Помощник ездового

Глава 7

Лешка видел войну. Страшную, кровавую, но совсем другую. Огромные бронированные машины, рои маленьких, похожих на механических птиц летательных аппаратов, солдаты в незнакомой форме с незнакомым оружием в руках, в странных доспехах и касках…

Смерть, боль, кровь и дикое желание умереть…

Лекса дернулся и…

Пришел в себя…

Уже все вспомнив…

Яркое солнце ударило в глаза, Лешка закрылся локтем, переждал и повел недоуменным взглядом вокруг, словно видел этот мир в первый раз.

Скрипит колесами телега, медленно проплывает мимо абрикосовый сад, журчит арык, в иссиня-голубом небе водят стремительную чехарду ласточки. Пахнет лошадиным потом, дегтем, пылью, ледяной водой и абрикосами…

— Лекса, милый!!! — на Алешку налетел бешеный вихрь и опрокинул обратно на попону. — Проснулся, азизим, проснулся!.. — Гуля взахлеб плакала, одновременно теребя и прижимаясь к нему.

Алешка оторвал ее от себя и, отстранив на вытянутых руках, впился взглядом в лицо девушки.

Мозги резанул бешеный страх и одновременно сильное облегчение.

Страх перед тем, с чем ему придется столкнуться в прошлом, а облегчение от того, что в своей прошлой жизни он все-таки умер.

Все стадии эмоций после осознания переноса: отрицание, гнев, депрессия и принятие, Лешка перенес, когда валялся в горячке, поэтому уже не грешил на сумасшествие и прекрасно понимал, что с ним случилось.

— Не узнал? — в глазах Гули плеснулся испуг. — Совсем? Ой-е…

— Узнал… — тихо шепнул Алешка и крепко прижал девушку к себе. ­– Конечно, узнал…

К боли в сердце добавился неожиданный дикий страх потерять и ее.

— Проснулся, казаче… — густо пробасил седоусый пожилой красноармеец с облучка телеги. — Правильно, казацкую кровь ничем не перешибешь. Ну ниче, ниче, скоро остановимся на бивак, наобнимаетесь всласть. Та милуйтесь, милуйтесь, я не смотрю… — он ехидно хохотнул, в ответ на возмущенный взгляд Гули.

В щеку Лешке ткнулась лошадиная морда, жеребец приветливо всхрапнул и попробовал цапнуть мягкими губами хозяина за ухо.

— Черкес… — Лекса прижал и его к себе.

— Меня он тоже любит! — похвасталась Гуля.

— Лекса!!! — рядом с телегой спешился Костик, кинулся и обнял уже всех. — Перепужал чертяка! Но ничего, теперь мы ух, как дадим!!!

— Лекса! — когда присоединились другие красноармейцы на телеге образовалась настоящая куча мала.

— Осторожней!!! — тревожно вскрикнула Татьяна Владимировна. — Он же только очнулся.

— А-атставить обжимашки! — притворно сурово гаркнул комотд. — А ты, красноармеец Турчин, ежели отямился, готовься стать в строй, служба сама себя служить не будет.

Лекса тревожно дернулся рукой.

— На месте все, — солидно сообщил Костик. — И амуниция твоя и оружье! Сам присматривал. Не тревожься. А за Черкесом Гуля присмотр имела. Пожалуй и не захочет к тебе твой вороной сейчас… — он лукаво хихикнул.

Очень скоро Алексей разобрался в обстановке. Он провалялся в горячке неделю, за это время отдельный эскадрон получил приказ скорым маршем выдвинуться в Коканд и выдвинулся, а раненые и санчасть двинулись отдельным порядком, под охраной Лешкиного отделения, на трех телегах, и уже почти добрались до Канибадама, то есть Канда.

Вечером караван стал на стоянку на берегу реки.

Лешка сразу привел себя в порядок и вооружился. Чувствовал себя сносно, раны зажили, слабость еще не отступила, но в целом уже был готов служить. Да и в голове все сравнительно стало на свои места.

'Сразу и не поймешь, наградили меня или наказали этой второй жизнью, — спокойно думал Лешка, прихлебывая жиденькую кашку, обильно сдобренную диким чесноком и луком. — Пожалуй, все-таки наградили. Ибо… черт, как вспомню, так вздрогну. Даже врагу не пожелаешь такой смерти. А все начиналось совсем по-другому. С детством не сложилось, но детский дом закалил словно железо. Сколько помню себя, всегда мечтал стать военным: много читал о военной истории, засматривался военными фильмами. И мечту свою воплотил. Сначала Суворовское, потом воздушно-десантное военное училище. Учился истово: писал научные работы по военному делу, кругом отличник, первый везде и в спорте, в учебе и боевой подготовке. Потом служба и почти сразу война. Воевал точно так же, как и учился, просто не привык по-другому. Первые два года ни царапины, во многих операциях поучаствовал, за что, говоря казенным языком, неоднократно отмечен наградами и благодарностями. А потом… сильная контузия и плен. А в плену… в плену сразу позавидовал мертвым. Но удалось уйти из жизни на своих условиях.

Лексу передернуло. Воспоминания доставляли реальную боль.

— Так что все-таки награда… — прошептал он и снова задумался.

И вот, вторая жизнь в теле парнишки четырнадцати с половиной лет. Тезка и однофамилец, Алексей Соболев, ныне Турчин, из мещан, бывший беспризорник, а теперь красноармеец отдельного кавалерийского эскадрона. А вокруг Туркестан и благословенный тысяча девятьсот двадцать первый год. Ага, басмачи, контрреволюция, рабоче-крестьянская армия и вот это все. Ментально сильный стервец попался, волевой, долго боролся со мной. Правда за это время мы с ним успели дел натворить, накрошили душманов, то бишь басмачей и выросли из помощников ездового в полноценного строевого красноармейца. И это несмотря на возраст. И даже половинку обрели нежданно-негаданно. И теперь стоит первым делом разобраться, что делать и как дальше жить.

— Лекса… — рядом присел Костик. Выглядел он взволнованным и смущенным.

— Ну? — Алешка посмотрел на него.

— Тут такое дело… — Костя запнулся и вдруг выпалил. — Поговорить надо. Словом… повиниться хочу.

— Винись.

— Ведь поверил я этому черту пархатому, — зло пробормотал Костя. — Совсем сбил он меня с толку. Поверил, что ты меня оговорил.

— И оговорил сам меня? — Лекса усмехнулся.

— Нет! — вскинулся Костик. — Вот те хрест!!! Но… сильно озлился на тебя. Хочу, чтобы ты знал… — он хлюпнул носом. — Прости Христа ради братик. Нет прощенья мне.

Алешка молча приобнял его одной рукой.

— Не виню ни в чем.

Для него все произошедшее стало понятным. Комиссар просто проверял пацанов на вшивость, перед тем как приблизить к себе. Вот Костян и стал слабым звеном.

— Спасибо! — искренне прошептал Костик, всхлипнул от избытка чувств и убрался.

Рядом прошелестел тихий голос:

— Азизим…

Мысли сразу вылетели из головы. В прошлом, он не особо отвлекался на девушек. Не чурался, но серьезных отношений сторонился, как черт ладана. А сейчас… вот эта глазастая девчонка сразу прочно устроилась в сердце. Словно это чувство по наследству досталось от прошлого хозяина тела. И никаких противоречий не создавала.

Машинально он привлек девушку к себе и тихо поинтересовался:

— Что значит азизим?

— Потом скажу… — Гуля застеснялась и спрятала лицо на плече Лешки. — Рано пока еще…

— Рано так рано, — покладисто согласился Алексей.

— Я искупаться хочу, проводишь и посторожишь меня? — Гуля едва заметно улыбнулась.

— Почему нет… — охотно согласился Алешка. — Да и самому не мешает сполоснуться… — он спохватился и добавил: — Но после тебя.

Чтобы не выдавать свое внутреннее состояние пожившего и повидавшего многое мужика.

Но Гулю это никак не насторожило.

— Закрой глаза… — Гуля одним движением сбросила платье и, жалобно попискивая, стала входить в ледяную воду.

Лешка, конечно, даже не подумал закрывать глаза, но почти сразу отвел глаза от точеной изящной фигурки — слишком многое предстояло обдумать.

И самое главное, как остаться для окружающих пятнадцатилетним пацаном. Разительная перемена могла сильно броситься в глаза.

— Охо-хо… — страдальчески прошептал Лешка. — Трудновато придется. Все вокруг другое. Ну да ладно, вспомню свое настоящее пацанство. Да и повадки прежние при теле пацана остались. Ну а что дальше? Хотя я с этим уже решил. Воевать, конечно, тем более, умирать после первой смерти не страшно. А воевать я умею, даже люблю, как бы странно это не звучало.

— Иди ко мне… — тихо позвала Гуля.

Лекса быстро сбросил все с себя и ступил в ледяную воду Сырдарьи. Вода обожгла, а потом обожгло горячее тело девушки.

Никакого сексуального подтекста не было, они просто прижимали друг друга к себе, словно величайшую драгоценность на свете, до тех самых пор, пока окончательно не заледенели.

А потом, лежали возле костерка под кошмой. Гуля тихонечко сопела у него на плече, а Лешка чувствовал себе абсолютно счастливым. Раньше удавалось видеться только мельком, Татьяна Владимировна категорично блюла нравственность подопечной, но сейчас никто не мешал им.

Гуля крепко заснула, а Лешка все продолжал думать, как дальше жить.

'Если не выдам себя, все должно получиться… — рассуждал он. — С ассимиляцией поможет остаточные навыки прошлого владельца тела. А дальше… дальше буду стараться принести пользу. Нынешняя военная наука по сравнению с будущим находится в зачаточном состоянии. А я очень много знаю и умею. Вот только с претворением этих знаний и умений большие проблемы. Кто послушает мальчишку? Правильно — никто. А значит, надо постараться выбиться в того, кого послушают. В общем, все как всегда: служи по уставу, завоюешь честь и славу. Тем более, начало положено. Опять же, судя по всему, комиссар хренов, положил на меня глаз. И совсем не зря: как говорится, короля делает его свита. А комиссар это прекрасно понимает. И планирует сам выбиться на первые роли. С помощью, таких как я. Так что теперь остается только не подвести ни его, ни самого себя, а дальше посмотрим.

От костерка донесся едва слышный разговор.

— Домой хочу… — бормотал Федотка. — Дома хорошо!!! Соскучился по мирной работе. Во снах вижу, как снова за станок становлюсь.

— А я не хочу домой, — с хорошо заметной злостью ответил ему Модя. — Нечего мне там делать.

— Что так? — опешил Федот. — Все же хорошо, жить только начинаем. Вона, мои братья меньшие учиться пошли. А батя сам бригадиром стал. Раньше совсем по-другому было.

— Был я дома… — Модя сплюнул в костер. — Ничего там уже нет. Поначалу комунну организовали. Руководить им выбрали Ваську Земцова, из самой голытьбы. Верней не выбрали, а поставили приезжие из района. На словах сволочь гладко стелил, отец сам скотину к ним отвел, поверил. И что? В первую же зиму вся скотина передохла, потому что кормов не заготовили. И что оставалось — продразверстка забрала. Люди с трудом выжили, но далеко не все. И разбрелись кто куда. Нет деревни, пусто там…

— Ну и дела… — охнул Федотка. — Видать полного дурня выбрали начальником.

— Самого дурня, — Модя опять сплюнул. — Но правильного происхождения. А на то, что он голытьба, от того, что дурень и пропойца, никто не посмотрел. Вот так-то. Поэтому я уж лучше служить останусь. Потому что в армии таких дураков меньше…

— А ну рты закрыли! — прикрикнул комотд. — На пост вам скоро. Увижу, что спите, выдеру сам нагайкой.

Разговор сразу затих. Лешка согласился с Модестом и тоже задремал, а проснулся от того, что услышал какую-то едва слышную возню.

Приоткрыл глаза и неожиданно увидел, как две едва различимые в темноте фигуры тащат какой-то длинный сверток. И этот сверток, почему-то дергался и приглушенно мычал. Следом за ними в кусты еще двое потащили второй сверток…

Мозги кольнула опасность, своим не от кого таиться и нечего тащить, значит — чужие. А чужие здесь — только враги.

Ладонь обхватил рубчатую рукоятку браунинга, Лешка напряг ноги, рывком выметнулся из-под кошмы и налета врезал рукояткой по голове одному из неизвестных, а второго пнул ногой.

И тут же в него врезался кто-то тяжелый и огромный, сбил с ног и навалился сверху, пытаясь зажать рот.

Лекса двинул его локтем в голову, раз, второй, третий, но ничего не помогало, толстяк словно не чувствовал ударов.

Леха изловчился, вывернул руку и дважды пальнул неизвестному в бок. Туша глухо всхрюкнула и обмякла.

Рядом раздался шум драки, хлестнул винтовочный выстрел, а потом сразу второй. К тому времени, как Алешка сбросил с себя смердевшего застарелым потом неизвестного, все уже было закончено.

— Какого хера, своими руками запорю!!! — бешено ревел командир отделения, оттирая рукавом кровь с лица. — Где постовые?

Постовых Модю и Федотку нашли в кустах, их банально придушили. К счастью, не до смерти. А после того, как красноармейцы проснулись, на них налетели еще местные, почему-то вооруженные только палками, но после первых выстрелов сразу сбежали. Никто кроме командира не пострадал, синяки не в счет, а вот комотду сильно разбили голову.

Одного из непонятных нападавших подстрелил Лешка, а второй, которого он двинул по черепу рукояткой, до сих пор валялся без сознания. Они очень ожидаемо оказались местным, причем совсем молодыми пацанами, практически мальчишками. Толстяк все еще был жив, судя по всему, пуля прошла по жировому слою и не затронула жизнено важные органы.

А в свертках…

— Да выпустите меня… — пропищал один из свертков.

Второй поддержал его изощренной площадной бранью.

Скрипнул клинок об веревку, кошма развернулась и в ней оказалась красная как рак, заплаканная Любка Соловьева, а во втором — растрепанная и злая как дикая кошка Варька Зенкевич, то есть, рабфаковки, следующие с красноармейцами в Канд. Они спали рядом, поодаль от костра. Получалось, что местные пришли за ними.

— Я знаю с кем спать, — хихикнула Гуля и прижалась к Лешке. — Ты меня никому не дашь украсть?

— Никому, — уверенно ответил Алексей. Неожиданное наследство от прежнего хозяина тела так запало ему в сердце, что он готов был на все ради девчонки.

— Баб хотели спиздить, — солидно растолковал всем дядька Степан. — Видать по дороге приметили у нас баб. Бабы-то, товар ценный. А у нас они знатные, вона какие жопастые и сисястые… — он уловил бешеный взгляд Тамары Владимировны, смущенно крякнул и замолчал.

— А зачем им они? — удивился Федотка, но сразу смутился и тоже заткнулся.

Пленного связали, но допросить не получилось, русского языка он не знал. До утра никто не спал, а с рассветом явилась целая делегация. Человек тридцать местных, одни мужчины, во главе с седобородым стариком на ишаке. С собой они зачем-то пригнали целую отару овец.

Делегация стала рядом и молчала, видимо ждала, кто к ним выйдет.

— Лекса… — окрикнул Лешку командир отделения Воеводин.

Выглядел он скверно, сильно бледный, с опухшим лицом и целой чалмой бинтов на голове.

— По вашему приказанию…

— Отвянь, — раздраженно отмахнулся Воеводин. — Ты среди нас самый толковый получается. Вот иди и говори. А мне худо совсем, в глазах блазниться. Того и гляди отъеду. Иди, узнай, чего им надо. Небось, отпустить пленного будут просить. Но сам ничего не решай, посоветуешься со мной. Понял? Иди. Остальные наготове с оружьем. Тьфу ты, задрипанцы, чуть баб не проворонили мудаки…

Алешка кивнул, поправил фуражку и ремни и спокойно пошагал к делегации. Никаких сомнений он не испытывал. Сказалось военная выучка. Приказали — приказ надо выполнять. Неважно какой.

Лешку встретили недоверчивыми взглядами, видимо удивил сильно молодой возраст делегата, почти на грани неуважения.

— Красноармеец Турчин, — Алексей четко бросил руку к фуражке и замолчал, спокойно разглядывая визитеров.

— Рахим-ака хотел поговорить с вашим начальником, — начал бородатый крепыш в косматой папахе. — Но…

— Командир ранен, — сухо перебил Лекса. — Я за него. Говорите со мной или уходите.

Бородач хотел что-то возразить, но его, не слезая с ишака, остановил властным жестом старик.

Дальше ему почтительно помогли слезть, а затем, в мгновение ока накрыли достархан. На скатерти появился чайник с пиалами, горячие лепешки на подносе и много всяческих закусок, названия которым Лекса просто не знал.

Старик жестом предложил Лешке присаживаться, а после того, ловко скрестив ноги, уселся сам. И заговорил первым на хорошем русском языке, почти без акцента.

— Как мне обращаться к тебе достопочтимый аскер?

— Алексей, достопочтимый Рахим-ака, — Лешка вежливо склонил голову. Сначала ему хотелось быстро показать кто здесь главный, но потом он благоразумно решил пойти путем дипломатии. На войне в прошлой жизни, на освобожденных территориях, ему уже приходилось общаться с местными и лучшие результаты показывала именно вежливость.

Судя по довольному выражению на морщинистом лице аксакала, ответ ему понравился. Старик тоже коротко поклонился, сам начал разливать чай по пиалам и начал по восточному обычаю издалека.

— Как поживают твои достопочтимые родители уважаемый Алексей?

— Я сирота, — спокойно ответил Алешка.

— Да благословит Аллах их души, — аксакал провел руками по своей бороде.

— Как дела у ваших родных, достопочтимый Рахим-ака? — в свою очередь поинтересовался Алексей из вежливости.

— Слава великому Аллаху все хорошо, — ответил старик и быстро стрельнул глазами в сторону красноармейцев.

Лешка понял, что один из пленных имеет непосредственное отношение к семье старика и сразу перешел к делу.

— Насколько я понял, вы хотите, чтобы мы отпустили людей, напавших на нас ночью?

Старик поморщился и пристально посмотрел на Алексея.

— Ты прозорлив, уважаемый Алексей.

Лешка не отвел взгляда и сухо отчеканил.

— Они напали первые на нас ночью, пытались украсть женщин. Пострадал наш командир. Вы понимаете, достопочтимый Рахим-ака, что им за это грозит? Не только им, но и всем жителям вашего кишлака?

— Я все понимаю, — скорбно ответил старик. — Увы, это произошло без ведома старших. Молодые они… — аксакал раздраженно всплеснул руками. — Они… не думают головой. Но мы готовы загладить их вину. Просто назови цену достопочтимый Алексей.

«Ага… — хмыкнул про себя Алешка. — Взять бакшиш нетрудно. Но сразу после прибытия в Канд об этом станет известно отцам-командирам и начнутся качели. Еще какие качели, комиссар душу вытряхнет, а может еще чего похуже. А оно мне надо? А если не отпустить, по дороге многое может случиться. Однозначно попытаются своих отбить. Нам до Канибадама еще пилить и пилить. Вот и думай, Лекса Турчин…»

Словно поняв, о чем думает Лешка, делегация сгрудилась вокруг. На лицах прямо читалось: своих мы заберем в любом случае.

— Все что могло плохого случиться, с нами уже случилось… — продолжил старик. — Не стоит плодить беды. Уверяю, ничего подобного больше не произойдет, уважаемый Алексей. Я даю свое слово. Мои люди сопроводят вас туда куда скажете и снабдят всем необходимым для дороги. Отпустите молодых безумцев, мы накажем их сами. Мы приготовили очень хорошие подарки…