Помощник ездового

Глава 16

Солнечный лучик прорвался сквозь густую листву и пробежал по лицу Гули. Она досадливо провела себя по щеке ладошкой, строго посмотрела на Алешку, словно это он был виноват, и снова погрузилась в учебник по общей терапии.

Алексей улыбнулся и в очередной раз задумался.

После того, как прибыла помощь, быстро выяснилось, что поставленная отряду задача была выполнена даже более чем полностью.

Убитых басмачей насчитали больше двух с половиной сотен, среди которых затесалось с десяток раненых, непонятно как выживших на жаре и переживших нашествие падальщиков. Вдобавок, среди трупов уверенно опознали Муэтдин-бека — чья-то пуля аккуратно снесла ему верхушку черепа, очень кстати оставив целым лицо.

А вот личный состав диверсионного отряда, вместе с военлетом, сразу по прибытию в расположение, прямым ходом отправили на больничную койку. Честно сказать, дорогу назад Лешка уже помнил смутно, а немного пришел в себя только уже в лазарете. Товарищи чувствовали себя не лучше. Обезвоживание, солнечные удары, ожоги и нервное истощение чуть не прикончили — героическое «сидение» в засаде никому не прошло даром. Вдобавок, после прибытия, последовала жестокая лихорадка, так что, даже на исходе третьей недели, личный состав группы все еще бездельничал в лазарете. Но бездельничал с откровенным удовольствием, исповедуя старую солдатскую мудрость — служба не волк, в лес не убежит.

Излечение происходило незамысловато и размеренно, пользовали в основном покоем и хорошим питанием, но никто не жаловался.

Модя, Федот, Николка и Мишка изредка заходили в гости и страшно завидовали. К счастью, при крушении самолетов они остались целыми и невредимыми, но сразу попали в лапы коменданта гарнизона и сейчас не вылезали из нарядов, отдувались за остальных, так как эскадрон все еще находился на боевом выходе.

— Это форменное безобразие! — неожиданно запыхтел знакомый голос за забором внутреннего дворика лазарета. — К вам приехал не какой-то водовоз, а член Революционного Военного Совета Туркестана! Между прочим награжденный орденом Красного знамени!

Лешка скользнул к заросшей плющом трещине в заборе и увидел того самого члена РВС Какозова, который провожал группу на боевое задание. Рядом с «членом» стояли Баронов и огромный, смахивающий на медведя мужик с обожженным лицом — комендант Кокандского гарнизона, Чернов Семен Семеныч. Чуть поодаль переминался адъютант Каракозова. По сравнению с последней встречей, у Какозова появился орден в алой виньетке на френче, а у адъютанта, помимо неизменной папочки подмышкой, непонятно зачем висела на плече большая связка сапог.

— Я требую немедленно объявить построение гарнизона для тождественного вручения наград от имени РВС Республики! — гневно выкрикнул член РВС и даже топнул ногой.

— Почти весь личный состав гарнизона находится на боевом задании, — флегматично прогудел Чернов, смотря поверх лысого черепа Какозова. — Остальные несут гарнизонную службу. Хотите, я сам могу для вас построиться.

Баронов тактично молчал с флегматичным выражением лица.

— Что? — обиженно взревел Какозов. — Да как вы смеете⁈

— Что, смею? — с явной издевкой хмыкнул Чернов. — Смею выполнять боевую задачу?

— Нет, но… — запыхтел как самовар гость. — Вы меня не так поняли. Черт с вами, стройте этих, как их… кого награждать, да, стройте!

— Они в лазарете на излечении, — издевательски ощерился комендант. — Пострадали на фронте борьбы с басмачеством. Как я их вам построю? Идите сами в лазарет и награждайте.

Какозов покраснел как рак, запыхтел еще сильней, но тут вмешался Баронов.

— Мы сейчас все устроим, всего пара минут… — комиссар быстрым шагом ушел.

Лешка сразу метнулся в палату и негромко приказал:

— Быстро одеваемся и выходим строиться во внутренний дворик!

Все недоуменно уставились на Лешку.

— И нахрена спрашивается? — проворчал Костя. — Я только задремал.

— Вот-вот… — Федотка почесал облезлый лоб. — Сдурел, что ли?

— Солнса голова твой совсем полтил, командила? — хихикнул Жень. — Засем стлоиться?

— Награждать нас приехали, — спокойно ответил Лешка. — Мигом, им еще забор обходить, как раз успеем.

Все сразу же ринулись натягивать сапоги и уже через две минуты красноармейцы выстроились во внутреннем дворике.

А еще через мгновение там появился комиссар и недоуменно уставился на строй:

— Но как? — он покосился на Алексея. — Откуда, мать вашу? Турчин? Ты что, провидец?

Лекса сдержал улыбку и браво отрапортовал:

— Товарищ комиссар, личный состав сводного отряда по вашему приказанию построен!

— Бля… — с чувством матюгнулся Баронов. — Чертовщина какая-то, но ладно. Ждите…

Какозов появился, выслушал доклад с кислой мордой, поправил орден на груди, сверился с листочком и рыкнул:

— Красноармеец Турчин!

Лекса шагнул вперед.

— Именем Революционного Военного Совета Туркестана, за проявленную революционную сознательность, доблесть и мужество, вы награждаетесь… — Какозов помедлил, словно хотел подчеркнуть важность и значимость награды, выпучил глаза и выпалил:

— Кожаными революционными сапогами!!!

Алексей принял от адъютанта награду, сдерживая брезгливость, пожал «члену» руку и спокойно ответил:

— Служу трудовому народу!

Награждение отряда прошло максимально быстро, все получили по паре сапог, а потом, по традиции, Какозов устроил митинг в авторском исполнении.

— Бойцы! Неутомимые гончие революции!!! — «член» вскинул руку с кулаком к потолку. — Еще прячется по закоулкам враг, еще плетет паутину измены, еще пытается отравить своим черным ядом…

Лешка почти не слушал его и незаметно рассматривал награду. Сапоги неожиданно оказались очень красивые и качественные. Кожа шевровая, очень приятная на ощупь, плотная, но мягкая, голенища высокие, кавалерийские, в подкладе тонкая замша, все швы пропитаны, подошва аккуратно подбита гвоздиками с квадратными шляпками. Пошив, скорее всего еще царский. Просто загляденье, а не сапоги.

Алексей понимал, что наградить обязательно должны, но воображение рисовало орден Красного знамени в алой виньетке, наградное оружие: шашку или Маузер с именной надписью на бронзовой пластинке. На крайний случай именные часы. Но реальность жестоко изнасиловала воображение. Сапоги! За уничтожение банды с главарем сапоги! Впрочем, Лекса все равно был очень доволен и даже испытывал странную гордость. Да и сама награда оказалось очень полезной и своевременной — старая обувка уже совсем разлезлась.

«Сапоги, кобылья сиська! — восхищенно подумал Лешка и чуть не рассмеялся. — Ну, хоть не красные революционные шаровары. А ты что хотел? Орден пока еще только один в стране и награждают им далеко не каждого, как минимум командармов или подобного уровня. Да и хрен на вас, не за награды служим…»

— Не пожалеем своей революционной крови! — пылко выкрикнул Какозов. — Отдадим свое сердце на алтарь революции, закроем своим телом угнетаемый пролетариат…

Он не договорил, потому что его перебил абсолютно лишенный эмоций, суровый и сухой голос.

— Кто разрешил вам срывать мне план лечения⁈ Мне что, составить докладную записку товарищу Фрунзе? Освободите медицинское помещение!

Татьяна Владимировна спокойно смотрела на Какозова, а в ее глазах просто полыхал нескрываемая сарказм. И ненависть. Ненависти гораздо больше.

Член РВС начал краснеть, щеки и лоб буквально запылали, Лекса думал, что он начнет сейчас орать, но вместо этого, Какозов неожиданно сдулся, как дырявый воздушный шарик и виновато замямлил:

— Да, да, конечно, план лечения! Мы уже закончили, закончили, уходим…

И убрался из лазарета. За ним торопливо отправился Баронов, по пути наградив врача неприязненным взглядом.

Татьяна Владимировна улыбнулась и весело бросила красноармейцам:

— Ну чего стоите? Будут у меня тут всякие «члены» командовать. Вольно. А ты, Турчин, через десять минут зайди ко мне.

Как только жена комэска ушла, поднялась веселая шумиха. Все наперебой принялись мерить обновки, искренне радоваться и наперебой материть Какозова.

— Ишь, сука, цацку навесил, видать за нас получил. Бля, сапоги маловаты! У кого больше? Эй, косоглазый, сразу видно, что у тебя большие.

— Посел у сопу, тухлый яйтсо селепаха! Когда станесь насяльника будесь есе хусе сем этот силный обесьяна!

— А мне впору, твою мать, у меня никогда не было новых сапог! Никогда! Даже здесь сразу выдали ношеные.

— Немножко малы, но разношу. Турчин, признайся, это ты награду выбил?

— Да он, кто еще. И себе офицерские, вона какие. А нам и солдатские сойдут. Даже удобней.

— Ты охренел косоглазый? Давай меняться!

— Не зря басмачей крошили! Приятно!

— И у меня не было, вечно за братьями опорки донашивал.

— А этот черт на городового нашего похож, так и хочется рубануть сплеча.

— Обезьян, глухой что ли?

— Сто ты сказал сайсиська?

— Дай ему по морде Жень…

Лешка не вмешивался в веселую ссору, быстро примерял сапоги, решил, что после разноски будет в пору, после чего потопал к Татьяне Владимировне. По пути заглянул в закуток к Гуле, похвастаться обновкой, но она его категорично отослала, правда в качестве компенсации чмокнула в губы.

— Иди, мне еще надо заучить швы по Спасокукоцкому. Ну… ладно, ладно, давай поцелую…

Жена комэска сидела за столом, при виде Алексея она улыбнулась и показала на стул:

— Ну что, герой, награда впору?

Лекса кивнул.

— Да, как не странно, но впору. Хотя вряд ли кто-то выбирал по размерам.

Татьяна Владимировна пристально посмотрела на него, немного помедлила, а потом тихо сказала.

— Знаешь, Лешенька, мне порой кажется, что в тебя кто-то вселился. Ты сильно поменялся. Очень поменялся. Вот смотрю на тебя и вижу взрослого мужчину в детском теле. Ты даже говорить по-другому начал. Все поменялось, словно ты за пару дней повзрослел на двадцать лет.

Алексей дежурно отговорился:

— Война старит. Когда убиваешь, быстрей взрослеешь. А я уже много людей убил.

Татьяна Владимировна едва заметно улыбнулась.

— Может быть, Леша, может быть. А скажи мне, зачем ты убиваешь людей?

— Чтобы не убили меня.

— Я неправильно выразилась, — быстро поправилась жена комеска. — Зачем тебе эта война? Почему ты воюешь? Мог просто выучиться и работать, к примеру. Гражданская жизнь спокойней и безопасней.

Лешка внезапно ляпнул:

— Есть такая профессия — Родину защищать. И я эту профессию выбрал.

И чуть не закрыл себе рот с перепуга. Вырвалось само, Лекса даже не успел подумать, что ответить.

— Родину защищать? — повторила Татьяна Владимировна, помедлила и начала говорить, не отрывая глаз от Алексея. — Хочу тебе рассказать одну историю, Леша. А мне ее в свою очередь рассказывал профессор Долгачев — один очень известный психиатр. Так вот, он говорил, что в психиатрии давно известны случаи псевдозамещения сознания якобы другой личностью. Даже есть специальный термин, но я его забыла, так как психиатрия не мой профиль. И Альберт Степанович утверждал, что сам сталкивался с тремя такими случаями. В одном из них, пациент утверждал, что он из будущего, мало того… — Татьяна Владимировна сделала паузу и очень серьезно продолжила. — Предсказывал революцию и многое другое. Предсказывал совершенно точно и подробно, вплоть до временных рамок.

У Алексея по спине пробежали мурашки.

— И что стало с этим пациентом?

— У него начался реактивный психоз на почве того, что его все считали сумасшедшим, — спокойно ответила жена комэска. — При очередном приступе, он порвал себе зубами вены и истек кровью. Тебя интересует, что сталось с профессором? Он тоже умер, умер с голоду, в своей квартире, сразу после революции.

— Ваш профессор меня не интересует, и я не знаю, что будет дальше в истории, — немного торопливо сказал Лешка. — Вот совсем ничего. Я уверен только в том, что мы обязательно победим. Рвать зубами себе вены тоже не собираюсь. И да, в меня никто не вселился.

— Не переживай Леша, — Татьяна Владимировна весело рассмеялась. — Я тоже уверена, что ты — это ты, а не кто-то другой. И не собираюсь никому рассказывать о своих подозрениях. Ну что ты, успокойся. Держи и от меня награду…

Она нырнула под стол рукой и, совершенно неожиданно для Лексы, достала бутылку, с заткнутым пробкой горлышком, на две трети заполненную прозрачным содержимым.

Лешка сразу понял, что в ней находится и слегка оторопел. Татьяна Владимировна держала в своем лазарете строжайшую дисциплину и беспощадно карала любое нарушение. А за употребление спиртным, могла даже лично надавать пощечин, а потом попросту со свету сжить.

— Понимаешь, Алексей, — голос жены комэска снова стал очень серьезным. — Революция всегда выносит наверх всякое отребье. Так случалось уже не раз. Я ненавижу таких людей, за то, что они служат только себе, а всех окружающих используют для достижения только своих целей. Их души совершенно пустые, а помысли корыстны. Но они очень хорошо могут принимать чужую личину. Ты, наверное, понял, кого я имею в виду. Но не суть. Так вот, как я говорила, революция выносит наверх отребье, но очень скоро сама их пожирает. Запомни мои слова. Пожрет и в этом случае. Бери и иди. Надеюсь, у вас хватит ума вести себя тихо.

Лешка взял бутылку и вышел. В спину прошелестел тихий голос:

— Храни тебя Господь, мальчик…

Алексей вернулся в палату и демонстративно поставил подарок на тумбочку.

— Это что? — поинтересовался Костик. — Воды набрал? Зачем? Она же сразу горячей станет. В бачке, в коридоре, прохладней.

Лекса без лишних слов выкрутил пробку из горлышка. В воздухе сразу поплыл резковатый запах спирта.

В палате мгновенно наступила мертвая тишина. Стало слышно, как жужжат мухи и как громко сглотнули Модя и Федотка.

— Можно я тебя поцелую, Турчин? — всхлипнул Модя. — Епта, вот это уважил.

Жень сразу начал командовать:

— Твоя давай все клуска, а твоя выходить смотлеть, сьтобы влась не присел. Эй, сайсиська, булька севели, лезай сакуська. Вода тасите, баланы…

Первому налили Лешке, но он отказался.

— Извините парни, не мое это. Не лезет, ей-ей. Оно вам надо, продукт переводить?

— Не уважаешь? — нахмурился Федот, но сразу получил затрещину от Фролки.

— Тупая твоя башка Модест! Не видишь, что наш комотд умнее нас вместе всех взятых. Сам сегодня не видел, вахлак? А раньше? Да он на три хода вперед все продумывает. Не пьет — значит так надо. И завали хлебало иначе, как дам по куполу!

— Хороший командир как родная мать, всегда накормит, обогреет и приласкает, — глубокомысленно заметил Никита. — Плохой — как мачеха!

На этом вопрос исчерпался, а Лекса немного погордился собой. Такое отношение личного состава дорогого стоило.

К счастью, употребление «продукта» прошло чинно и благородно, никто не буянил и не спалился.

Вечером вернулся эскадрон с боевого выхода, Баронов и комэска уединились за рюмкой «чая» в кабинете Татьяны Владимировны. Лешка сидел в это время в чуланчике у Гули и прекрасно слышал, о чем они разговаривали.

— Что это было, Борис? — Казанцев хватил ладонью по столу. — Сапоги? Сапоги, мать их? Ты хоть понимаешь, что эти пацаны сделали? Да они вшестером за один день порешили басмачей больше чем наш эскадрон за год. Они самого Муэтдин-бека к Духонину отправили! Напомнить, сколько он крови нам попортил? И сапоги? Сука! Ты прекрасно знаешь, что я написал представление Турчину на орден. И ты со мной согласился и пообещал пробить. И кто этот орден получил? Сука! Его получил этот баран, мать его! Это справедливо, Борис? Нет, скажи! Мы служим не за ордена, но знаки воинской доблести придумали не зря!

— Да все я понимаю, Коля! — примирительно возразил Баронов. — Ну что ты как маленький, не кипятись, сказал. Ведь умный человек, а дальше своего носа не видишь. Получил — значит так надо. Надо! И мне и тебе, да и пацану этому, пора в Москву. Там такие дела сейчас делаются, что не поверишь. Можно взлететь очень высоко! Или ты хочешь, чтобы дочери твои всю жизнь с тобой по гарнизонам мотались? Я все сделал правильно!

— Борис! — возмутился комэска.

— Замолчи! — резко оборвал его комиссар. — Слово не птичка, вылетит, уже не поймаешь. И поговори с Таней, чтобы держала язык за зубами. Голову сложить хотите? О дочках подумай. Я все понимаю, но и ты меня пойми. Что до твоего представления, не спеши, ничего еще не закончилось. Я пошел другим путем, долгим, но надежным. Мое и твое представления на Турчина, попадут через ЦИК Туркестана прямо на стол Фрунзе. И представление от партийных ячеек Коканда и Канда, вдобавок. И не только от них. Есть у меня там люди. Понял? А сапоги? А что сапоги? Тоже нужны. Я под эту марку и себе и тебе выбрал. Прямо из фонда ЦИК. Вон, глянь, какая красота!

— Борька, вот же хитрый жидовин!

— Наливай, шлемазл. Я удивляюсь этим гоям…

— Дам по морде!

— А это видел?

Алексей улыбнулся, но дальше подслушивать не дала Гуля. Она, наконец, все выучила и плотно занялась Лешкой.

Сразу стало не до комиссаров и прочих команиров эскадронов.

— А кто меня целовать будет? Какой-то ты бесчувственный Лекса Турчин! Куда, только после свадьбы!