Впереди горела звезда, и я шел к ней сквозь темноту. Казалось, шел уже много лет — бездумно, неустанно. Все это время росло чувство тревоги. Как будто я забыл что-то важное. Но что? Ведь не было ничего, кроме звезды в черном небе.
Остановившись, я поднял руки, но не увидел их. Попытался коснуться лица — и не смог. Закричал, но не услышал ни звука. А существовал ли я?..
Все, что я мог, это продолжать идти за звездой. Движение я чувствовал. Я и сам был движением. Бестелесным, бессмысленным движением к вечно далёкой звезде. Осознав себя таким образом, я успокоился.
Но вот звезда превратилась в фонарь. Я шел по разбитому асфальту, но уже не к звезде, а к чему-то, что освещал фонарь.
Грохотала вода. Шум этот, знакомый до глубины души, стал громче обычного. Он заглушал даже мысли. Он, казалось, мешал видеть, сговорившись с темнотой. Я шагал, щурясь на освещаемый фонарем круг пространства. С каждым шагом получалось разглядеть все больше.
Это был тот самый мост через Чулым, под которым переваливалась через плотину вода, порождая грохот, шипение, журчание. Я видел отбойник, тянувшийся вдоль дороги. Видел узкую полоску тротуара, перила. Кто-то сидел на перилах, свесив ноги туда, вниз, где бушевала беспощадная вода.
Очередной шаг, и картинка прояснилась. Я увидел длинные волосы, взметнувшиеся от порыва ветра, и побежал. К звезде, упавшей на Землю.
— Стой. — Одно тихое слово, и замерло все. Я, ветер, вода — грохот стих, наступила тишина, в которой я слышал только редкие удары своего сердца.
Жанна повернула голову, посмотрела на меня. Ее лица, сокрытого тенями, я не видел. Только мерещился знакомый блеск глаз.
— Зачем ты ко мне бежишь? — спросила она. — Ведь я — не она.
Волосы, только что бывшие светлыми, потемнели. Теперь, я уверен, на парапете сидела Маша. Лица по-прежнему не разглядеть, но… Это была она.
— Ведь я — не она. — Голос Маши, никаких сомнений.
— Ты — это ты, — ответил я. Что означают эти слова? Что за игра тут ведётся?
Она засмеялась, тряхнула головой, будто указывая куда-то. Я повернулся. На противоположной стороне моста загорелся ещё один фонарь. На перилах сидела спиной ко мне Жанна. Я услышал ее голос:
— Я — не она. Я на другой стороне.
Тишина. От меня чего-то ждали, я должен был что-то понять, но не понимал. И начал злиться.
— Чего вы от меня хотите? — Одинокий голос в кромешной тишине звучал изломанно, криво. — Я делаю всё, что могу!
— Может быть, слишком много? — предположила Маша.
— Может быть, слишком мало? — одновременно с ней произнесла Жанна.
Обе засмеялись.
— А может быть, вообще не то?
Третий голос, более тонкий и опустошенный, заставил меня вздрогнуть. Дальше, в темноте, без фонаря, съежилась на перилах ещё одна фигурка. Тонкая, маленькая, одинокая.
Юля.
Я мотнул головой, разгоняя наваждение, но морок не отступал. Реальность менялась. У моста теперь было три стороны, он будто превратился в смотровую площадку. Жанна, Маша и Юля.
— Вспомнил! — воскликнул я и шагнул к Юле. — Я здесь из-за тебя. Мне нужно отобрать у тебя силу, чтобы спасти…
— Но у меня нет никакой силы, — перебила Юля. — Ведь я — не она.
— Что это значит? — закричал я. — Почему вы говорите одно и то же?
Теперь они смеялись все трое, хором, даже голоса сделались похожими. Я двинулся к Юле.
— Стой! — Два голоса одновременно вонзились мне в уши.
Я остановился, завертел головой. Жанна и Маша стояли на перилах, расставив руки, готовые прыгнуть.
— Нет, — прошептал я.
— «Ты считаешь, что боролся за меня? Но за тебя боролась я!» — продекламировала, будто стихи, Жанна. Эти слова, записанные по памяти, всплыли, написанные на листе бумаги. Вспыхнули и исчезли строчки. — Никогда я такого не говорила.
Снова все изменилось. Я перенёсся в прошлое, в ночь после Осеннего бала. Смотрел на Жанну, застывшую на столике во дворе, видел блеск слезинок в лунном свете.
— Ничего этого не было, — прошептала она. — И никаких стихов не было. «Что ты обо мне знаешь? Кто я? Да я сама себя не знаю!» Я тоже не она!
Было похоже на тошноту. Память, доселе мирно дремавшая, всколыхнулась и рванула наружу мутным потоком. Шестнадцатилетняя Жанна оказалась рядом. Взгляд исподлобья, губы поджаты. Голос звучит грубовато:
— Ну и чего ты от меня хочешь?
Я молчал. Она ждала. Минуты шли. Жанна вздохнула, не пытаясь скрыть разочарования.
— Ладно. Закрой глаза и считай до ста. Досчитаешь — можешь открыть.
Я зажмурился и начал считать про себя. Один, два, три… На счёт «десять» что-то бегло коснулось моих губ. Помнится, я удивился. И все? Об этом написано столько стихов и песен? А потом продолжил считать. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Я знал, что будет дальше. Хотел перестать считать, открыть глаза, но запрещал себе. Вспоминал Орфея, поддавшегося сомнению и потерявшего все — и продолжал считать. Тридцать один, тридцать два…
Но ведь Орфею хотя бы что-то обещали, мне же не было обещано ничего. Я сам придумал правила игры, жаль только никто не собирался их соблюдать.
Дойдя до пятидесяти, я оборвал счёт. Пусть будет так: пятьдесят на пятьдесят. Она хотела сбежать от назойливого неудачника, я хотел поверить в сказку. Мы оба получим желаемое.
Когда я открыл глаза, моя реальность была другой. Когда я открыл глаза, передо мной стоял Боря Брик, невысокий и пухлый, шестнадцатилетний пацан.
— Как ты здесь оказался? — спросил я.
— Мой дом у тебя за спиной, вообще-то, — проскрипел он. — А твои мысли очень громкие. Уверен?
Я кивнул. Боря поморщился:
— Ладно. Но после этого я уйду. Не думаю, что ты захочешь меня искать. И мне тоже не хочется продолжать знакомство с человеком, предпочитающим иллюзию — истине. Давай, воображай свой бред.
Я закрыл глаза, и мои фантазии стали реальностью. Брик изменил мое сознание, мою память, мою жизнь.
— «Возможно, я сойду с ума, — заговорила выдуманная Жанна. — Но я сойду с ума — сама! Никто уйти не запретит. И телефон не зазвонит! Гори огнем и жизнь, и смерть! Не стану больше я терпеть. Лишь тот, кто примет всю меня, услышит: „Я люблю тебя!“»
Я открыл глаза. Темнота, два фонаря, три фигуры на перилах моста.
— Ты сам меня выдумал, — сказала Жанна. — И поверил. А потом — меня заставил поверить.
Я двинулся к ней, и вновь меня остановил крик. Кричали Маша и Юля. Юля тоже вскочила, готовая спрыгнуть вниз, в зловеще молчащую воду.
— Выбирай, — сказала Жанна. — Но помни: я — не она.
Жанна улыбалась. В отличие от двух остальных, она повернулась лицом ко мне и улыбалась, будто подбадривала, будто знала, что я вот-вот приму верное решение.
— Ты — не она, — сказал я. — Настоящая Жанна меня не оставит ни в жизни, ни в смерти. Настоящая Жанна сумеет позаботиться о себе, да ещё и мне поможет. Она сильнее всех, кого я когда-либо знал. И она меня ждёт.
Жанна спрыгнула на асфальт, сделала смешной реверанс и исчезла. Я улыбнулся. На душе полегчало, растаяла одна иллюзия.
— А ты? — Я повернулся к Маше. — Сколько я должен расплачиваться за уроки танцев? Настоящая Маша достаточно сильна, чтобы принимать верные решения и исправлять глупые. Я ничем больше не смогу тебе помочь.
Теперь и она стояла ко мне лицом. Тоже улыбалась. Спрыгнула с перил и сказала:
— Ты расплатился давно. Мне нечего от тебя требовать.
Поклонившись, она исчезла тоже. В этот раз лёгкость была такой, что мне показалось, будто я взлетаю.
Два фонаря погасли, но вспыхнул третий. Юля, все ещё спиной ко мне, стояла на парапете. Я пошел к ней.
— Ты — не она. Ты — это я в прошлом, нелюдимый подросток, нуждающийся в дружбе и любви. Но тот я — мертв.
Вновь что-то изменилось. За́пах, пространство. Я шел через дорогу и видел за ограждением блеск воды. Ограждение тоже изменилось, из металлического стало бетонным.
— Ты — это твоя мать, которой я причинил боль, и хочу все исправить. Но та Маша мертва.
Вместо невнятного, тонущего во тьме пейзажа, впереди появился самый настоящий дворец. Как в сказке, ярко освещенный.
— Ты — Жанна, которой я готов бесконечно прощать любые выходки, потому что она — таинственная и непостижимая Звёздочка. Но той Жанны никогда не существовало. Она была самовлюбленной красоткой, полагающей, что может творить что угодно со своей жизнью, не зацепив близких. Но и та Жанна мертва. Ты — монстр, которого я сшил из кусков трупов, оживленный Силой, которая тебе не принадлежит. Кто же ты на самом деле? Я хочу это понять.
Ещё один шаг, и за парапетом появилось белое пятно. Когда оно оформилось в человека с тростью в руках, я усмехнулся.
Последний шаг. Я схватил Юлю за талию, сдернул вниз, прижал к себе и не почувствовал сопротивления — она лишь вскрикнула от неожиданности.
— Рановато сбросил нас со счетов, ублюдок, — сказал я академику, стоящему на воде.