— Ну и где оно? — спросила Эля, сбросив туфли в прихожей.
Она переоделась и чувствовала себя бодрее. Поспала, наверное. Я вот даже моргать боялась. На часах едва половина восьмого, а мне казалось, что не меньше двенадцати.
— Ты как будто клопов травить пришла, — проворчала я, запирая дверь.
— А как будто нет, — отозвалась она. — Или у тебя какое-то иное видение ситуации?
«Видение ситуации», офигеть не встать! Я чудом умудрилась сдержать рвущийся наружу саркастический вопрос: «Тебя что, Брик покусал?» Вместо этого нахмурилась:
— Это мой сын, вообще-то. — И показала на закрытую дверь детской комнаты: — Там он.
Возле двери пыл Элеоноры поутих, и я воспользовалась этим, чтобы утащить ее в кухню.
— Чай? Кофе?
— Водки, грамм сто пятьдесят для разогрева. И будем составлять зловещий план по экзорсизму.
— Тонику плеснуть, или с огурцом?
— Плесни, чего овощи переводить.
Я поставила перед Элей чашку с чайным пакетиком, подвинула сахарницу, достала из шкафа печенье.
— Стерва ты, Барби, — вздохнула Эля. — Ну давай хоть кофе, что ли. Чую, спать сегодня не будем.
Действительно, какое там «спать». Хотя с тех пор как мы пришли домой, Исследователь не выкинул ни единого фортеля. Он, собственно, вообще ничего не делал. Сразу прошел в свою комнату, уселся рядом с древним письменным столом и выгреб оттуда все, что там лежало. А именно — старые Димкины учебники, подшивки доисторических журналов и прочий хлам. Это поглотило его с головой, отвлекся он только однажды, чтобы поговорить с отцом по телефону.
— Димка-то чего? — спросила Эля, отхлебнув кофе. Поморщилась. Ну да, кофе паршивенький, растворимый.
— В Москву летят, — сказала я, гоняя по экрану телефона ленту новостей. — Сказал, отзвонится, как долетят. Как уж там — без понятия. Надеюсь, у Брика хватит мозгов…
— Куда? — спросила Эля. Она подавилась кофе и закашлялась.
— В Москву, — посмотрела я на нее с удивлением. — А чего ты так всполошилась? Ну да, не ближний свет, но, с другой стороны, и не Эдинбург какой-нибудь…
— Так! — Эля вырвала телефон у меня из рук. — Хватит меня игнорить, читая всякую хрень. К тебе лучшая подруга в гости приехала, а ты от смарта глаз не отрываешь. А я обидчивая — страх!
— Ладно, страх обидчивый, — засмеялась я. — Излагай, чего навыдумывала.
Но Эля словно в прострацию впала. Взгляд пустой, смотрит куда-то… Никуда. У меня руки затряслись — вспомнила, как она директрису «подвезти домой» согласилась. Неужели опять? Брик, подонок, не подумал ее защитить?
— Эль, — прошептала я, — ты чего?
Хлопнула дверь, и мы обе подскочили на месте. Я повернула голову, но не успела увидеть сына. Щелкнул выключатель, загорелся свет в ванной.
— Ф-ф-фу, — выдохнула Элеонора, обмахиваясь ладонью. — Нет, надо нервы как-то подлечить. Слушай, у тебя там вино вроде было — наливай, а то уйду.
Я тоже выдохнула с облегчением — слава богу, обошлось.
— Вот ты нервная стала. А мне-то всегда казалось, что тебя встревожить только из пулемета можно.
Тем не менее, я встала, открыла холодильник. Ноги тряслись — того гляди упаду. Да, выпить нам обеим не помешает…
Когда я закрыла дверцу и поставила бутылку на стол, обнаружила, что Эля с головой залезла в свой смартфон.
— Ну и кто кого игнорирует? Але, гостья дорогая!
Ноль вниманья, фунт презренья.
— Элька! — рявкнула я, и она опять едва не свалилась с табуретки.
— Ты чего орешь?!
— А ты чего как мешком ушибленная? Что у тебя там? Дома что-то? — Я попыталась заглянуть в экран, но Эля моментально все заблокировала и спрятала. Мне достался только пионерски честный и прямой взгляд:
— Дома все зашибись! Так, Дашка сопли зацепила в садике — а мой на говно изводится, как обычно. Его б воля — он бы «скорую» каждый час вызывал, чисто для профилактики.
Я смотрела на нее и понимала: врет. Не знаю, насчет чего именно, но то, что врет — однозначно. Поди их разбери, таких, как Элеонора. Может, у нее дома… Я вдруг представила залитые кровью комнаты, уж не знаю, почему. На стул буквально упала.
— Эль. Скажи правду: что случилось?
Эля молча встала, подошла к раковине. Сама взяла с сушилки кружки, вернулась, разлила вино, будто бы напряженно о чем-то размышляя.
— «Что случилось!» — с неожиданной злобой передразнила она. — А то, можно подумать, ничего не случилось. Да тут за последние дни столько всего наслучалось, что моей тонкой душевной организации кирдык приснился. У тебя в сортире, если что, сейчас неведомая хренотень плещется. А ты вопросы дебильные задаешь.
Она прятала взгляд. Она кусала губы. Я молча, не отрываясь, смотрела на ее лицо, а Эля старалась вести себя «как обычно». Мне же казалось, будто она на похоронах комедию ломает.
Дверь в ванную открылась, свет погас. В коридорчике, соединяющем кухню и прихожую, появился Костик.
— Я сходил в туалет, вымыл руки и тщательно вытер их при помощи полотенца, — сообщил он.
— Охренеть, умник, — «похвалила» его Элеонора. — Еще чуть-чуть — и кандидатскую защитишь.
Костик бросил на Элю равнодушный взгляд.
— Я могу доказать теорему Пифагора, — сказал он. — А ты можешь ее хотя бы сформулировать?
Элеонора возмущенно кашлянула, а я поняла, что от меня на полном серьезе ждут похвалы.
— Ты молодец, — улыбнулась я. — Если захочешь, то со всем справишься. Может, поспишь? Тебе бы не мешало отдохнуть.
Показалось ли, что его губы дрогнули в ответной улыбке?
— Спасибо, — сказал он. — Нет, спать я не буду.
Костик двинулся обратно в комнату, но я повысила голос:
— Ночью надо спать. Давай так: до десяти часов почитай, а потом я тебя укладываю. Завтра тоже будет время.
Несколько секунд он обдумывал предложение.
— Я лягу спать, когда позвонит папа.
Эля сорвалась с места.
— Слушай, ты! — заорала она. — Хренота космическая! Нет у тебя никакого «папы», понял меня? Свали в свою конуру и сиди там, пока я тебя по стенке не размазала!
— Эля!!! — Я тоже подскочила. — А ну, замолчи!
От моего крика она вздрогнула, поникла, села обратно на табуретку и обхватила руками кружку с вином.
— Не волнуйся, мама, — спокойно отозвался Костик. — Мои желания отчасти совпадают с ее требованиями, я действительно собираюсь пойти в комнату. Этот мозг слишком слабо развит для меня, и я пытаюсь максимально его адаптировать, для этого нужны новые знания. Ты обдумала мое предложение?
— Обдумала, — вздохнула я. — Согласна. Вроде папа как раз часов в десять-одиннадцать должен прилететь. Иди, читай.
Костик ушел, хлопнул дверью. Я перевела взгляд на Элеонору.
— Может, объяснишь, что на тебя нашло? — К страху примешалось раздражение. Так мне было легче.
Эля одним махом осушила кружку, перевела дыхание, покосилась на меня.
— Извини, — сказала она тихо. — Больше не повторится.
Наверное, Эля думала, что помогает мне пережить этот вечер. По факту, без нее было бы легче. Дима не звонил, Костик, кажется, добрался до учебников химии, а мы с Элеонорой сходили с ума в соседней комнате.
Она включила телевизор, перещелкнула несколько каналов и тут же выключила. Попыталась вытащить меня на балкон курить. Я сдалась, и мы вышли. Стояли на балконе, глядя на погружающийся в сумрак двор.
— А ты разве не курила? — спросила Элеонора.
— Ну… Давно.
— И что, не тянет совсем?
— Да нет. Ну, так, иногда, под настроение. Редко.
Из таких вот разговоров ни о чем состоял вечер. Напряжение чувствовалось такое, что, казалось, вот-вот что-то разобьется, от одного случайного прикосновения.
Мой телефон лежал в комнате на столе, я то и дело проверяла его — нет, ни звонка, ни сообщения. Однако когда Элеонора ушла в туалет, я обнаружила, что телефон пропал вместе с ней. Это уже было слишком.
Я решительно подошла к двери туалета и уже занесла кулак, чтобы грозно постучать, как вдруг изнутри послышалось что-то, подозрительно похожее на всхлип. Рука опустилась.
— Эля, ты чего? — шепотом произнесла я.
Несколько секунд было тихо. Потом дверь открылась. Эля стояла передо мной, открывала рот и не могла произнести ни слова.
— Ты зачем мой телефон схватила? — спросила я, не придумав ничего умнее.
— Самолет разбился.
Сначала мне показалось, что меня обливают расплавленным свинцом. Потом — очень медленно — начал доходить смысл слов. Я повторяла и повторяла их про себя. Два слова, которые никак не желали означать что-либо иное.
— Самолет. Разбился, — повторила я.
Элеонора прерывисто вдохнула:
— Я, пока ехала сюда, по радио услышала. Про московский рейс — что потеряли связь, что падает… Ты как сказала, что в Москву полетели, я… Все надеялась, что там вырулят как-то. Не хотела, чтоб ты волновалась. Прости.
Сквозь туман, окутавший меня, я сообразила, что Эля мне что-то пихает. Телефон. Свой. Какие-то буквы, расплывающиеся, пляшущие перед глазами.
— Может, он…
— Жанн, там список погибших.
Я и сама уже видела, усилием воли поймала упрямые строки. А в следующий миг телефон у меня отобрали.
— Брик Борис Вадимович, Шибаева Мария Вениаминовна, Семенов Дмитрий Владимирович, — произнес бесстрастный голос моего сына. — Досадно… Что ж, по крайней мере, я сузил круг поиска. Москва. Не задерживаюсь. Соболезную. Надеюсь, ребенок-вундеркинд немного скрасит вам горечь потери.
Телефон выпал из руки Костика. Он покачнулся, содрогнулся и замер. Потом — завизжал, схватившись за голову. За первым, безмолвным криком последовал второй.
— Папа! — кричал Костя. — Папа, папочка!
Упав на колени, он стукнул кулаком телефон, принесший весть, и тот отлетел куда-то в сторону. Я присела рядом, прижала к себе сына. Секунду спустя около нас опустилась Элеонора. Она прикрыла за собой дверь, и мы оказались в темноте. Я смотрела в сторону кухни. Телефон залетел под холодильник, экран все еще светился. Я видела краешек этого свечения, и мне оно почему-то казалось очень важным.
Когда экран погас, во тьму погрузился весь мир.