Старик похлопал себя по карманам добротной кожаной куртки с большими накладными карманами. Здесь в 19 веке такую деталь гардероба я вижу впервые.
— Так это, барин, все равно что из одного кармана в другой переложить. Лучше с оброка списать. Это как ни как больше половины с одной души будет.
Я позвал Серафима, который на пару с Андреем ожидал моего вердикта.
— Заверни мясо в ткань, — для этого Пелагея специально дала большой чистый холст, — и иди. Отдашь Пелагеи и жди меня.
Я собирался еще побеседовать с хозяином и самое главное посмотреть его хозяйство.
— Покажи–ка мне, Тимофей Ильич, своё хозяйство.
Хозяева правильно оценили ситуацию и попридержали своих животных дома. А возможно, что их Серафим надоумил во время своего первого раннего визита. Для меня это совершенно без разницы. Главное, что показали то, что мне хотелось увидеть.
Меня впечатлили только свиньи. Я ни как не ожидал увидеть таких крупных и упитанных животных.
Заметив моё удивление старик Новосёлов довольно объяснил.
— У нас некоторые дураки Степаниду колдуньей зовут. А моя баба с Васькиной женой родня. Вот она и рассказала некоторые её секреты. Васька сделал мне хорошую крупорушку. Только крутить её надо вдвоем, но мужиков у нас пока, слава богу, хватает, — старик откинул полог и показал свою кормокухню.
Подождав пару минут, пока я все рассмотрел, он продолжил.
— Из избы приносим кипяток и запариваем помол, как Степанида делает. Вот мои свиньи и растут хорошо. А еще я, барин, такую штуку приметил. Ежели запаренного даешь больше, то и мяса больше получается. А на траве, тыкве да картохах сало больше.
— Ишь-ты, молодец какой, углядел секрет. А другим говорил?
— А кому тут говорить? — старик развел руками. — Степаниде сказал, а другим без пользы. Может быть только Сидору еще надо сказать. Ведь для этого, барин, зерна должно быть достаточно.
«Да, не дурак дед, — подумал я. — Зрит в корень. Сейчас наверняка опять услышу про какие-нибудь художества этой подлой твари, обиравшей меня».
— Управляющий был такая пройдоха, поискать еще надо. Сначала землицы было маловато, иной раз концы с концами еле сводили. Когда лет пять назад неурожай был, нас голод тоже не обошел. Даже народ умирал. Он когда барскую скотину раздал, то и землицы подкинул. Ну тут вроде бы должно зерна побольше быть. Так ведь прошлый год опять неурожай был, — последние слова старик не сказал, а громко выкрикнул и отвернулся.
Мне показалось, что на глазах у него навернулись слезы.
— У меня, да у Степаниды, деньжат немного водится. Мы с ней можем в той же Калуге и подкупить если что. А больше ни кто так не может. Так что, кому говорить-то тут, барин? Голода прошлый год не было, но и сытости особой не видели.
— А в этом году как? — спросил я.
Староста Сидор утверждает, что скорее всего зерна будут даже излишки, немного правда. Но новосёловское мнение наверное мне будет интереснее.
— Сидор еще когда господский клин убирали сказал, что с зерном будем если по уму убрать, а не по дурости, — старик Новосёлов хотел добавить что-то солёное, но промолчал и перекрестился.
— Господь нам погоду дал, — продолжил он, — и народ хорошо послушался Сидора и своё всем миром убирали. Я сначала ему не поверил, а как всё в снопах под крышей оказалось, то сказал всем, что староста прав. Голода, барин, в этом годе у нас точно не будет и кое-что продать даже можно будет или вот.
Старик Новосёлов показал на своих упитанных хрюшек, которые наглядно демонстрировали разумность их хорошего кормления.
— Я, барин, считаю нам выгоднее хорошо свиней кормить. Мясом выгоды больше, чем зерно продавать. Тут риск какой?
Старик вопросительно посмотрел на меня, понимаю ли я о чем идет речь. Я в ответ засмеялся.
— Риски, Тимофей Ильич, в любом деле есть. Например, падеж. Или как говорится, не в коня корм, её кормишь, а она все в навоз спускает. Да много еще чего может быть.
— Правильно, барин. Но вот мою обувь и сыновей все хвалят. Говорят сносу ей нету. Хотя мы берем дороже других, но у нас очередь. А другой сапожник целями днями мух ловит. Так и в этом деле. За свиньей надо уметь ухаживать и видеть, что из каждой получится.
— А ты их, что насквозь видишь? — усмехнулся я.
— А тут, барин, ума большого не надо. Просто смотри на них чаще, да примечай кое-что. Сколько каждая матка приплода дает, какой он, как сосут. Грамотным надо быть и записывать все это, потом записать сколько тянет каждая туша при забое, — старик начал перечислять азы селекционной работы. — А самое главное любить скотину надо. Я еще мальцом был, так любил больше в хлеву мамке помогать, чем полкать без толку. А сапожное дело у нас в роду еще от древности наверное идет. Но мне больше хрюшки по душе были. Да с моими дедами да батяней было не поспоришь. Дашка у них неделями сидеть бы не могла. Это только я её кобылицу балую.
Чего, чего, а такой тирады ни по смыслу, ни по длительности, ни по складности от простого крестьянина я не ожидал.
Чтобы скрыть свое смущение и удивления, я сделал шаг в сторону станка, где лежала свиноматка, которая похоже только что опоросилась.
Дюжина поросят усердно сосали мамашу, она от этого тихонько похрюкивала, не обращая внимания на меня и хозяина. Я заметил, что еще пара задних сосков была свободна, а один хитрец пару раз на моих глазах менял сосок.
— Ишь, ты хитрец. Думаю, он, барин, будет покрупнее других, когда отнимать будем. Так вот, барин, мой сказ такой. У меня свиньи в деревне самые крупные. И у некоторых мяса больше бывает больше, чем сала.
— А зачем ты, Тимофей Ильич, все это мне рассказал? — я вопросительно посмотрел на старика.
Он прищурился и хитро улыбнулся.
— Сорока на хвосте принесла, что наш барин хочет свою скотину завести и интересуется что у кого есть. Мои свиньи дюже хороши, вот думаю барин глядишь и моих приглядит для себя.
— А тебе то какой резон в этом? — удивился я.
— Так у меня, барин, родни в деревни сколько. Я же не могу всех за так и почти даром обувать. А будет барин богатеть, глядишь и мужику что-то перепадет. Родитель ваш, Егор Петрович, да и дед тоже, когда в силе были, мужика не обижали и всегда делились своим богатством. Это супостаты подкосили имение, потом батюшка ваш болеть стали. А уж когда этот пришел…
Старик махнул рукой и опять отвернулся.
— Порадовал ты меня, Тимофей Ильич, порадовал. А скажи-ка мне вот что. А вес какой твоих свиней перед забоем бывает. Ты ведь наверняка взвешиваешь.
— Живую свинью, когда она уже взрослая, взвесить трудновато, поэтому редко это делаем. В основном на глаз определяю. Пудов по шесть бывает, иногда семь. Меньше редко. А после забоя все до кусочка взвешиваем. Пять пудов это хорошо, меньше плоховато, а уж четыре ни куда не годиться.
— Хорошо. Ты мне, когда попрошу, на племя троечку свинок отбери от самых продуктивных самок, и чтобы помясистей. И хрячка, а то и парочку. От них тоже многое что зависит.
— Знамо дело, барин. От плохого хряка хорошего приплода не жди. Какая бы там у тебя свиноматка не была. Хряк это полдела, — старик Новосёлов явно был доволен беседой с барином.
Мне даже показалось, что он немного распрямился.
— Не буду тебя, Тимофей Ильич, учить, ты в этом деле, как я погляжу, специалист хороший, — не знаю в ходу ли сейчас слова племя, продуктивность и специалист, но мой собеседник похоже меня отлично понял.
— Все сделаю, барин, в самом лучшем виде. Только лучше свиноматок штуки четыре взять, если два хрячка брать.
— Так ты меня разоришь своей племенной скотиной, — засмеялся я. — Ладно потом, ближе к делу решим. Ты мне вот еще что скажи. Степаниду говоришь колдуньей некоторые кличут, а тебя колдуном не зовут.
Тимофей Ильич весело засмеялся.
— Кликали, барин, её колдуньей. Да сейчас язычки прикусили. У Василия знаешь кулаки какие, да и кузнец он от бога. У нас во всей округи таких больше нет, бают даже калужским с ним тягаться тяжко. А у колдуна очередь на сапоги, вдруг обидится, что тогда?
«А что тогда? — подумал я. — Босиком ходить придется».
— Ведь зубоскалить и поганый язык распускать можно только когда сдачи не получают. Вот Серафима с его Настеной обижали когда они сиротствовали с одной бабкой на двоих, а как года два в силу вошел, так языки прижали. А Сидору, старосте, еще недавно некоторые остряки могли в лицо шуточки отпускать. А как Манька с пацанов на мужиков перешла, так теперь все боятся.
— А что она и с мужиками может подраться? — поразился я.
— Она за деда на кого угодно бросится. Зимой как-то вилы схватила и на управляющего пошла. Он потом их избу стороной обходил. Если что надо было через соседей передавал.
От Новосёловых я ходил под большим впечатлением от разговора с их большаком.
Похоже основу моего будущего племенного хозяйства составят местные породы: новоселовские свиньи и точно телочки от Степаниды.
«Самая продуктивная корова у неё скорее всего стельная, надо на эту тему срочно переговорить», — подумал я, когда вернулся к себе.
Настроение у меня было отличное, еще бы такой удачи от похода в деревню я ни как не ожидал. Конечно я понимал, что возможно это просто какое-то невероятное везение. И на тебе суперсвиньи в деревне, да еще в семье каких-то крутых сапожников, и суперкорова, опять же в довесок к кузнецу золотые руки.
Хотя если хорошо подумать, то ничего тут странного нет и все очень закономерно.
В каждой деревне и каждом селе всегда были, есть и будут хотя бы процента два-три тех, кто живет лучше других своим честным трудом и умом.
Когда начальство, а сейчас баре, просто твари, этих людей не видно. Они в силу своего ума маскируются так, что никакая спецслужба их не разоблачит.
А когда начальник или как сейчас барин, умница и человек, то эти люди сразу же раскрываются.
Так что все правильно и иначе быть не может.
Просто вы, Александр Георгиевич, молодец. Народ он в корень зрит и уже оценил вас. Так что так держать, нос не задирать и помнить, что в обличие дворянина и барина образца 1840 года простой русский работяга более позднего разлива.
В своих восторгах от беседы со стариком Новоселовым, я забыл попросить его продать мне свиные щечки и другие нужные мне детали свиньи, необходимые для других экспериментов.
«Не беда, — подумал я. — Сейчас пообедаю и займусь обучением будущих беконоведов. Проконтролирую будущего Вильгельма, пригляжусь к его суженой, что в ней такого, что мужиков умудряется гонять. А вечерком прогуляюсь и зайду к Степаниде и еще раз к Новосёловым. Попрошу зарезать еще одну свинью и договорюсь купить у него свиные щеки и все остальное».
Вернувшись в усадьбу, я обошел все хозяйственные постройки и своим опытным строительным взглядом оценил их состояние. Порадовало только что, что ни где не увидел дырявых крыш. Все крыши были крыты так называемым гонтом.
Настоящий гонт я видел в реальной жизни однажды, когда мои работяги строили распальцеванный коттеджный поселок в Подмосковье.
Проблем там у нас не было. Из-за бугра привозили деревянные дома, сделанные в Европе на заводе, затем аккуратно разобранные, упакованные и за большие деньги привезенные к нам.
Мы их собирали согласно инструкции, и получали за каждый дом неплохие живые деньги.
Но был один дом, где хозяину оказалась нужна деревянная крыша, крытая этим самым гонтом.
Ей занимались какие-то специально обученные люди и взяли они за крышу наверное больше, чем мы за два стандартных дома.
Мне это стало интересно и я поинтересовался что это такое. И вот теперь я вижу крыши усадьбы, крытые этим самым гонтом.
В экскурсии по усадьбе меня сопровождал наш дворни к и истопник Федор. Он Нестеровым начал служить чуть ли не с десяти лет и помнил то, что другими уже забылось.
— Федор, а ты помнишь в каком году эти крыши перекрывали? — спросил я, будучи уверенным в положительном и подробном ответе.
— Точно, барин, не скажу. Но это было где-то в тот год, что вы родились. Ваш батюшка, Георгий Петрович, пару лет деньги собирал. Артель была вольных мужиков из Петрозаводска. Они и гонт оттуда привезли, он из их лиственницы, колотый, а не пиленый. Высушен правильно и скат видите какой крутой, — скат всех крыш покрытых гонтом был на глаз около шестидесяти градусов.
Это понятное дело не давало ни воде, ни снегу скапливаться на крыше и порывы ветра легко уносили любой мусор.
— Те мужики говорили, что эти крыши простоят лет сто, а то и больше, — Федор покрутил головой обозревая крыши. — Меня когда на дворницкое дело поставили, особо про крыши наказывали. Но ухода за ними всего ничего. Я два раза в год чищу их от мусора и всё, слава богу.
Крыши действительно были почти в отличном состоянии, жалко конечно что сейчас нет нормальных красок или лаков. Если такую крышу мне поручили бы привести в порядок в моем прошлом прорабстве, то про неё сказали бы потом, что она в идеальном состоянии.
— Двадцать лет простояли, — я тоже покрутил головой вслед за Федором. — А выглядят как новые, почернели только.
А вот внутри всех сараев и прочего был откровенный бардак и запустение. Во многих местах грязь и такой слой паутины, что невозможно разглядеть что она скрывает.
Но везде сухо и нет запахов плесени, а самое главное следов обитания грызунов и летучих мышей.
Федору похоже вид внутренностей сараев был неприятен, он скорее всего счел, что я начну предъявлять ему претензии и начал оправдываться:
— В одни руки, барин много не сделаешь. Тут мне помощник нужен.
— Найдем мы тебе помощников, не оправдывайся. Ты вот скажи почему грызунов тут нет?
В этот момент я услышал характерные «ух-ух» и «ух-ух-хыч» и подняв голову, увидел ответ на свой вопрос.
Под самым перекрытием сидели две совы и в одна из них держала еще трепыхающуюся мышь.
— Тут барин и другие охотники есть, ежи и ласки, — Федор ткнул палкой в полутемный угол. — Вон глазками сверкает.
Кто там сверкал глазками я не увидел, но сторожу наверное виднее.
Осторожно обойдя все сарая, я в конечном итоге остался доволен, не увидев ничего страшного и негодного.
Конечно надо будет потрудится и не один день, подметание только чего стоит, а ведь надо сделать еще и влажную уборку, дезинфекцию и прочее.
Один из сараев стоящий на отшибе, привлек моё наибольшее внимание. Возле него росла большая настоящая корабельная сосна и было странно, что её еще никто не спилил.
Под ней был толстый частично уже перепревшей слой хвои. Я палкой разворошил её и увидел не растаявшие характерные крупнозернистые крупинки старого снега.
— Федор, а в глубине леса сейчас можно найти не растаявший прошлогодний снег?
— Конечно можно. Граница нашего имения со стороны Торопово Дунькин овраг. Так там есть места, где снег под листвой и землей иногда до следующей зимы лежит. Только он в это время часто в лед превращается.
— А топорами и пилами его можно взять?
— Можно взять, ума большого не надо.
Я с малолетства помнил, как в деревне мы, мелкая ребятня, собирались в конце лета и шли искать в лесных оврагах старый, слежавшийся с прошлой зимы снег. Иногда, когда лето бывало особенно жарким, наши поиски заканчивались неудачей.
Но это бывало редко, чаще всего нам удавались наши поиски и мы довольные набивали этим снегом и льдом специально прихваченные для этого хозяйственные ведра.
Зачем мы это делали, я не знаю. Но это был какой-то почти священный ритуал. Снег и лед почти всегда мы находили в одних и тех же местах и постоянно заключали пари: растаял ли он в этом году.