Не верил я в эту бодягу ни на грамм — вот, честно. Да только кто ж меня спрашивал. Кай велел их с девкой на парковку везти — я отвез. Там они из машины вылезли. Постояли чутка, потом пошли куда-то. За машинами скрылись, мне не видать. Да не больно-то и надо. Сидел себе спокойно, не рыпался — как Кай велел. А минут через десять они появились. Оба.
— Поехали.
— Домой?
Кай ухмыльнулся:
— Хотел бы я сказать, что в кабак — победу праздновать. Но пока рано, к сожалению. Испытание еще не закончилось.
А ведь психовал он, Кай-то. Девке не понять, а я под ним уж сколько лет… Ну, мое дело маленькое — машину завел да поехал. На девку в зеркало поглядел — сбледнула она с фасада. Не сказать, чтоб до того шибко румянилась, а сейчас вовсе — краше в гроб кладут.
— Как ты? — Кай спросил. — Воды хочешь?
— Не надо. Спасибо. — Еле пролепетала.
Ясный день, «не надо», ей бы покрепче чего хлебнуть.
— К вечеру точно будешь в норме? Если плохо себя чувствуешь, можем перенести.
— Нет. Не надо переносить. — Зенки свои чудные распахнула, на Кая уставилась до того доверчиво, что по башке его треснуть захотелось. — Мне важно не потерять связь. Я справлюсь, обещаю.
Возле дома я их высадил, сам развернулся.
— Ты далеко?
— На рынок смотаюсь.
На рынке я за неделю-то обжился. Обвешивать они тут мастера, ну да и я не пальцем деланный. Торгаши меня уже запомнили, одного раза хватает — рявкнуть, дальше они дурку включать не решаются. Курицу я купил, зелени свежей взял. Потом конфет развесных набрал, да печенюшек всяких.
Домой приехал — Кай в столовке с ноутом сидит, а девку не видать.
— Чего такой смурной? — спрашиваю. — Не вышло, что ли, ни фига?
— Да выйти-то вышло… Кино показать?
— Давай.
Кай ноут ко мне развернул.
На экране — парковка сегодняшняя. Девку увидел. Сперва не понял, куда идет, потом сообразил — к чмыревой будке. Шла она небыстро, озираясь. Под машины заглядывала, вроде даже орала что-то. А потом как рванет! В будку вбежала, чмырь за пультом аж подпрыгнул. Изображение приблизилось. Я увидел, как девка под пульт залезла, а чмырь ей в куртку вцепился — выдернуть попытался.
— Ну, и на че тут смотреть? — спрашиваю. — Ну, офигел мужик — понятно. Не навешал, и то хлеб. Повезло дуре…
— Да не на охранника смотри! На нее. Видишь, руку на пульт положила?
— Ну.
Положить не положила, допустим, за такие дела чмырь ей разом клешню бы отдавил. Пальцами коснулась — случайно, типа.
— А теперь вот сюда смотри. — Кай мышью щелкнул, и картинка поменялась.
Теперь следаковую камеру стало видно, вблизи. Огонек на ней — показывающий, что запись идет.
— Ну? Камера как камера, хрен ли смотреть?
— Сейчас… Вот. — Кай снова щелкнул, остановил запись. — Видишь?
— Да ни фига я… Блин. Огонек погас?!
— Вот именно. Она сумела камеры отключить. Ненадолго — четыре с половиной секунды — но сумела.
— Как?
— А как она с моей карты деньги сняла? Примерно так же, видимо. — Кай полез было за сигаретами, чертыхнулся, пачку назад убрал.
— Так и че ты паришься? Радоваться надо.
— Рано, Витек. — Кай по столу пальцами забарабанил. — Радоваться будем, когда бабло потечет. А пока — рано. Девчонку я еще не приручил, сорваться может. Эх, была б постарше — никаких бы проблем! А так, и возраст дурной, и сама по себе девка непростая. В какую сторону клина поймает, хрен ее поймет. Тут ювелирно действовать надо.
— Пожрать ей надо, а не действовать, — я проворчал. — С утра не жрамши! Да и в завтрак — разве это еда была? Набодяжила какой-то дристни, и ту не доела.
Но Кай уже не слушал. В экран воткнулся, картинками защелкал. Мозговал что-то.
Ну, ладно. У него своя свадьба, у меня своя. Я курицу помыл, бульон варить поставил. Суп-то в эту дурочку не запихнешь, поди — так хоть бульон.
— Ты, это… — Зашел к ней в комнату. Лежит на койке, даже без ящика. Под одеялом свернулась. Шторы задернула, мне тут со свету темно, как в гробу. — Пообедать бы надо.
Заворочалась, села. И как сверкнет глазищами! В натуре, так и вспыхнули фиолетовым. Меня аж кондратий приобнял.
— Вы чего?
Нормально — «чего»?!
— Ты себя в зеркале видала? — говорю. — Ты что с глазами сотворила, дурында? Не вытекут?
— А что с ними? — Нахмурилась. Как есть, Хмура, правильно ее Кай обозвал. И, кажись, в натуре не догнала.
— Зеркало возьми, вот чего.
— У меня нет. — Встала, в ванную прошла. — Не понимаю, чему вы удивляетесь.
И правда, чему тут удивляться? Подумаешь, глаза светятся. Подумаешь — баба, и зеркала нету… Пошел за ней. Впялился в зеркальный шкафчик над умывальником. И правда — глаза, как глаза. Ну, цвет фиолетовый…
— Ой! — Хмура по лбу себя как хлопнет. — Там было написано — флюоресцентные, а я забыла!
— Чего?
— Это линзы, — говорит. — Они и должны в темноте светиться! Но я-то себя только на свету вижу — вот и не наблюдала этот эффект ни разу. Извините, что напугала.
— Шла бы ты, — ворчу, — со своими эффектами! — Досадно стало на себя. Каков герой — игрушки напугался. — Глаза испортишь, что делать будешь?
— Не испорчу.
— Ох, — говорю, — драли тебя мало! Ладно. Жрать пошли.
— Я не хочу. — Тут же опять набычилась.
— А вот это никто тебя не спрашивает! Кай поесть велел — стало быть, иди и ешь.
— Кто велел?
— Александр. — Ничего он не велел, на самом деле. Два часа назад к себе уполз и с тех пор не появлялся. — Сказал, чтоб испытание пройти, надо в форме быть. — Во, вроде правильные слова придумал.
Вздохнула, как будто я ее посуду мыть гоню.
— Ну ладно, пойдемте.
К бульону я гренки подсушил, зелень порезал мелко.
— Ешь, — говорю. Хоть какие, а витамины.
Взялась за ложку.
— Гренки бери, похрусти! Вкуснее будет, с гренками-то.
Берет. Бульона хлебнула. Еще…
— Правда, очень вкусно. Спасибо вам.
Вот, кто бы мне сказал, что так буду радоваться оттого, что незнакомой соплюхе угодил.
— На здоровье. — К плите отвернулся.
— А вы давно знаете Сашу?
— С детства. В одном дворе жили.
— Правда?
— «Правда», — говорю, — это газета такая. Была, да вся вышла. С чего мне врать-то?
— Не знаю. Ни с чего, наверное. Просто вы с Сашей… немного разные.
Да уж, есть маленько.
— А у вас во дворе все одинаковые, что ли?
— Иногда мне кажется, что да. — Ложку опустила, задумалась. Ох, зря я про двор спросил. Предупреждал ведь Кай — ни слова о ее доме. — А где Саша?
— К себе пошел. Отчет для начальства пишет.
— Уже не пишет. — Это Кай сказал. Зашел на кухню, ощерился.
Ходит он неслышно, с самого детства так. Я-то привычный, а Хмура вздрогнула. Улыбался он, с виду ласково, а глаза — леденеющие. Стало быть, про двор услыхал. Ох, и ввалит мне, когда Хмуры рядом не будет.
— Уже обо всем доложил в подробностях.
Хмура вскинулась:
— И что они сказали?
— Пока ничего. Ждут окончания испытания. — Кай за стол уселся. — Меня-то накормишь?
— Тебя попробуй не накорми.
Жалко мне почему-то эту Хмуру. Как есть, дурында, хоть и умная.
… — Вставай. Пора.
Хмура не спала — а я-то думал, тормошить придется.
— Еще две минуты. Я будильник завела.
Ишь ты, «будильник»! Я их, бывало, по три штуки заводил — дальше что? Но по Хмуре видать, что будильник у ней не для мебели. Зазвонит — встанет. И никаких тебе «училка болеет, нам ко второму уроку».
— Я там кофе варю, — говорю. — Тебе капучино сделать, или просто с молоком? И, может, перекусить чего сварганить?
— Спасибо. Не надо. — Села на кровати. Задумалась. — Хотя кофе, наверное, нужно выпить.
— Ясное дело, нужно… Ох, чтоб тебя! Ты б хоть на ночь эту дрянь из глаз вынимала.
На парковку мы по пропуску заехали, как и утром. Встали поближе к чмыревой будке, это Хмура попросила. Кай с понтом дела из тачки вышел и к лифту двинулся — типа, домой заскочить решил перед тем как дальше ехать. А Хмура на заднем сиденье съежилась, в ящик свой вцепилась.
Что там мелькало, в ящике, я не разглядел. Видел только, как у Хмуры зенки сверкали и губы шевелились — шептала что-то. До того на нервяке была, что, кажись, тронь сейчас — на куски разлетится. Аж смотреть невозможно… И не смотреть — невозможно. Кай потом с кого спросит?
Ох, скорей бы ты сдулась уже! Я б тебя самолично домой отвез, да бате сказал, чтоб ремня ввалил как следует и за дитем получше приглядывал. А Кай — хрен с ним, пусть матерится. Случались и у него обломы, переживет. Другую поищет, постарше да покрепче…
— Есть! — Хмура аж подпрыгнула. Волосы с лица смахнула, зенки горят. — Получилось!
Я, хоть Кай и велел не дергаться, не удержался. Башку вывернул, на камеры смотрю. В натуре, погасли огоньки! Ни одна падла не работает. А чмырь в будке сидит, как так и надо. Не заметил, видать. По крайней мере, пока.
— Действительно, получилось. — Это Кая голос, он у меня и Хмуры в наушниках зашелестел. — Поздравляю! Отличный результат.
— Я старалась.
Да еще бы! Я сам чуть ежа не родил.
— Устала?
— Немного. Но я готова. Это ведь не все, правда?
— Если хочешь, можем закончить. Я догадываюсь, что тебе нелегко пришлось. — Прям сама заботливость, итить его мать! И ведь знает, гад, на что давить. По Хмуре видать, что не привыкла на полпути оглобли поворачивать.
— Я в порядке. Что еще нужно сделать? Если отключить сигнализацию на какой-нибудь машине, то это просто. С GPS-навигаторами я хорошо знакома.
— Откуда?
— Маме помогала осваивать. Выбирайте.
— Может быть, сама выберешь? Какую-нибудь красную? Или вон ту, розовую? В качестве бонуса, так сказать?
— Я не люблю красные машины. И не могу сейчас распыляться. Я камеры держу.
— Прости, не подумал… Окей, пусть будет вон та. На выделенной парковке — если оглянешься назад, ты ее увидишь.
— Там всего три машины. Которая?
— Так, красную не берем, говоришь… Белую, наверное, тоже? Что ж, давай ту, что в центре.
Подвисла снова над ящиком. Задышала тяжело.
— Все. Готово.
— Витек, твой выход!
Ну, а то чей.
Я из нашей тачки выбрался, подошел к той, на которую охотились. «Случайно» Кай ее выбрал, как же! Губа-то у заказчика не дура. «Астон Мартин», по виду совсем нулячий. Едва ли тысяч пятьдесят прошел.
Дверь я дернул, а у самого очко сжалось так, что лом бы перекусило. Ох, заорет сейчас! Нет. Распахнулась без вопросов, будто баба покладистая.
За руль сел. И где мои шешнадцать лет… Тогда-то я тачки только что не шилом ковырял, необученный был. На том и засыпался. А сейчас любую — с полпинка, делов-то. Главное, чтоб сигналку отключили. Ну, повозился маленько, не без того… Оп! Схватился движок. Ну что, красавец, покатаемся?
— Куда ехать, помнишь? — Кай опять в ухе зашелестел.
— Не помню, — ворчу. — Поминалка кончилась. — И как рвану вперед — только меня и видели.