Размышляя об этом, сделала шаг вперед, и этот шаг стал судьбоносным.

Сквозь яркий солнечный свет я заметила загадочную тень. Еле передвигая ноги, побрела на так желанный островок тени.

Ноги подкосились, и я упала, но с упорством поползла к нему, чтобы спрятаться от дневного жаркого солнца и хоть немного отдохнуть.

Губы давно потрескались и превратились в сплошную засохшую корку, которая иногда обагрялась кровью, и тогда мой язычок слизывал солоноватые капли.

Мой взор был прикован к большому камню. Он возвышался наперекор стихии, которая не смогла похоронить его в своих песчаных объятиях, и создавал уголок спасительной тени.

Прислонившись к нему, застонала. Он был горячим: солнце и песок с упорством старались укротить дерзкого отшельника, дерзнувшего нарушить их царство своим присутствием.

Пришлось свернуться калачиком, чтобы спрятать ноги в тени. Мои пальцы коснулись чуть прохладной земли.

Я глубоко вздохнула от соприкосновения с малой толикой прохлады, закрыла глаза и позволила себе на миг забыть о пустыне.

Каждый мой вдох наполнял легкие свежестью, а каждый выдох уносил с собой заботы и тревоги.

В этот момент я почувствовала себя свободной в объятиях природы, которая всегда готова была укрыть, поддержать…, но и погубить.

Сквозь закрытые веки почувствовала чужое присутствие.

Открыв глаза, увидела, что надо мной возвышалась змея. Огромная змея. В моей памяти не было информации о таких экземплярах, и даже в книгах не писали о таких огромных существах.

Моё естество замерло, не в силах отвести взгляд от этого величественного создания. Все же змея одновременно вызывала и восхищение и ужас.

Змея чем-то напоминала кобру, но меня смущали ее длина, размер и капюшон.

Насколько знала, капюшон у кобры является частью тела, в котором рёбра раздвигаются под воздействием специальных мышц, резко меняя форму.

Но здесь капюшон развевался как плащ, и его незначительная часть переходила на голову в виде короны.

Желтые холодные глаза неотрывно смотрели на меня, словно изучали, а раздвоенный язык то и дело высовывался, и было слышно шипение.

Бело-золотые чешуйки кожи, отливающие блеском на солнце, казались бархатным одеянием.

Я устало посмотрела на ту, которая подарит мне свободу от боли, освободит от оков, навязанных мне миром: от горечи утрат, от сожалений.

— Пришла? Что же я готова. Я сделала всё, что было в моих силах. Умирать второй раз не страшно…. Хахаааа…. Небеса ошиблись, подарив мне второй шанс, — прохрипела я, смело взглянув на существо.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть свою смерть. В другой бы ситуации можно было бы её встретить с открытыми глазами, но не в этот раз….

Сквозь закрытые глаза почувствовала, как змея наклонилась ко мне и затем резкую боль укуса….

Мир вспыхнул, поплыл, утопая в тумане звенящей пустоты.

Грудь сжалась, попыталась сделать вдох, но вместо этого только издала безмолвные хрипы.

Хотя мне не хотела умирать, ведь я так поверила в другой шанс, но в тот момент мне показалось, что во тьме есть что-то утешительное, что-то, что может подарить мне освобождение и покой.

И в эти мгновения взглянула на свою судьбу не как на конец, а как на начало чего-то нового.

Мгновение…

Время остановилось…

Тьма затопила сознание….

Что чувствует человек в туманном миге, когда робкие лучи сознания пробиваются сквозь густую завесу тьмы?

В этот зыбкий момент, когда реальность еще не обрела четкие очертания, а неясность медленно растворяется в тишине, возникает странное ощущение отрешенности.

Тело еще спит, но разум уже пробуждается, словно древний механизм, долгое время пребывавший в состоянии покоя.

И вдруг, словно вспышка молнии, приходит осознание себя. Не как личности с именем, биографией и набором социальных ролей, а как чистой энергии с беспредельной возможностью.

Ощущение свободы и безграничности охватывает все существо, наполняя его радостью и предвкушением нового дня.

Этот миг — словно глоток свежего воздуха после долгой духоты. В нем нет места страхам, сомнениям и тревогам.

Есть только чистый лист, готовый принять первые строки новой главы жизни.

Голова гудела, веки с трудом разомкнулись, пропуская в сознание мутный свет.

Первое, что я почувствовала — это холод. Не пронизывающий и леденящий, а скорее освежающий, бодрящий.

Он окутывал обнаженную кожу, заставляя ее покрываться мурашками. Я лежала на чем-то твердом и шершавом, ощущая каждую неровность поверхности спиной.

Где я?

Этот вопрос пронзил сознание, словно тонкая игла, разбудив дремлющие уголки памяти.

Но вокруг стояла тишина. Тело казалось чужим, неповоротливым, словно облаченным в невидимую броню.

Это было не похоже на обычное пробуждение. Медленно, словно вытягивая себя из вязкой субстанции, я попыталась приподняться.

Голова закружилась, в висках застучало. В памяти всплывали обрывки воспоминаний: лица, места, события, но все они были размытыми, словно отражения в кривом зеркале.

Что произошло? Почему я здесь? Я живая?

Ощущение возвращения из небытия напоминало восхождение на гору: каждый шаг, каждое усилие дается с трудом, но с каждым новым рывком горизонт расширяется, открывая новые перспективы.

И вот, наконец, прояснилось зрение. Мой взор упал на высокие своды разрушенного здания с испещренными блоками и камнями, сквозь которые сыпалась пыль, и они казались древними и величавыми.

Холодный камень под руками, словно живой, пульсировал в унисон с моим собственным участившимся сердцебиением.

Попытка подняться отозвалась острой болью в висках, мир поплыл перед глазами, а в ушах зазвенело, словно рой разъяренных пчел.

Превозмогая слабость, я все же сумела сесть, оглядываясь вокруг в поисках хоть какого-то намека на то, как здесь оказалась.

Память, словно старая заезженная пластинка, предательски заедала на одном и том же моменте: укус, вспышка, темнота… и все.

Место скорее походило на когда-то величественный зал, где колонны — великаны, казалось, из последних сил сдерживали рушащийся свод.

Перспектива нежданного "гостя" в виде увесистого камня на голове совсем меня не прельщала.

Достаточно было оглядеться, чтобы понять: здание изрядно потрепано временем и непогодой, а обрушившиеся стены открывали лишь два возможных пути сквозь этот каменный хаос.

С одной стороны проход походил на темный, загроможденный камнями и песком туннель, а второй виднелся за аркой, ведущая, судя по всему, в еще одну, не менее разрушенную часть этого монументального сооружения.

Хотя солнечный свет, казалось, забыл дорогу сюда, оставив зал во власти сумрака, но мрак этот не был абсолютным.

Сквозь него можно было рассмотреть выбитые фрески на колоннах и на остатках полуразрушенных предметов.

Пыль веков осела на каждом предмете, превратив их в призрачные силуэты прошлого.

Ладонью очистила маленький клочок пола рядом с собой и обнаружила плитку, не утратившую красивый орнамент из-за грязи и времени.

Комната казалась мне знакомой и в тоже время совершенно чужой. Окинув ещё раз взглядом свое местонахождение, нахмурила свой лоб, пытаясь вспомнить что-то забытое, которое проскальзывало мимолетно и так быстро, что я не успевала зацепиться за неё.

Но я точно была уверена, что это место я видела, знала и была хорошо знакома. Не просто видела мельком на фотографии или в отрывке кинофильма, а чувствовала кожей каждый изгиб, каждую нишу в этом зале.

«Но это же невозможно!» — шептали мне сомнения.

Это было похоже на головоломку, в которой все элементы на месте, но отсутствует главное — ключ, который соединит их воедино и откроет дверь в прошлое.

Глубоко вздохнув, ощутила запах воды: глубокий, чистый запах влажности. И даже услышала невесомый бег течения.

Облизнула сухие губы и поднялась навстречу долгожданного глотка прохлады.

Под ногами, усыпанными мелкими камешками, стонали от боли мои босые ступни, а прохладный песок, словно заботливый лекарь, перекатывался, даря мимолетное облегчение.

Валуны, словно стражи, вставали на пути, но разве эти ничтожные препятствия могли остановить жаждущую душу, рвущуюся к заветной цели?

Пройдя через арку, я очутилась в другом зале, где царил хаос еще большего масштаба.

Но самое главное, в центре этого нагромождения плескалось озеро, отражая голубизну своих вод.

— Боже! — простонала я, делая первые глотки прохладной влаги и утоляя жажду пройденных дней.

Чуть погодя рассмотрела сохранившийся водоем и пришла к выводу, что он был рукотворного происхождения.

Чаша бассейна была выложена лазурной плиткой, на удивление нетронутой ни временем, ни тихими водами, что неспешно скользили по ее глади.

Проточная вода наполняла этот просторный бассейн, даря ощущение свежести и умиротворения.

Я погрузила руку в воду, и словно пелена сошла с глаз — вместе с водой утекали ошметки старой кожи.

Только сейчас, ощутив эту шелковистую гладкость, я осознала: ожогов больше нет.

С изумлением рассматривала свое тело, словно чужое, пытаясь постичь непостижимое: как могло произойти столь стремительное исцеление?

Так и не найдя ответа на мучивший вопрос, я откинула его в сторону и, сняв лоскуты одежды, и с наслаждением погрузилась в воду.

Что может быть лучше прохладной воды после жаркого раскаленного солнца? Ничего.