Повелительница пустыни

14

Мигир Аль'эф оказался реинкарнацией моего мужа Фархата. Имя, словно осколок воспоминания, поцарапало душу. Что делать с этим знанием, обрушившейся на меня, я не представляла?

Я вспомнила каждый миг с Фархатом, каждую улыбку, каждое прикосновение. Наши жизни в прошлом были сплетены в тугой узел, который, казалось, невозможно разорвать.

Но смерть оказалась сильнее. Она вырвала его из моей жизни, оставив лишь зияющую пустоту и осколки разбитой мечты.

И вот, спустя годы, передо мной стоит Мигир. Лицо другое, глаза другие, но что-то неуловимо знакомое проскальзывает в его манерах, в его взгляде.

Как признаться Мигиру в том, что он прошлое, воплотившееся в настоящем?

Как объяснить ему, что я вижу в нем не просто мужчину, а призрак любви, который должен был остаться в прошлом?

Слова застревали в горле, словно комья песка. Боялась спугнуть это хрупкое видение, разрушить иллюзию возможного счастья.

Но жить во лжи будет невыносимо. Эта тайна, как змея, обовьется вокруг моей души и будет отравлять каждый вдох.

«Я должна решить, что делать дальше? Бежать от Мигира, от прошлого, которое вдруг настигло меня, словно буря? Или рискнуть открыть ему правду. И надеяться на то, что он поймет и примет меня такую, какой я есть, с моим грузом воспоминаний и нестерпимой тоской по Фархату, которые всколыхнули мою душу?»

— Мигир, уйди… Прошу тебя… — прошептала я, едва сдерживая слезы, вырываясь из его объятий, словно из плена.

Обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, ведь каждая клеточка моего тела жаждала его прикосновений. Хотелось вновь ощутить его сильные руки, утонуть в глубине его глаз, выискивая там призрачные тени прошлого.

Он смотрел пронзительно, обжигая взглядом, и в этот момент мне казалось, что передо мной Фархат…

Его рука коснулась подбородка, и этот жест… Этот жест Фархата!

Как такое возможно? Что это — игра моего воображения? Неужели человек может так повторяться в другом теле? Или все же… может?

Мне нужно время. Время, чтобы распутать клубок своих чувств, разобраться в хитросплетениях воспоминаний, понять свое истинное отношение к Мигирю.

Я знала, что не люблю его, но какая-то невидимая сила, словно магнит, тянула меня к нему.

— Прошу… — повторила я тихо, почти беззвучно.

Он прищурил глаза, задумчиво провел рукой по подбородку и произнес:

— Я уйду сейчас. Не понимаю, что с тобой творится, но чувствую, что так будет лучше… для тебя. У меня лишь одна просьба: не исчезай, не прячься от меня, давай поговорим.

Я закрыла глаза, и слезы хлынули потоком, обжигая щеки. Это были слова моего Фархата. Именно так он говорил всегда, когда я уходила в себя, когда что-то недоговаривала, боясь причинить ему боль.

Когда я открыла глаза, Мигира уже не было, но я знала, что он вернется. Вернется за ответами, которые я должна найти в первую очередь в самой себе.

Обессиленное тело безвольно осело на пол. Прижавшись коленями к груди, я укрылась в коконе отчаяния.

Слезы постепенно иссякли, унося с собой остроту боли, словно смывая мутный осадок с души. Так, свернувшись калачиком на мягком ковре, я провалилась в беспамятство сна.

Сон принес лишь зыбкое облегчение, не рассеяв тягостных дум. Словно лунатик, я бродила по дому, совершая бессмысленные действия, принимая пищу без вкуса. Мир вокруг казался лишь блеклой декорацией, лишенной живости и красок.

«Бежать, бежать… Скрыться, раствориться, лишь бы не видеть его более никогда…» — эта мысль, словно дикий зверь, металась в сознании, и именно она вырвала меня из ледяного оцепенения.

Неужели так трусливо сбежать, не обронив ни слова, не объяснив ничего Мигирю?

А самое главное, не разложив по полочкам этот хаос, бушующий в моей голове. Бежать, оставив за собой лишь недосказанность?

Я никогда не бежала от жизненных бурь, всегда встречала их лицом к лицу, а тут… раскисла, словно осенний лист под дождем, поддалась панике и утонула в пучине отчаяния.

— Я Алаиса! Богиня! Царица Шантарского царства! И я обязана смотреть правде в глаза, а не прятаться в тени, как жалкая трусиха! — прорычал я, наконец, обуреваемая гневом. — Хм. Богиня без силы. Кого ты пытаешься обмануть? Себя?

«Что ты изводишь себя, дитя мое? Необязательно выкладывать перед ним всю правду, словно грязное белье на базарной площади. Скажи ему, что он пробудил в тебе воспоминания о ком-то, кого ты безумно любила, но кого безжалостно отняла судьба. Объясни, что видишь его тень в нем, отголосок былой страсти, и потому не можешь ответить на его влечение. Мигир понял твое смятение, дал тебе время прийти в себя. Это поступок отразил благородство его души. Девочка моя, прислушайся к мудрости старой Ананты, позволь себе жить, позволь себе вновь познать любовь, ту, что дарит душе крылья, познать счастье, которое наполняет каждый день новыми яркими красками. Пока есть время, пока не вернулась твоя сила, просто живи! Этот мимолетный опыт земной жизни навряд ли когда-нибудь захочется повторить, поднявшись вновь в небесные чертоги. Немногие Боги решались на такое нисхождение, но, однажды вкусив, не стремились к повторению».

Приняв решение, я ощутил умиротворение, словно душа, миновав опасный обрыв, обрела ровную гладь.

Мигир внимал каждому моему слову с каким-то сосредоточенным вниманием, пока я рассказала ему о своих сомнениях, о своих страхах, о той буре, что разыгралась в моей душе.

Когда мой рассказ закончился, его взгляд был полным задумчивости и будто притягивал меня к себе.

Правда, какой бы горькой она ни была, была произнесена. И от того, как он отреагирует, зависела наша дальнейшая жизнь.

Не отрывая взгляда, я жадно ждала ответа. И вот, наконец, он заговорил:

— Когда впервые увидел тебя, во мне вспыхнуло нечто… мимолетное, словно отблеск зари. Тогда все было зыбко, как в тумане. Но позже, в тишине чайханы, пелена спала с глаз. Я понял, что где-то уже видел тебя…, встречал. Заговор во дворце отнял все мои силы, но даже в краткие минуты отдыха твои глаза преследовали меня во снах. И сейчас, слушая твой рассказ, я понимаю, возможно, это правда. Как это возможно? Не знаю. Да и нужно ли знать? Одно я знаю точно: я влюбился в тебя с первого взгляда. И теперь не отпущу. Просто позволь нам время… время, чтобы вновь привыкнуть друг к другу.

Натянутая струна, которая все это время держала меня в напряжении, лопнула. По правде говоря, я не верила, что он оставит меня.

И его просьба о времени опять приоткрыло грань великодушия его характера.

Моя счастливая улыбка стала ему лучшим ответом. В следующее мгновение он притянул меня к себе, заключая в нежные объятия, словно оберегая от всего мира.

В его присутствии я чувствовала себя спокойной и защищенной, словно нашла тихую гавань после долгого шторма.

Мигир не торопил события, позволял мне самой определять темп наших отношений, и это подкупало. Со мной он был мягок и внимателен к моим чувствам.

Глядя на его спящее лицо, я размышляла о том, как странно порой складывается жизнь. Кто бы мог подумать, что призрак прошлого, воплотившись в другом человеке, станет для меня настоящим?

Мигирь не стирал память о Фартахе, он просто помог мне увидеть свет в конце тоннеля, научил жить дальше, не оглядываясь назад.

Иногда я ловила себя на мысли, что ищу в нем черты Фартаха, но тут же одергивала себя. Мигир — это Мигир со своими достоинствами и недостатками, со своей уникальной душой. Он заслуживает, чтобы его любили таким, какой он есть, а не как отголосок прошлого.

Я провела пальцем по его подбородку, чувствуя мягкость его бородки. Он слегка поморщился во сне, но не проснулся.

— Спи, мой принц, — прошептала я, чувствуя, как тепло разливается в моей груди.

Я больше не боялась будущего, потому что знала, что рядом со мной есть человек, который всегда поддержит и поймет. Человек, который научил меня снова верить в любовь.

И пусть говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но я знала, что наша река особенная.

Она несет нас к новым берегам, к новым горизонтам, где нас ждет счастье и покой. И я готова плыть по ней, держась за руку с Мигирем, моим принцем, моим спасением, моей новой любовью.

Тихо поднявшись, я спустилась приготовить завтрак. Его предложение нанять служанку отбросила сразу, посмеявшись «разве что глухонемую и слепую».

Слишком много тайн хранил этот дом, да и впредь собирался: то шантар у нас соизволит погостить, то богатый торговец.

Я даже рада высоким стенам, что надежно укрывают моё убежище от любопытных глаз. А Мигирь тоже искусно скрывается, прикидываясь богатым бером.

Он не раз предлагал переехать во дворец, но перспектива раствориться в его гареме меня не прельщает. Слишком опасно и… неуютно.

— Уже встала? Как вкусно пахнет! — Появление принца вырвало меня из плена раздумий.

— Садись, мой принц, — промурлыкала я в ответ, подавшись навстречу его губам.

— Во дворце тебе не пришлось бы вставать так рано и готовить, — вновь затянул он свою агитационную песню.

— Там я не смогу кормить тебя таким завтраком, приготовленным моими руками, между прочим. Мне же не позволят даже приблизиться к кухне, — я отпила чай и откусила лепешку с сыром. — И притом я очень ревнивая женщина. Не хочу разборок с твоим гаремом.

Он внимательно посмотрел на меня и усмехнулся.

— Ты для меня единственная женщина на свете. Я подумываю выдать всех девушек замуж, чтобы в гареме осталась только ты. А если родишь мне наследника, то станешь моей женой. Как тебе такой вариант?

— Ты готов отказаться от гарема?

— Готов. Я хочу провести свою жизнь только с тобой. С моей Шарис.

Он смотрел на меня не отрываясь, словно пытаясь уловить едва заметную тень сомнения, но ошибся.

Произнесенное имя «Шарис» не всколыхнулось прошлым в моих глазах, а зажгло в них любовь.

Я подошла к нему, обхватила его лицо ладонями и заглянула в глаза так же пристально, как только что он. Мне необходимо было убедиться в искренности его слов.

В них плескалась любовь, смешанная с решимостью, словно он давал мне клятву.

Я давно заметила, что наши взгляды говорят гораздо больше, чем слова. И я прильнула к его губам.

Он заключил меня в объятия, и я утонула в коконе его рук, с каждым мгновением чувствуя, как они сжимаются все крепче, словно боясь выпустить.

Затем, подхватив меня на руки, как невесомое перышко, он понес в спальню, где, осыпая нежными поцелуями, бережно опустил на ложе.

Шелковистые простыни коснулись моей кожи, словно ласковое дуновение ветра. Его глаза горели мягким огнем, отражая мое собственное волнение и нежность.

Он смотрел на меня так, будто я была самым драгоценным сокровищем в мире, и от этого взгляда мое сердце начинало биться быстрее.

Его губы нежно коснулись моих, словно пробуя на вкус запретный плод. Затем поцелуй стал глубже и страстнее, захватывая меня целиком и унося в вихрь чувств и ощущений. Его руки блуждали по моему телу, вызывая дрожь и волну желания.

Каждое прикосновение было наполнено любовью и нежностью, каждое слово, услышанное мною, — обещанием вечности.

Время словно остановилось, и мы остались наедине друг с другом в своем собственном мире, где правили лишь чувства и страсть.

В объятиях любимого человека, я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

И в них ощущала тепло его тела и его дыхание на своей шее. Он крепко обнимал меня, словно боялся, что я исчезну. И в этот момент я поняла, что нашла свою настоящую любовь, свою вторую половинку, человека, с которым хочу провести всю свою жизнь.

— Меня не будет несколько дней, — прошептал он, ласково заправляя мой непослушный локон за ухо и невесомо касаясь губами моих губ.

— Мне стоит ревновать? — мой игривый вопрос сорвал с его губ смех, рассыпавшийся искрами в воздухе.

— Можешь ревновать… к принцу Роулу Ивэзу.

Он спрятал свое лицо в моих волосах все еще посмеиваясь, не заметив, как радость вспыхнула в моих глазах. Предчувствие встречи, словно ток пронзило все мое существо. Сколько ни плети веревочку, а конец неизбежен.

— Хорошо. Он надолго приедет? Ты опять будешь измотан работой, — проговорила я с нежной заботой, стараясь скрыть волнение.

В последнее время Мигир приходил ко мне домой совсем измученным. Отец постепенно взваливал на него все больше обязанностей, готовя к преемственности.

После того, как Мигир вовремя раскрыл заговор, отец изменил свое отношение к нему. Заговор плел наследник престола, брат Мигиря.

Самого Мигиря до этого дня не принимали в расчет, но на всякий случай покушение готовилось на всех сыновей.

— Это доля всех принцев. Ты разве не хочешь стать женой Повелителя? — задал он вопрос.

— Нет. Не хочу. Мне спокойнее, когда ты просто мой мужчина и не важно, кто ты в жизни. Повелитель или торговец.

— Вот за это тебя и люблю. За твою честность. — И его губы накрыли мои, как знак одобрения.

Как только за ним захлопнулась дверь, нежность мигом схлынула с моих глаз, словно утренняя роса с лепестков, уступая место колючему льду.

Теперь предстояло сплести сложную паутину исчезновения для этого принца, не задев при этом Мигиря и его государства.

Похищение, пока он гость, исключено. Обвинение немедленно падет на Хатыма Аль'эфа, а это неминуемо развяжет войну. В нынешней ситуации, когда едва подавлен мятеж и страна остро нуждается в средствах на восстановление, подобный конфликт станет гибельным ударом.

И так со слов Мигиря слухи о мятеже достигли ушей Повелителей других государств. И это в какой-то мере подорвало доверие к стране.

И появление Роула Ивэза было не случайностью. Он приедет посмотреть на обстановку в стране, прощупает зыбкую почву пошатнувшегося трона.

Естественно, с ним приедут и другие заинтересованные лица и не только с дипломатическим визитом, но, думаю, и со своей шпионской сетью.

Зная его страсть к «нестандартному» мышлению, предполагаю, что он вскоре будет знать больше, чем Хатым Аль'эф.

Конечно Мигирь проронил, что они постараются создать видимость стабильности и благополучия. Ведь гостю нужно представить тщательно спланированную картину мирной и процветающей страны, где нет места смуте и беспорядкам. Любые проявления недавних событий должны быть тщательно скрыты.

Только вот он не ведает о Роуле Ивэзе, не зрит его истинной сущности, что таится за безупречным фасадом обворожительной улыбки. Он словно хищник, замаскированный в шелках.

Я не настолько наивна, чтобы видеть в Мигире лишь паиньку. Знаю его внимательным и нежным, обходительным и надежным, но эта благодать изливается лишь на меня.

Каков он с другими? Эта тайна от меня сокрыта. Однако верю, что его душа, пусть и не без изъяна, чиста, словно хрустальная слеза в сравнении с прогнившей душой Роула Ивэза.

Городские улицы давно стали моими верными союзниками, шепчущими на ухо вести о заморском госте. Слухи о его передвижениях, о блистательных приемах в богатых домах, подобно золотой пыли, оседали в моей памяти.

Мне оставалось лишь затаиться в тени, терпеливо ожидая часа, когда сплетенные нити судьбы приведут нас к неизбежной встрече.

Весть о скором отъезде принца достигла меня задолго до того, как она стала достоянием глашатаев. Шепот дворцовых интриг, подобно легкому ветерку, проникал сквозь каменные стены, разносясь по мощеным улочкам.

И вот в назначенный час я стала свидетельницей отправления роскошного каравана, увозящего принца обратно в его далекую страну.

И мой час настал. Спустя два дня я ринулась в погоню за ускользающим караваном. Издали я любовалась их мерным шествием, силуэты верблюдов плавно покачивались на горизонте.

Когда до конца этого долгого путешествия оставалось не более полудня, разразилась яростная песчаная буря.

Небо померкло, словно кто-то задернул плотные шторы, и мир погрузился в хаос. Вихри песка хлестали по лицам, забивались в глаза и ноздри, лишая возможности дышать.

Караван охватила паника. Люди кричали, верблюды испуганно ревели, но их голоса тонули в реве бушующей стихии.

Суета погонщиков, обычно размеренная и полная властных команд, превратилась в хаотичные метания. Они пытались сплотить караван, удержать верблюдов под контролем, но стихия оказалась сильнее.

Пыль и песок не позволяли видеть дальше вытянутой руки, и люди теряли друг друга в этом песчаном аду. Каждый боролся за свою жизнь, пытаясь найти хоть какое-то укрытие от беспощадной стихии.

Люди сбились в кучу, прижимаясь друг к другу в надежде защититься от летящего песка. Верблюды, пригнувшись к земле, терпеливо переносили бурю.

Внутри тесного укрытия царила тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием и тихим шепотом молитв. Каждый надеялся, что буря скоро стихнет, и караван сможет продолжить свой путь, оставив этот кошмар позади.

Роул Ивэз, окруженный стеной охраны, скользнул за полог накидки, предусмотрительно накинутой слугами.

Ветер снаружи неистовствовал, обрушиваясь яростными ударами невидимого кнута. Песок хрустел на зубах, и сквозь узкую щель у подола принц видел, как у его ног нарастает зловещий сугроб.

Внезапно его подхватило вихрем, и он оказался в самом сердце бушующей стихии.

В такой суматохе никто не увидел, как исчез принц из своего окружения.

Принц очнулся в звенящей тишине, словно похороненный заживо в бескрайней пустыне.

Рывком поднявшись на ноги, он огляделся, но горизонт был пуст — лишь мираж дрожал на раскаленном воздухе, укрыв караван. И тогда он увидел её. Напротив неподвижно, как изваяние, покоилась змея.

Её взгляд, холодный и немигающий, обжигал, словно осколок льда. Принц никогда не встречал змей такого чудовищного размера. Шаг назад… и раздвоенное жало змеи, словно багровая молния, метнулось в воздухе, пробуя его вкус.

Он с трудом сглотнул, ощущая лишь сухую горечь песка, забившегося в рот.

Ледяные когти страха впились в тело, парализуя волю.

Взгляд её, словно кинжал, пригвоздил его к месту, и когда пелена рассеялась, явив девичье лицо, Роул Ивэз не поверил своим глазам.

В лабиринтах памяти мелькнуло что-то смутно знакомое, ускользающее, как мираж в пустыне, не давая оформиться в целостный образ.

— Здравствуй, принц Роул Ивэз. Вот и свиделись, — прозвенел голос, словно серебряный колокольчик, отравленный ядом.

Знакомый… Да, где-то он его слышал, но пелена времени скрывала его истинное звучание.

— Кто ты? — хрипло выдохнул он, откашливаясь и сплевывая налипший песок. Проведя ладонью по губам, он вновь устремил взгляд на девушку.

— Зачем венценосному принцу утруждать себя запоминанием тех, кого он обрекал на гибель? Сколько жизней на твоей совести, Роул Ивэз? Ты даровал им шанс? Или только мне… брошенной умирать в этих проклятых песках?

— Ты…?

Имя застряло в горле. Он не помнил его, словно ненужный осколок разлетевшейся вазы, выброшенный прочь из памяти.

Ему докладывали, что она оставлена на верную смерть в бескрайней пустыне. Как она выжила? Или его обманули, погрузив его в неведение?

— Я воспользовалась шансом, как видишь. Цела и невредима. Теперь твоя очередь испить горечь этой пустыни, — слова её, словно змеиный яд, сочились издевкой.

Его пронзило осознание острее клинка: он обречен здесь, в этом безбрежном море песка.

— Ты не посмеешь! Я принц! Меня будут искать! Найдут! Ты дорого заплатишь за это! — прошипел он, захлебываясь яростью, комкая кулаки так, что побелели костяшки.

— Не посмею? Уже посмела, принц… — вкрадчиво прозвучал ответ. — Тебе всего лишь выпал шанс родиться во дворце. И он не делает тебя настоящим Повелителем. И знаешь, пусть лучше на трон взойдет погонщик верблюдов, чем ты, жестокий и надменный щенок, ослепленный манией величия. Ты не достоин даже пыли под ногами трона.

— Не тебе решать, достоин я или нет. Ты всего лишь девка, игрушка, которой я пресытился, — прошипел он, в каждом слове изрыгая злобу.

— Здесь ты заблуждаешься. Горько заблуждаешься. Я — та, кто имеет на это полное право.

Не привык принц к непокорности, к тому, что кто-то смеет решать его участь. Он думает, что он сам и только он властен над чужими судьбами.

Принц видел, как в ее глазах плясали искры насмешки, жестокое торжество над его жалкой беспомощностью.

Он сглотнул, чувствуя, как пересохшее горло царапает каждый вздох. Беспомощность липким кошмаром обволакивала его, словно песок, забивающийся под кожу.

Он боялся посмотреть на девушку, боялся увидеть подтверждение своим худшим опасениям: что она часть этой пустыни, ее порождение, ее оружие.

Его взгляд метался по горизонту, ища хоть какую-то опору, хоть что-то знакомое, но видел лишь бескрайнюю песчаную равнину, сливающуюся с блеклым небом.

Солнце палило нещадно, выжигая остатки надежды. Он чувствовал, как силы покидают его, как тело становится ватным и непослушным. Он был здесь один, беззащитный, обреченный.

Мысль о мече, об оружии, казалась сейчас абсурдной. Против чего им сражаться? Против ветра, срывающего с губ последние слова? Против солнца, выпивающего жизнь капля за каплей? Против песка, стремящегося похоронить его заживо? Нет, здесь меч бессилен. Здесь нужна хитрость, нужна выносливость, нужна… удача.

Он, собрав оставшуюся злость и ярость, взглянул в её глаза, собираясь хоть что-то выторговать для себя, но отшатнулся.

В нем отражался беспощадный лик пустыни. И он понимал, что его ждет: не быстрая смерть от клинка, а медленное угасание, растворение в песках, превращение в призрак, обреченный вечно скитаться по этим бесплодным землям. Он был сломлен.

«Как же коварна судьба, словно змея, ужалившая в самое сердце. Еще вчера я восседал на вершине власти, вершил судьбы смертных, а сегодня стою сломленный и гляжу вслед удаляющейся фигуре. Ее слова, словно яд, пронзили меня: я недостоин править. Когда-то, возомнив себя богом, я обрек ее на гибель… и вот ирония судьбы, я сам стою на краю пропасти, не зная, сколько еще мне суждено скитаться в этой пустыне отчаяния».

— Лучше бы ты убила меня сейчас! — взревел он, рухнув на колени, обуянный бессильной яростью и горьким раскаянием.

Возможно, Зарим был прав, когда предостерегал, что месть — не исцеление, а лишь временное прикрытие для кровоточащей раны. И теперь, когда возмездие свершилось, я чувствую, как его горький привкус лишь подчеркивает зияющую пустоту внутри.

Быть может, эта пустота не просто следствие свершенного, а предвестие новой жизни. Возможно, завершение моей мести, словно отжившее древо, расчистило место в душе для свежих побегов.

Память останется как шрам, напоминающий о пережитом, но боль утраты, словно осенний туман, постепенно рассеется.

Сейчас же время новых шагов, дерзких и уверенных, без оглядки на пепелище прошлого. Время строить, а не оплакивать руины.

Шорох шагов вырвал меня из заточения моих мыслей, которые вились причудливым роем. Сердце, сбросив оковы сомнений, понесло меня навстречу тому, кто стал моим маяком, новой любовью, смыслом жизни.

— Где ты была? — прошептал Мигир, на мгновения отрываясь от моих губ. — Я приходил несколько раз.

Не дожидаясь ответа, он вновь завладел моим дыханием в жарком поцелуе. И как я могла ему ответить, когда губы были столь сладко пленены?

— Занималась делами, — выдохнула я, и новый поцелуй захлестнул меня с головой.

В его объятиях мир съежился до размеров нашей вселенной, где были только он и я. Отступили терзания, словно их и не было, и осталась лишь эта обжигающая близость.

Мигир… мы, казалось, были созданы друг для друга, чтобы вот так сейчас утонуть в этом моменте.

— И какие же дела могут быть? О, женщина! — промурлыкал он, вглядываясь в меня с нескрываемым восхищением, будто перед ним явилось неземное чудо.

— Я шантар, и у нас всегда найдутся дела, — кокетливо повела плечом и нежно коснулась его щеки кончиками пальцев.

— Твое единственное дело — это я! — рыкнул он шутливо и подхватил на руки, заразительно смеясь.

Его рык был полон нежности, а смех эхом отдавался в моей груди, отзываясь теплом в каждой клеточке тела. Я обвила его шею руками, позволяя унести себя в этот вихрь чувств, где нет места ничему, кроме нас. В этот момент я чувствовала себя хрупкой птицей в его сильных руках, готовой довериться ему целиком и полностью.

Я обвила руками его шею, чувствуя себя невесомой и беззаботной. В этот момент я была готова последовать за ним куда угодно, в любую точку мира, лишь бы не прерывать эту волшебную связь.

Он ворвался в спальню, нежно опустив меня на мягкую кровать. Мои волосы рассыпались по подушке, и я с вызовом посмотрела на него снизу вверх.

В его глазах плясали озорные огоньки, обещающие бесконечное удовольствие. Мигир навис надо мной, словно хищник над добычей, и я с замиранием сердца ждала его следующего шага.

— Я докажу тебе, что я твое единственное дело, — прошептал он, наклоняясь все ближе. Его дыхание опалило мою кожу, вызывая мурашки. Я прикрыла глаза, предвкушая поцелуй, который вот-вот должен был обрушиться на меня, словно лавина.

Мое сердце забилось чаще, и я, не в силах сдержаться, прильнула к его губам, отдаваясь этому поцелую без остатка.

Искры пролетели между нами, когда наши губы встретились. Это был нежный, но настойчивый поцелуй, который обещал больше, чем просто физическое влечение.

Он говорил о страсти, о желании, о той самой связи, которую мы оба чувствовали. Его руки обвили мою талию, притягивая меня ближе, не оставляя ни малейшего зазора между нашими телами.

Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, воздух вокруг нас казался наэлектризованным. Я открыла глаза и встретилась с его взглядом, полным желания и какой-то нежности, от которой у меня сжалось сердце. В его глазах я увидела отражение собственных чувств.

С хищной грацией он освободился от одежды, ловя в моих глазах отблески нескрываемого желания.

Тенью навис надо мной, и вот уже невесомая ткань моей туники скользит вниз, уступая место жадному, обжигающему взгляду, пожирающему всю меня.

Касание его руки, словно легкое дуновение ветра по коже, начинается у шеи, дразнящей линией спускаясь все ниже, зажигая в груди медленный нарастающий пожар.

Дыхание сбивается, становится прерывистым, неровным. Каждый вдох, как глоток раскаленного воздуха, обжигающий легкие, заставляющий сердце бешено колотится в груди, словно птица, бьющаяся в клетке. Время замирает, растворяясь в этом моменте предвкушения, в ожидании его прикосновений.

Он наклоняется ближе, и я чувствую тепло его тела, исходящее от него, как от раскаленного солнца. Шепот его голоса, хриплый от желания, щекочет мое ухо, вызывая мурашки по коже.

— Ты прекрасна, — выдыхает он, и эти слова, словно заклинание, усиливают пламя, бушующее внутри меня.

Его губы, нежные и влажные, касаются моей шеи, оставляя за собой дорожку горячих поцелуев. Я закрываю глаза, отдаваясь во власть охватившей меня страсти. Все мои чувства обострены до предела, каждый нерв вибрирует в унисон с его прикосновениями. Мир вокруг исчезает, остается только он и я в этом коконе желания, сотканном из взглядов, касаний и шепотов.

Руки его скользят по моему телу, изучая каждый изгиб, каждую линию. Он словно скульптор, лепящий из меня произведение искусства, высекая из камня страсти образ, достойный вечности. Я чувствую себя живой, настоящей, желанной. В его глазах я вижу отражение своей собственной красоты, и это опьяняет меня сильнее любого вина.

Медленно и неумолимо он ведет меня к краю пропасти, где безумие и наслаждение сливаются воедино. Я знаю, что остается только шаг, и я утону в этом океане страсти, потеряю себя в нем без остатка. И я хочу этого. Хочу раствориться в нем, стать его частью, отдать ему себя всю, до последней капли….

— Не исчезай надолго, — прошептал он, еще храня тепло нашей ночи, словно боялся, что я растворюсь в утреннем тумане.

— Постараюсь, — ответила я, прильнув к нему крепче, вдыхая его запах, такой родной и пьянящий, словно желая навсегда запечатлеть его в своей памяти.