Последний звонок. Том 2

Глава 118 Дима

К перилам первым бросился Кай. За ним, пошатываясь, — Николай Васильевич. Положенцев двинулся к противоположному краю.

Наконец-то я увидел, почему за все время мимо не проехала ни одна машина, почему было так чудовищно, невообразимо тихо. Сначала заметил птицу, которая… э-э-э… сидела над мостом. Голубь светло-коричневой расцветки не парил — именно сидел в воздухе, в трех-четырех метрах над дорожным полотном и, поворачивая голову, то одним, то другим глазом глядел вниз. Будто заметив, что я на него смотрю, он снялся с места и улетел.

Как эта тупая птица, что постоянно бьется в окна, умудрилась сообразить, что в воздухе раскинулась невидимая преграда? А может, птицы-то как раз видят ее?

Люди точно не видели. С той стороны, откуда выехали мы с Николаем Васильевичем, воцарился безмолвный хаос. Первые автомобили столкнулись, когда начал ходить ходуном мост. Этим повезло больше всех — они остановились, включив аварийные сигнализации. А вот те, что, матерясь сквозь зубы на досадную помеху, обруливали столкнувшихся и давали по газам, поплатились за спешку. Сколько полос движения было на мосту, столько автомобилей расплющило о невидимую стену. Первые легковушки уже нельзя было опознать — их еще и «догнали» сзади. Те, кто успел заметить неладное и сбросить скорость, отделывались мятыми капотами.

Среди куч металла суетились люди с аптечками. В нашу сторону никто не смотрел.

— Юля… — вывел меня из секундного транса едва слышный шепот. — Она… Это сон?

Я перевернулся на правый бок, стиснув зубы от боли, и оказался лицом к лицу с Машей.

— Сон? — повторила она. Слово сожрало остатки сил, ее глаза начали закрываться. Но веки дрожали — Маша все еще боролась, ждала ответа.

— Конечно, сон, — шепотом отозвался я. — Юля жива.

Возможно, призрак улыбки на ее губах мне просто почудился. Больше веки не дрожали.

— Что ж, господа, досадно, что так вышло. — Положенцев говорил от противоположного края моста. — Даму можете оставить себе.

Что-то вспыхнуло. В глазах у меня потемнело, потом заплясали разноцветные круги. Положенцев исчез.

Прохладный утренний ветер лизнул кожу, принес запах гари и обрывки разговоров людей, думающих, что события сериала «Под куполом» сбылись в России.

Я осторожно перевернул Машу на спину. Кровь продолжала течь сквозь рубашку. Разорвать ее не хватило сил — руки тряслись, ладони горели и тоже кровоточили. Далеко-далеко заходились в истерике сирены — с каждой секундой все ближе. Господи, пусть хоть одна из них окажется «скорой»!.. А впрочем, где тот Господь, к которому я взываю? Если уж до сих пор он не появился, значит, либо подавился попкорном, наблюдая, либо его и не было никогда.

Зато дьявол оказался рядом.

— Принц забрал Юлю. — Кашель, плевок кровью. — Положенцев явно что-то… задумал. Надо ехать… Пока мои не потеряли… след.

Николай Васильевич стоял рядом, опасно покачиваясь, но лицо его по-прежнему было спокойным и суровым. Кровь из руки не текла. Обожженная культя казалась подсохшей, словно пистолет взорвался сутки назад, а не минуту. Пятно на пробитой груди тоже перестало расплываться.

— Она… Без… Сознания?

Я кивнул. Николай Васильевич покачал головой:

— Плохо. — Левой рукой из правого кармана пиджака вытащил сигарету и зажигалку. Когда затянулся, из дыры в груди пошел дым. — Какая у вас группа крови?

— Вторая.

— И у меня… Ладно, пойду искать первую.

Сжав губами сигарету, Николай Васильевич вытащил из какой-то невидимой доселе кобуры небольшой пистолет. Развернулся на каблуках и едва не упал. Его придержал за плечо Кай — он, похоже, оказался среди нас единственным непострадавшим.

— Прямо в таком вот виде и пойдете? — Кай указал взглядом на дыру в груди Николая Васильевича. — Интересуясь у всех подряд, не поделятся ли они первой группой крови?

Николай Васильевич неопределенно махнул пистолетом в сторону Маши.

— Это… связано, — пояснил он и двинулся навстречу завывающим сиренам. — Мое тело не умрет, пока…

Кай его остановил:

— Ну, допустим, у меня первая группа. Допустим, я даже согласен поделиться кровью. А что я с этого буду иметь, кроме значка почетного донора?

— Значок, увы, не гарантирую. — Голос Николая Васильевича становился все более сиплым, но вместе с тем твердел, постепенно набираясь сил. — Значок — долгая канитель, а я скоро умру. — Он выплюнул на асфальт сигарету и продолжил более внятно: — Могу предложить пышные похороны — с рыдающими сотрудниками МВД и Интерпола у гроба, с венками «От ФСБ», «От FBI», и «От Дорогомиловской районной прокуратуры». Подойдет?

— От Дорогомиловской? — Кай приподнял бровь. — О, Юрию Никитичу — мой пламенный привет.

— Юрия Никитича полгода как похоронили, — отрезал Николай Васильевич. — На том свете передашь.

— Жаль, хороший был мужик. Теперь и венок от дорогомиловцев как-то не очень греет… — Кай демонстративно вздохнул, закатывая рукав рубашки. — Эх, опять за идею работать. Ладно. Только, я извиняюсь — аппарат для переливания мы из воздуха сотворим? И специалиста-переливателя — оттуда же?

— Переливателя я тебе найду, — взмахнув пистолетом, пообещал Николай Васильевич. Перевел мутный взгляд с Кая на меня. — Познакомьтесь пока, мальчики.

И ушел. На ногах держался уже крепче. Сирены как раз умолкли, захлопали двери подъехавших машин. Кай повернулся ко мне.

Я отвел взгляд, посмотрел на Машу. Никогда бы не подумал, что у живого человека может быть такое бледное лицо. Но сердце под моей ладонью все еще билось.

— Подстрелили? — Кай присел рядом. — Или ножом?

— Ребром, — сквозь зубы ответил я. — Легкое пробито.

Кай присвистнул:

— Н-да. Врач из меня, конечно, едва ли лучше, чем из однорукого мента, но есть ощущение, что переливанием не обойтись. Она дышит?

— Дышит. — Я нащупал под окровавленной рубашкой пластиковую трубку и тут же рефлекторно отдернул руку. — Он ее из больницы забрал, дренаж стоит…

— Кто — «он»? — перебил Кай. — Что это за тварь, знаешь?

Я поднял голову. Посмотрел на Николая Васильевича, пререкающегося с фельдшером возле ближайшей «Скорой». Люди, увидев пистолет у окровавленного однорукого человека, разбежались в разные стороны. Я перевел взгляд на Кая.

— Сначала ответь, почему ты решил помочь? Только не говори, что привязался к Юле. Я встречал таких, как ты. Вам плевать на всех, кроме себя.

И тут же пожалел о своих словах — вспомнил, с каким отчаянием Кай бросился к перилам, когда Юля полетела вниз. Он, впрочем, ничем не показал, что задет. Кивнув на Машу, предложил:

— Давай считать, что я влюбился с первого взгляда? Или просто хочу, чтобы ты злился на меня за то, что я, в отличие от тебя, могу помочь?

Ответить я не успел. Рядом с нами грохнулся медицинский ящик, следом на него упал врач «скорой». Мужчина лет сорока, с жидкими белыми волосами.

— Это Геннадий, — представил Николай Васильевич. — Геннадий сейчас совершит должностное преступление.

— Вы не понимаете, — забормотал, поднимаясь, Геннадий. — Пострадавшую нужно доставить в отделение. Переливание от живого донора…

— Мы бы непременно доставили, — перебил Николай Васильевич. — К сожалению — имеем желание, но не имеем возможности… Так, Гена! Хватит блеять. Трубочка, две иголки, сообщающиеся сосуды. Дошкольник справится. А если тебя парит, что донор живой, так это тоже легко исправить.

— Я все слышу, — напомнил Кай.

Николай Васильевич дружески стукнул его стволом пистолета по плечу:

— А ты тоже не бзди, Завадский. Обещал похороны — будут тебе похороны! Полковник Смирнов слово держит. Спроси у Дмитрия Владимировича — он, чтоб ты знал, уже сутки как мертв. И Мария тоже. Гена, твою мать! Шевелиться собираешься, или пулькой подбодрить?

Врач засуетился, бормоча себе под нос, что отказывается отвечать за последствия. Тем не менее, вскрыл и размотал капельницу, разорвал упаковку спиртовых салфеток, протер Каю предплечье и велел «работать кулачком». Взяв следующую салфетку, протер руку Маше.

Я на секунду отвлекся от действа, заметив, что третью маленькую салфеточку взял двумя пальцами Николай Васильевич. Он положил ее под язык. На лице появилось выражение блаженства.

Когда трубка окрасилась красным, я позволил себе расслабиться. Теперь оставалось только ждать и надеяться.

Подвигав челюстями, Николай Васильевич выплюнул в сторону изжеванную салфетку и посмотрел на меня.

— От остальных моих тел толку будет меньше. Поэтому сейчас произойдет кое-что такое, что вам не понравится. С этим нужно будет оперативно смириться и продолжать выполнять мои указания… Гена, ты чего там удумал?

— Повязку накладываю, — буркнул врач. Он разрезал рубашку Маши и возился с раной. — Может, я и…

— В задницу повязку. Дренаж убери.

— Да вы совсем рехнулись?! — взвился Геннадий. — Она же умрет!

— Гена, — поморщился Кай. — Не заставляй инвалида нервничать.

Мне показалось, что врач плакал, доставая пластиковую трубку с лопнувшим кровосборником из тела Маши.

— Молодцом, Геннадий, — похвалил Николай Васильевич. — А теперь угости-ка даму кубиком адреналина в сердце.

Длинная игла пробила Маше грудь. В момент удара руки врача не тряслись, зато сразу после начали дрожать, как у алкоголика. Маша дернулась, застонала, не разжимая губ. Затрепетали веки.

— Свободен. — Николай Васильевич хлопнул Геннадия по плечу. — Сундук забери и забудь все, что видел.

Гена бормотал что-то о необходимости госпитализации, но одновременно с этим стремительно собирал манатки. Подхватив ящик, убежал, не оглядываясь.

Николай Васильевич опустился на одно колено возле Маши, наклонился над ней.

— Мария! — произнес он медленно и отчетливо. Я почувствовал, как протягивается тонкая нить между ним и Машей. — Я знаю, что вы меня слышите. Найдите силы открыть глаза, это важно.

Веки задрожали сильнее и приоткрылись. Сначала — чуть-чуть, потом — полностью. Блуждающий взгляд остановился на лице Разрушителя.

— Вы умираете. И сейчас у нас есть два пути. Путь первый: все остается как есть. Дмитрий Владимирович держит вас за руку и плачет, а я отправляюсь искать вашу дочь. Там меня, скорее всего, уничтожат, а вскоре вслед за этим чудная планета Земля прекратит существовать. Путь второй: вы пускаете меня в свое сознание, и мы вступаем в симбиоз. Вы сможете встать, ходить и даже бегать — в пределах часа. За этот час мы должны будем отыскать вашу дочь, убедить ее расстаться с силой, убить Брика и Положенцева и распрощаться. На этом пути уцелеет куда больше людей, и у вас будут хорошие шансы войти в их число. Моргните один раз, если хотите умереть на руках возлюбленного, и дважды, если хотите еще побороться. Я вынужден заставлять вас слушать и давать внятные ответы, потому что не могу обратиться мысленно: технически вы до сих пор под защитой Принца. Войти внутрь я могу только с вашего согласия.

Маша смотрела на него, не мигая. Кай пододвинулся ко мне и вполголоса спросил:

— О чем базар?

— Разрушитель предлагает Маше вступить в симбиоз, — так же тихо отозвался я.

— Разрушитель. Угу. А тот, второй — кто? Бодрый дедушка с красивой палочкой?

— Исследователь.

— Ясно. А насчет Вселенной — это для пущего драматизма, или…

— Заткнись, а? — попросил я.

Услышав слово Разрушитель, Маша закрыла глаза. Открыла и закрыла снова. Потом — еще и еще. Наконец, вдохнув, хриплым шепотом сказала:

— Хочу побороться.

— В таком случае, приготовьтесь ко второму рождению, — усмехнулся Николай Васильевич.

Он сбросил пиджак, положил его рядом с Машей. Оставшись в окровавленной рубахе, кивнул мне, будто на прощание, и отвернулся.

— Леди и джентльмены! — загремел с неожиданной силой его голос. — Попрошу вас ненадолго отвлечься от своих царапин и стать свидетелями самоубийства!

Николай Васильевич легко запрыгнул на капот джипа, оттуда перешел на крышу. Замер на мгновение. Рука с пистолетом поднялась, ствол коснулся виска, и в ту же секунду раздался выстрел. Из другого виска плеснула красная кашица. Тело Николая Васильевича изогнулось и упало на асфальт. Я отвел взгляд.

Завизжала девушка, мужской голос обалдело выругался, послышался топот бегущих ног.

— Я давно не перечитывал словарь, но, кажется, слово «пиздец» обозначает примерно это, — задумчиво сказал Кай.

— Надо же, ты читать умеешь? — Я вздрогнул, повернулся. Маша, слегка морщась, приподнялась. — А статью 126 не читал? Часть вторая, пункт «д». Похищение несовершеннолетних. От пяти до двенадцати.

— Пункт «з» пропустила — в корыстных целях, — отозвался Кай. На Машу он смотрел без особого удивления. — Или «в корыстных» — это когда выкуп требуют? А, полковник Смирнов?

— Смешно, — мрачно сказала Маша. — Спасибо за кровь, очень мило с твоей стороны.

Она выдернула из вены иглу и бросила на асфальт. Потом, кусая губы, поднялась на ноги. Я потянулся было помочь, но получил в ответ такой яростный взгляд, что поспешил убрать руки.

Это была она — и не она одновременно. Что-то в ней было от Николая Васильевича, что-то — от Разрушителя. Но главное — она была жива. Стояла на ногах и дышала.

Пиджак Николая Васильевича Маша накинула поверх залитой кровью искромсанной больничной рубахи, застегнула на три пуговицы. Кай тем временем вытащил иглу из своей руки и с сомнением смотрел на кровоточащий прокол.

— Держи. — Я бросил ему свой галстук. — Я в него почти не сморкался.

— Понимаю, в рукав удобнее, — кивнул Кай.

Вытащил из кармана упаковку бумажных платков, один примотал к руке галстуком. Резко встал — его повело в сторону, ухватился за крышу «Ауди».

А Маша подошла к Николаю Васильевичу и, наклонившись, подняла пистолет. Уверенным движением вытащила обойму, вставила обратно. Попыталась спрятать оружие под пиджак, но замерла, сообразив, что нет ни кобуры, ни ремня. Опустила пистолет в карман.

Когда она повернулась ко мне, выражение лица стало прежним: робким, слегка растерянным.

— Я сейчас большую глупость сделала, да?

— Не бо́льшую, чем я.

Маша улыбнулась. Вытащила из кармана руку — в ней оказался ключ от «Ауди».

— О’кей! — Она бросила ключ мне. — Тогда садись за руль. Ты, — ткнула пальцем в Кая, — на заднее сиденье. И поехали вытаскивать мою дочь.

— Потрясающая самоуверенность, — не трогаясь с места, заметил Кай. — Ну, влюбленный рыцарь — ладно. Женатики, они все смелые — пока жена не видит. А я-то с какого перепугу поеду?

Маша, похоже, растерялась. Ненадолго. Потом она достала пистолет и направила на Кая.

— Вот с какого. Едешь?