Последний звонок. Том 2

Глава 104 Дима

Мы ехали тем же маршрутом, что и утром. Тогда солнце только-только нарождалось над городом, теперь оно умирало, вспыхивая алым пламенем на окнах домов и лобовых стеклах автомобилей. Я опустил солнцезащитный козырек и повернулся к Николаю Васильевичу.

— Хочу уточнить детали. Насчет Юли. Сейчас ее ищем мы, Брик и, вероятно, этот чертов Исследователь. Живой она нужна только нам. Я правильно понимаю?

— Нет. — Николай Васильевич закурил. — Живой она нужна только вам, Дмитрий Владимирович. Меня сам факт ее существования не заботит ни в малейшей степени.

Я моргнул от растерянности.

— Но там, в Красноярске, вы сказали…

— Первое. — Он открыл окно и пыхнул туда клубом дыма. — Там, в аэропорту Красноярска, вы говорили с одним из тел, в которых периодически бывает Разрушитель, то есть, — я. У мужика дочь такого возраста, и вообще, он очень сентиментален из-за своей болезни. Второе. Я действительно сказал, что хочу спасти Юлю, но не потому, что она мне чем-то дорога, а потому, что это был единственный способ заставить вас поступать правильно. Если вас интересуют тонкости предстоящей операции — разочарую: поскольку Силы ранее не занимались воплощениями, то и таких сбоев системы, как Юля, не появлялось. Предположительно, можно убедить ее расстаться с силой в пользу того, кого она выберет. Это должно быть похоже на самоопределение души после смерти. Но если она выберет не того, то все затрещит по швам. Именно поэтому, Дмитрий Владимирович, наши с вами цели совпали. И не надо морщиться. То, что я не испытываю каких-либо ценных для вас эмоций сам по себе, не значит, что я не могу их имитировать.

Сделав над собой усилие, я это проглотил. В конце-то концов, если человек делает то, что нужно, какая разница, что он при этом чувствует? Главное, чтобы результат радовал лично меня.

— Хорошо, усвоил, — кивнул я. — Исследователь хочет убить Юлю?

— Третье, — стряхнул в форточку пепел Николай Васильевич. — Называть Исследователя — Исследователем уже не актуально. Небеса захлопнулись в тот миг, когда он убоялся развоплощения и повел свою игру. Попытка убить Юлю на крыше — это было его последнее действие в интересах Исследователей. После этого он, по сути, превратился в то же самое, что являет собой Принц, но с куда меньшим грузом сентиментальности. Иными словами, Дмитрий Владимирович, у нас тут не штампованный голливудский боевик с добром и злом. Это — фильм Гая Риччи, или Квентина Тарантино, где целый ряд подонков цинично преследует свои цели. При этом лишь один подонок знает, как поступить правильно — для того, чтобы жизнь на Земле и во Вселенной продолжалась. — Николай Васильевич показал большим пальцем на себя. — А Юля — это разница в балансе между Исследователями и Разрушителями. Ранее было достаточно отдать ее силу первым. Теперь все несколько сложнее, из-за этого придурка, который пытался вас шантажировать. Поскольку ни он, ни Принц более не рассматриваются как кандидатуры на возвращение, должны погибнуть они оба, плюс я — тогда баланс будет полностью восстановлен и, хочется верить, Силы больше Землю не потревожат.

Николай Васильевич резко вильнул рулем и долбанул по клаксону. Замешкавшемуся при повороте водителю досталась длинная матерная тирада.

— Давайте все предельно упростим, — вздохнул я. — Кто будет пытаться убить Юлю?

Он рассмеялся, покачал головой:

— Если бы я мог это знать. Кто такая Юля? Что она из себя представляет? Я не знаю, вы не знаете, даже ее мать не знает. Пожалуй, лучше всех ее сейчас знает Кай — но он, смею заверить, последний человек, который будет делиться своими знаниями. А без этого знания невозможно спрогнозировать, куда рванет сила девочки после ее смерти. Именно поэтому нам с вами, Дмитрий Владимирович, жизненно необходимо разыскать Юлю первыми. Понять ее и убедить сделать правильный выбор. Если ее сила достанется Принцу или Придурку, — результат будет неутешительным. Предупреждаю сразу: борьба станет бессмысленной. Поэтому я моментально передам Силам разрешение вмешаться, и планета Земля перестанет существовать. Плюс-минус галактика Млечного пути — но это вас, в данном контексте, вряд ли может серьезно беспокоить.

Миновали раскрытые настежь больничные ворота — я удивился, ведь часы посещений уже явно закончились, да и вообще, почему любой транспорт может проникнуть на территорию больницы беспрепятственно? — и остановились возле одного из корпусов.

Выбравшись из машины, Николай Васильевич двинулся ко входу, и я послушно пошел за ним. На крылечке сидел санитар, судя по возрасту — студент. Он курил под запрещающим курение знаком.

— Как служба? — проходя мимо, Николай Васильевич хлопнул санитара по плечу и открыл дверь.

Парень запоздало вздрогнул и поднял на меня растерянный, недоумевающий взгляд:

— Как я здесь оказался?

Я дернул на себя прозрачную дверь, вошел в вестибюль и замер.

Николай Васильевич стоял, уперев руки в бока, и смотрел на происходящее, будто генерал — на поле проигранной битвы. Двое полицейских застыли друг напротив друга с бессмысленными взглядами. Неподалеку, рядом с пустующим стулом, сидела на полу медсестра и медленно, сосредоточенно растирала виски. Несколько человек пытались не то ползти, не то встать. В дверях лифта застыл доктор. Он глядел на бумаги, которые держал в руках, и не обращал внимания на двери, то и дело сдавливающие его с двух сторон. Каждое сдавливание сопровождалось мягким звуковым сигналом.

— Дайте угадаю, — сказал я. — В больнице вы своих «тел» не оставили, потому что «бла-бла-бла», какая-то заумная хрень, мне, дебилу, непонятная.

Когда Николай Васильевич посмотрел на меня в ответ, охота демонстрировать сарказм пропала. Он щелкнул пальцами, и двое полицейских, прекратив друг друга гипнотизировать, подбежали к нам. Замерли, будто по команде «смирно».

— Доложить обстановку, — процедил сквозь зубы Николай Васильевич.

— За время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось, — доложил старший лейтенант, стремительно приходя в себя. — Около получаса назад я почувствовал легкое головокружение. А потом вы приказали доложить обстановку.

— Не ты! — рявкнул Николай Васильевич.

Глаза полицейского на мгновение заволокло черной пеленой, взгляд стал холодным и отрешенным. Изменился и голос, сделавшись ниже. Из него пропали все эмоции до единой:

— Что-то заперло меня, отключив каналы восприятия. Не было возможности сопротивляться. Это было похоже на внезапный сон.

Николай Васильевич перевел взгляд на второго полицейского, сержанта.

— Нечего добавить, — отозвался тот. — Кажется, весь корпус одновременно испытал одно и то же.

Николай Васильевич, толкнув в разные стороны полицейских, бросился к лифту. Я поспешил за ним, а за мной, чуть помешкав, — оба полицейских. Доктор вылетел из дверей лифта, даже не успев сообразить, что происходит. Все вчетвером мы вошли в кабину.

— Принц или Придурок? — бормотал Николай Васильевич, пока лифт медленно, будто издеваясь, полз вверх. — Придурок не сумел бы так оперативно… И так нагло…

Он говорил не со мной, и я благоразумно молчал, считая секунды. Наконец, двери открылись, и мы с Николаем Васильевичем чуть не застряли, пытаясь выскочить одновременно. В схватке победил он. Развевающаяся пола пиджака уже скрылась за поворотом, когда я замер. На полу, напротив лифта, в кучке осколков поблескивало нечто, знакомое до тошноты. Серебристый спиннер.

Я поднял взгляд и увидел останки камеры наблюдения под потолком. Что-то пробило дыру в стеклянном колпаке, и эта дыра теперь скалилась на меня, будто рот, полный острых зубов.

В палате все было по-прежнему, за одним исключением. Так же пищали приборы, так же лежали пять человек, быть может, лишь глубже, чем раньше, погруженные в сон. Шестая койка пустовала, и над ней замерли Николай Васильевич с двумя подручными. Стояли и смотрели, словно в надежде, что морок спадет, и Маша появится на прежнем месте.

— Это был Брик, — сказал я.

Николай Васильевич поднял голову, посмотрел на меня, и я ощутил, как под его взглядом в голове будто зашуршали бумажки с заметками. Смысла сопротивляться я не видел и помог, «вытолкнув» на поверхность спиннер, потянувший за собой цепочку воспоминаний.

Николай Васильевич кивнул, сорвался с места. Проходя мимо, толкнул меня плечом, увлекая за собой.

Что-то происходило на расстоянии вытянутой руки от меня. Что-то, чего я не видел, но мог чувствовать, слышать отголоски, шорохи бесплотных теней. Десятки, сотни «призраков» собирались в Москве, мельтешили среди избранных тел, рыскали в поисках Принца.

Полицейские бегом пронеслись к лифту, мы с Николаем Васильевичем воспользовались лестницей. Не хотелось признаваться, но утром он был прав: его физическая форма настолько лучше моей, насколько гоночный болид быстрее тюнингованной «девятки». Когда было нужно, Николай Васильевич двигался стремительно и плавно, будто хищник в джунглях. Я пробежал только половину пролета, а где-то внизу уже хлопнула дверь.

«Второй этаж. Прямо и налево. Дверь с надписью „Видеонаблюдение“», — проинструктировал меня голос в голове.

Персонал на втором этаже только «просыпался» после атаки Принца. Врачи, медсестры, санитары ходили на трясущихся ногах, придерживаясь стен, выползали из кабинетов, тараща изумленные глаза. «Что произошло?» — витал в воздухе вопрос, безмолвный и направленный ко мне, единственному, твердо державшемуся на ногах.

— Молодой человек! Молодой человек, постойте! — Вслед за мной, будто зомби из фильма ужасов, ковылял пожилой мужчина в зеленой форме хирурга, в окровавленных перчатках. На ходу он стянул маску с лица.

Я ускорил шаг. Меня подгоняла страшная мысль о том, что этот человек только что, вполне вероятно, убил другого человека — внезапно отрубившись. Еще одна смерть на счету Принца. Еще один повод скорее отыскать эту взбесившуюся шавку и пристрелить.

— Молодой человек, мне нужно вам ска… Дима! Постой, Дима!

Я остановился, развернулся на каблуках новеньких туфель. Врач ковылял все быстрее. На ходу стянул перчатки. Звякнул, упав на пол, скальпель, брызги крови разлетелись вокруг него. Скомканные перчатки метко угодили в мусорное ведро возле сиденья, на котором, мыча, сидела с бессмысленным выражением лица тучная женщина.

— Это лишь малая часть. — Врач говорил так, будто удивлялся каждому слову. Голос сдавленный, но интонации знакомы до дрожи. — Я бы мог убить их всех одним помыслом. И если ты не отступишь, люди начнут умирать в совсем других масштабах. У тебя два часа на то, чтобы добраться до аэропорта и пройти регистрацию на рейс до Красноярска. Билет куплен. Если этого не произойдет, Маша умрет первой. Потом вымрут два-три московских района по моему усмотрению. А если этого покажется мало, я уничтожу твою семью. Не думай, что безмозглые Разрушители их надежно защитили. Я ликвидирую весь поселок, если потребуется. Убирайся из города.

Полная женщина тихо заплакала, врач, как будто из него вытащили все кости, упал на колени и перетек на спину. Я поднял голову.

Все они стояли и смотрели на меня. Человек десять, не меньше. Медленно, постепенно решаясь, думая и передумывая, колеблясь, но понимая неизбежность своего выбора, я поднял руку и показал им средний палец. Как будто перерезал нить, скрепляющую систему. Первой упала молодая медсестричка с темными волосами. Рядом с ней ничком повалился санитар, два врача рухнули, как подстреленные.

— Не надо было так с ним, — всхлипнула полная женщина, поднимая на меня исполненный страдания взгляд. — Он ведь го…

Только сейчас до меня дошло, что люди не падали в обморок. В тот миг, когда в круглых глазах этой женщины словно погас незаметный, но такой важный огонек. Взгляд остекленел, она завалилась на бок. Я бросился придержать ее, не позволил трупу скатиться со скамьи.

— Господи, — шепнул я одними губами. А руки сжались в кулаки, и они не дрожали. — Нет… Это уже перебор.

Я выпрямился. Повернулся спиной к заваленному мертвецами коридору и шагнул вперед. Дверь с табличкой «Видеонаблюдение» оказалась в конце коридора. Больше никто меня не остановил.

— Там, кажется, кто-то умер? — спросил Николай Васильевич, как только за мной закрылась дверь.

Я оказался в тесной комнатушке. Стул — всего один, на нем сидел охранник в серой форме. Я видел лишь его стриженный под машинку затылок. Николай Васильевич тоже не обернулся. Он внимательно смотрел на один из мониторов, которых тут нагромоздили штук шесть. Широкие экраны, разделенные на несколько окон — кроме одного, который показывал квадратную «картинку»: двери лифта.

— Как минимум, все, кто был в коридоре и в вестибюле.

— Плохо, — кивнул Николай Васильевич. — Не предполагал, что он обладает такой силой. Придется концентрироваться, от распыления не будет никакого толку.

— Идут. — Охранник прищелкнул языком.

Я увидел двух санитаров с носилками. Они не шли даже — плыли, как призраки. С такого ракурса на черно-белом изображении разглядеть лица пациента не получилось, но… Если бы могли быть какие-то сомнения.

Кнопку вызова лифта никто не нажимал. Двери просто открылись, и санитары, не сбавляя скорости, вплыли внутрь. Они так же беспрекословно шагнули бы и в шахту, не окажись там кабины.

А вот в кадре показался Брик. Царственная осанка, небрежно отставленная в сторону левая рука. Я даже не присматривался — знал, что в ней крутится спиннер.

— Он оставил мне послание. Сказал, что купил билет до Красноярска, и мне нужно через два часа зарегистрироваться на рейс. Иначе он убьет Машу, а потом устроит холокост.

Брик повернулся к камере, улыбнулся и помахал рукой. Он тоже переоделся и — хотелось верить, что это совпадение, — тоже отдал предпочтение официальному стилю. Но, в отличие от меня, сумел повязать галстук. Или же кто-то помог? Перед свадьбой галстук ему завязала Катя. Вспомнил он про нее хоть раз с тех пор как уничтожил Борю?..

— Холокост так холокост, — милостиво разрешил Николай Васильевич. — Главное, чтобы делу не помешал. Если мы облажаемся, жертв будет однозначно больше.

— А что насчет Маши? — Позиция Разрушителя в отношении людей меня уже не коробила.

Брик на экране махнул рукой, что-то — видимо, пресловутый спиннер, — мелькнуло в воздухе, и экран потемнел.

— Позер, — фыркнул Николай Васильевич. — Что там на других камерах? Промотай быстро.

— Увеличить? — вяло спросил охранник, щелкая клавишами.

— Не надо.

Изображения зарябили от перемотки. Люди на экранах не шевелились, за исключением Брика и двух санитаров, поэтому, если не считать цифровых артефактов, картинки были статичными.

— Так что с Машей? — повысил я голос.

— Она у меня как раз номер два в списке приоритетов, после Юли, — поморщился Николай Васильевич. — Ищем. Уже известно, что Принц угнал «скорую», известен госномер. Проблема в том, что на спецмашины камеры не реагируют, поэтому пришлось дополнительно привлечь людей. Маршрут мы выстраиваем, работы ведутся. Арсен пока сидит, все ровно. Собственно, и казино-то еще не открылись. Вы, надеюсь, не планируете послушаться Принца?

— Я подписался жертвовать собой, а не Машей. И не тысячами людей, которые вообще не при делах.

Николай Васильевич не отрывал взгляда от экранов.

— Решитесь сбежать — я вас убью.

— Прекрасно, — кивнул я. — И у Брика пропадет рычаг давления. Возможно, он даже отпустит Машу. Кста…

Николай Васильевич, стремительный, как змея, рванулся ко мне. Левой рукой толкнул в грудь — она тут же снова вспыхнула болью, — припечатал к стене. Пальцы правой сдавили горло.

— Знаешь, как долго я могу убивать? — холодно спросил он. — И мне не обязательно начинать с тебя. Хочешь, на твой новенький телефончик придет фото Жанны и Элеоноры, которым отрезали руки и ноги, а потом пришили обратно, поменяв местами?

Через его плечо я бросил взгляд на монитор.

— Ой, смотрите!

Николай Васильевич обернулся, и я обрушил удар на его правую руку. Пальцы разжались. Следующий удар ногой в пах, потом — коленом в лицо. Услышав, почувствовав хруст, я с трудом подавил смешок.

— Новые правила, — сказал я, поправляя пиджак и рубашку. — Ко мне нельзя прикасаться без разрешения. И пистолетом тыкать тоже нельзя. А теперь хватит гладить себя между ног — для этого у тебя будет время — и смотри сюда. Эй! Отмотай.

Охранник, на которого наша стычка не произвела никакого впечатления, врубил перемотку.

Николай Васильевич медленно выпрямился, ощупывая свернутый набок нос. С тошнотворным хрустом выправил его и, промокнув платком кровь, — ее оказалось на удивление мало — посмотрел на экран:

— Что там?

Голос его звучал ровно, спокойно, разве что чуть гнусаво. Я ткнул пальцем в квадрат, на котором санитары и вышагивающий следом Брик пересекали вестибюль на первом этаже.

— Увеличь.

Два щелчка, и изображение растянулось на весь экран.

— Ничего интересного не замечаете?

Охраннику было плевать. А вот Николай Васильевич хмыкнул. Потому что среди застывших фигур зародилось движение. Пожилой человек — его так и хотелось назвать господином — с тростью, прислоненной тут же к стене, сидел и читал газету. Вот перелистнул страницу, потом — еще одну. Посмотрел оборот, сложил газету вчетверо и сунул под мышку. Он поднял голову, и мне показалось, что я различаю мечтательную улыбку.

— Это еще кто? — проворчал Николай Васильевич.

Господин в светлом костюме встал, подхватил трость и направился к выходу, с непостижимой элегантностью лавируя между «восковыми фигурами».

— Да есть догадка…

— Увеличить и опознать, — приказал Николай Васильевич. — Отыскать, локализовать, в контакт не вступать, доклад непосредственно мне. Поздравляю, коллега. — Он хлопнул меня по плечу. — Вам удалось найти Придурка — чем Принц похвастаться не может. Одно очко в нашу пользу, однако это нас не слишком-то радует. Идемте, попробуем спасти вашу Марию.