Помощник ездового

Глава 20

— Далека дорога твоя, далека, дика и пустынна, эта даль и глушь, не для слабых душ… тьфу ты… — Лекса прогнал навязчивую песенку из головы и огляделся.

Все как всегда, вокруг до боли знакомая окружающая действительность. Черные пятнышки стервятников в ультрамариновом небе, впереди, справа и сзади мерцают в прозрачной дымке горные отроги, слева череда пологих холмов. Ветерок колышет выжженную беспощадным солнцем рыжую сухую траву. Несмотря на начало зимы днем еще жарко, пахнет горячей пылью, цветами и сеном.

Из-за Кости пришлось задержаться в пещере еще на один день, но сейчас он уже вполне уверенно держался в седле, а на лицо даже вернулся румянец. Рядом с ним, словно почетный эскорт, ехали на трофейных лошадках Зухра, Зульфия и Замира. Девчонки не отходили от Костяна ни на шаг, предупреждали каждое его желание. Считали своим спасителем и своим хозяином, как объяснил Бердыев.

Сам туркмен вместе с Серегой охраняли Мухаммед-бека, которого пересадили на старую клячу Расула, а пацаненку Лешка подарил нового молодого коня, от чего мальчишка моментально забыл все обиды. Бек уже немного отошел от первого испуга, корчил надменные рожи, даже пытался дерзить, видимо, будучи абсолютно уверен, что новая власть охотно возьмет к себе на службу такого храброго и мудрого вождя.

Жень, Модя и Федотка весело зубоскалили на ходу, остальных Лешка разогнал в дозоры — места начались обжитые, но пренебрегать безопасностью чревато бедой, даже если ты сидишь в домашнем сортире — это Лекса накрепко уяснил еще в прошлой жизни.

С отрядом еще вели десять басмаческих лошадей, навьюченных трофеями. Добычи взяли изрядно: оружие, боеприпасы, снаряжение, провизия и фураж. Что характерно, оружие исключительно английское, новенькие, только с арсеналов, британские кавалерийские карабины «Ли-Энфилд № 3» и револьверы «Уэбли» разных моделей. У басмачей даже сабли были британские и отличные ботинки с крагами.

А у самого бека Лекса экспроприировал офицерский дорожный несессер и маленький револьверчик — «Уэбли № 2 Bulldog» с накладками на рукоятке из слоновой кости. Несессер для себя, а револьверчик для Гули. Личный состав не возражал, благо Лешка разрешил им и для себя набрать полезного добра.

Все это прямо намекало, что британская корона беззастенчиво сует нос в Туркестан, но Алексей не стал особо углубляться в тему: для себя и для доклада подробно допросил бека, на этом и ограничился.

«Инициатива имеет инициатора, — флегматично думал Алексей. — Это закон для всех и всего. Прикажут взять английских резидентов — возьмем, а для тщательного расследования есть соответствующие органы. Пусть они ломают головы. А наше дело доложить и забыть…»

Неожиданно до Алексея донесся надменный голос Мухаммед-бека, разразившегося долгой гневной тирадой.

— Что он говорит? — быстро спросил у Бердыева Серега. — Ну, я же не понимаю по-вашему. Переводи!

— Он говорит… — голос туркмена звенел от злости. — Этот жирный шакал говорит, что всем нужны пастухи, которые умеют пасти таких баранов как мы. Понимаешь, мы для него бараны! А он очень хорошо умеет пасти людей-баранов. Пастухи нужны всем, падишаху или Ленину, неважно кому, но нужны всем. И очень скоро мы опять будем почтительно целовать ему сапоги. Будь уверен, новая власть обязательно его оценит.

— Вот же сука! — взревел Серега. — Все они одним миром мазаны, кровавые богатеи! Зарублю, суку!!!

Лешка недовольно поморщился, тронул поводья, подъехал к беку и сухо бросил:

— Убейте его. Что смотрите? Отрубите башку. Прямо сейчас отрубите. Башка нам понадобится, а остальное пусть сожрут шакалы — им тоже питаться чем-то надо. Ну, мне повторить?

— Есть, командир! — дружно и радостно отрапортовали Сергей и Юсуф.

Бек встревожено завертел головой. Бердыев с кривой усмешкой перевел ему слова Алексея, а потом потянул шашку из ножен.

— Нет, не надо!!! — истошно завопил Мухаммед, неожиданно обнаружив знание русского языка. — Я пригожусь! Правда, пригожусь. Не пожалеете! Я все расскажу! Не надо меня убивать!

Сергей и Юсуп быстро стащили бека с седла, подбили ему ноги и поставили на колени. Бердыев несколько раз взмахнул шашкой, примериваясь к шее басмача.

Остальные красноармейцы стали кругом и стали спорить нарочито весело, получится, перерубить шею или нет.

— Не надо, молю, не надо, пощади!!! — тонко завыл бек и пополз на коленях к Алексею. — Молодой начальник, оставь жизнь! Я все отдам! Много золота! Много! Здесь недалеко спрятано! В том кишлаке, откуда девочки! Все отдам, не убивай, ради Аллаха не убивай…

По толстому лицу бека лились слезы, сопли колыхались жидкими сосульками, а в глазах стоял дикий ужас. В воздухе отвратительно запахло нечистотами.

— Тварь… — брезгливо сплюнул Юсуп. — Трусливый шакал. Не настоящий бек, тряпка, женская подстилка. Рубить, командир?

— Отставить, — тихо скомандовал Алексей. — Пусть сначала покажет, где спрятали золото.

Повернул лошадь и отъехал в сторону. Дикое отвращение подкатывало комом к горлу. В своей жизни Лексу доводилось встречать много умных, смелых врагов, которые не боялись смотреть смерти в лицо. Они вызывали невольное уважение, хотя и были врагами. Но трусость всегда вызывала презрение. Вплоть до тошноты.

Басмач окончательно заткнулся и оставшуюся дорогу не проронил ни слова, а когда взгляд Алексея падал на него, сразу униженно кланялся.

Наконец, впереди показался кишлак, навстречу сразу выехало десять вооруженных всадников, с виду обычных красноармейцев.

— Кириленко, Ферганский отдел ЧК, — сухо представился затянутый в кожанку коренастый усач. — Назовитесь. Куда следуете?

— Турчин, командир особой маневренной группы имени Августа Бебеля, — спокойно доложил Алексей. — Были направлены сюда перед вами, выполняли преследование бандитского формирования, которое похитило жительниц кишлака.

Кириленко стрельнул взглядом на девочек, потом на Мухаммед-бека и уже более приветливо заявил.

— Вижу, догнали? Никак сам Мухаммед-бек? Ну, молодцы, что тут скажешь! А теперь передайте нам задержанного и похищенных женщин. Мы дальше сами разберемся с ними, а вам выражаю благодарность за службу и проявленную бдительность.

Алексей пропустил его слова мимо ушей.

— Вы встретили здесь горбуна по имени Измаил? Такой здесь один был. Рука еще висит у него плетью.

Чекист недовольно поморщился, но все-таки ответил:

— Есть такой. Единственный разумный человек здесь. Оказывает помощь. Для чего он вам?

— Он служит бандитам, — терпеливо объяснил Алексей. — И это он направил сюда басмачей за девочками.

— Да что ты такое говоришь… — вспылил Кириленко, но тут же осекся. — Даже так? Не переживай, разберемся. ­– И бросил одному из своих людей. — Иванов, этого Измаила ко мне притащи. Живее. А ты… Турчин? Да? Я же приказал передать нам басмача и похищенных девочек. Исполнять!

Лешка почувствовал, что этот усач в лучшем случае обеспечивает работу настоящих чекистов и если прямо сейчас не осадить его, то начнутся большие проблемы. Тронул жеребца, подъехал к Кириленко вплотную и негромко процедил:

— Я подчиняюсь напрямую Реввоенсовету Туркестана, а ты кто такой, чтобы мне приказывать? Начальники здесь у тебя есть? Так веди к ним и меньше базлай…

Кириленко покраснел, запыхтел как самовар, но потом глянул на красноармейцев, державших карабины наготове, и раздраженно бросил:

— Следуйте за нами!

Алексею сразу бросилось в глаза полное отсутствие жителей в кишлаке, даже собаки куда-то пропали. Кириленко привел его к самому большому дому, где в небольшом садике за столом сидело двое мужчин в гражданке. Молодой, щекастый парень в очках, похожий на студента и второй — пожилой, с аккуратной бородкой клинышком и тоже в очках. Этот очень органично смахивал на преподавателя, того самого студента.

— Это черт знает что! — Кириленко сразу начал орать. — Непонятно кто такие, отказываются выполнять приказания, нагло хамят, за оружие хватаются! Безобразие, совсем распустились!

Пожилой чекист сдержанным жестом остановил его и вежливо представился:

— Уполномоченный Ферганского отдела ЧК Туркестана Рихтер Степан Осипович, со мной младший уполномоченный ЧК Петров Николай Альбертович. Представьтесь, пожалуйста.

— Командир особой маневренной группы имени Августа Бебеля Турчин Алексей, — снова представился Лекса и коротко доложил все обстоятельства, при которых освободили девочек и задержали Мухаммед-бека.

Кириленко опять попытался влезть в разговор, но Рихтер жестом отослал его, а потом предложил Алексею сесть за стол.

— Не обращайте внимания на нашего Кириленко, — с улыбкой сказал он. — Своеобразный человек, но верный и надежный товарищ. Ну что же, мы наслышаны о вас, наслышаны. Почту за честь лично познакомиться… — чекист крепко пожал руку Лешке. — Признаюсь, не верил, что у вас что-то выйдет. Однако, получается, жестоко ошибался. Если не секрет, сколько вам лет?

— Шестнадцать с небольшим.

— Надо же…

Алексей еще в прошлой жизни много читал о чекистах; изрядно хорошего, но и немало плохого, поэтому вел себя осторожно, однако, в отличие от Кириленко, Рихтер оказался очень вежливым и доброжелательным, очень приятным в общении человеком. Его напарник больше молчал, но тоже не вызывал настороженности.

К счастью, требовать отдать пленного бека они не стали.

— Все равно в итоге он попадет к нам, — с улыбкой пожал плечами Рихтер. — А вам надо отчитаться перед своим начальством. Мы его первоначально опросим, если не возражаете, а дальше везите его сами. Девочек мы тоже опросим, но с ними все сложнее. Мать бросилась на наших людей с ножом, ранила бойца, пришлось ее застрелить — насколько я понимаю, на почве несчастья она сошла с ума. А отец… он вчера умер сам. Но с ними что-то придумаем. Если не захотят здесь оставаться — заберем в интернат. Как раз основали для сирот. Так, а что вы говорили об этом Измаиле? Он нам показался очень лояльным к власти человеком. А вот и он…

— Вот он сука! Как заметил, что эти приехали, сразу сбежать пытался! — Кириленко сам притащил за шиворот связанного Измаила. — Рагимова ножом пырнул, сволочь! Но у меня не забалуешь! Ишь, буркалы таращит, контра!

Глаза горбуна пылали дикой ненавистью, при виде Алексея он презрительно сплюнул и опустил голову.

— Хотите поучаствовать в допросе? — вежливо предложил Рихтер. — Вам должно быть интересно.

Алексей отказался и вышел к своим людям.

— Становитесь на бивак, переночуем, а завтра поедем дальше. Костя…

Костя подошел, за ним как привязанные засеменили освобожденные пленницы.

— Тут такое дело… — Лекса рассказал, что случилось с родителями девочек. — Эти говорят, если они не захотят оставаться, заберут их и устроят в интернат.

— Епта… — Костик поскреб пятерней вихры. — Вот же напасть, мало маленьким страданий, теперь сиротами стали…

Бердыев услышал разговор и подошел:

— Нельзя им дома оставаться, — тихо заговорил он. — Заклюют, а могут и камнями побить. Порченными они уже считаются по местным обычаям. Еще будут считать, что они беду на своих родных и на весь кишлак навели. Темные люди, глупые от того, что темные. Не оставляйте их. Самое лучшее, что с ними станет — с голоду умрут.

— А я их себе заберу! — решительно рубанул рукой Костик. — Вот так, заберу и все! Так-то я сирота, теперь за сестренок мне будут! А старшая по душе мне пришлась… — он смущенно улыбнулся. — И я ей вроде. Но пусть пока растет. А что? Найду домишко в городе, поселю, прокормлю как-нить, да на ноги поставлю! Поговоришь с Бароновым и Казанцевым?

Алексей хотел его отговорить, но не стал, просто хлопнул по плечу и сказал:

— Как знаешь, братка. Поговорю, конечно. Да все чем можем, поможем.

Бивак поставили на окраине кишлака, смешиваться с чекистами не стали. Отсутствие жителей объяснилось тем, что их просто заперли по домам.

— Чтобы не сговаривались, — объяснил Кириленко. — Народишко темный и злой, не понимает, что мы помочь пришли. Пущай посидят. Опять же, на допросы таскать удобней. И это… не держи зла. Кто же знал, что ты такой геройский. Лады?

Лексе очень захотелось послать чекиста куда подальше. Все эти оправдания в стиле: «я же не знал, что ты такой геройский», его уже порядком достали.

«Осталось только навесить на себя табличку: „я геройский“! — зло думал Лешка. — Вот же напасть, кобыла ее забери. И ничего не сделаешь со своей рожей пацанячьей. Хоть бы щетина начала расти! А вот хрен мне на воротник, даже пушка толком нет…»

После допроса Мухаммед-бека чекисты позвали Алешку присутствовать на обыске. Как оказалось, казна, большой кувшин с золотыми монетами и украшениями, была закопана в самом кишлаке, в самом бедном домишке, а присматривал за ней такой же бедняк.

Золото тщательно пересчитали и описали, а потом изъяли, претендовать на него Лешка не стал, но при этом сильно растерялся. В голову никак не лезло то, что сторож, при всей своей бедности и общей ненависти к беку, бережно хранил его казну и даже попытался броситься на чекистов.

Объяснил опять Бердыев.

— Можно закопать в горах, но так, надежней, — туркмен ухмыльнулся. — Сторож будет хранить и детям своим завещает хранить. И монетки ни возьмет, даже если с голоду будет помирать. Такие у нас правила. Всегда так было. Считается, что бек оказал доверие, приблизил к себе. А верность в наших местах не пустой звук. Сторож лучше убьет себя, но не выдаст. Как это сказать, я в книге читал… здесь живут еще… феодальным строем, совсем по-другому. Вот, вроде правильно. И просто сказать — ты свободен, мало. Надо много времени. Но, все равно, как только опять появятся беки и баи, все сразу вернется. В крови это. Я много читал, уже не такой темный, но когда смотрю на бека — боюсь его. Не смейся, правда, боюсь. Говорю же, в крови это.

Лешка послушал туркмена, вспомнил, что примерно так и получилось в его времени, а потом выбросил сразу все мысли по этому поводу из головы. Многие раздумья — многие печали. Если много думать, воевать некогда станет. А если не воевать — что тогда делать? Со скуки изойдешь.

Начитавшись разного о ВЧК, Лешка думал, что Измаилу воздастся сторицей за подлость и коварство, но, судя по всему, его даже не били. И тем более не расстреляли, во всяком случае, пока не расстреляли.

А ближе к вечеру чекисты взялись уже за Лексу и его людей. Допрашивали очень вежливо, но въедливо, пытались ловить на словах и аккуратно нажимать. Это немного выбило Алексея из колеи, но он прекрасно понимал, что у чекистов такая работа. Опять же, никакой вины он за собой не чувствовал.

Девочки, узнав, что родители погибли, долго плакали, а потом так и заснули, прижимаясь к Костику. Костя твердо решил их забрать в Коканд, а уполномоченные возражать не стали.

Алексей лежал на кошме, смотрел на небо и просто наслаждался спокойствием. И очень скучал по Гуле.

А когда закрыл глаза, перед глазами сразу встал тоненький и изящный женский силуэт, весь мерцающий, словно закутанный в волшебное покрывало.

— Любишь меня, Лекса Турчин? — прошелестел едва слышный голосок. — Скажи мне!

— Люблю! — беззвучно прошептал Лекса.

Гуля звонко рассмеялась, Лешка почувствовал на щеке ее губы.

— И я тебя люблю, Лекса Турчин! — тихо прошептала она. — Больше жизни люблю! И всегда буду ждать! Я твоя, всегда твоя! Без тебя я не хочу жить…

Неподалеку в который раз завыл шакал, моментально выбросив Алешку в действительность. Лекса сначала обругал подлую животину, потом выматерил себя за лишнюю впечатлительность и уже по-настоящему заснул, крепко и без сновидений. А когда проснулся, твердо решил сделать Гуле предложение.

К утру следующего дня отряд вернулся в расположение.

— Лекса! — счастливо заверещала Гуля, повиснув у него на шее.

Лешка прижал ее к себе и шепнул на ухо:

— Выйдешь за меня?

— За тебя? — Гуля пристально посмотрела на Алексея и сурово ответила. — Еще подумаю! — А потом, счастливо рассмеялась и со слезами в голосе запричитала. — Конечно, выйду, дурачок. Я как только тебя увидела, сразу решила, что выйду за тебя!