Экипажи Дмитрия Тимофеевича скрылся за поворотом дороги, оставив после себя лишь облака пыли, да затихающие звуки цыганской музыки. Я стоял на крыльце, провожая взглядом удаляющиеся огоньки фонарей, и мысленно возвращался к событиям прошедшего вечера.
Всё-таки очень здорово было то, что я решил в очередной раз блеснуть кулинарными талантами. Благодаря «французским» разносолам мне удалось свернуть со скользкого разговора о матримониальных планах дорогих гостей на кулинарные изыски.
И надо сказать, план сработал лучше, чем я ожидал.
Вечер начался, как и предсказывал я сам себе — Самохватов сразу взял быка за рога. Едва мы уселись за стол, как он начал расхваливать достоинства своей дочери и намекать на выгоды возможного союза.
— Аглаша у меня девка золотая, — говорил он, отправляя в рот кусок карасей в сметане. — И хозяйственная, и красивая, и приданого дам — закачаешься!
Аглая Дмитриевна при этом скромно опускала глаза и краснела — весьма искусно изображая застенчивость.
— Пятьдесят тысяч рублей наличными не меньше, и не ассигнациями, а серебром! — объявил купец. — Плюс дом в Калуге, плюс лучшую лавку. Будите при деньгах!
Но как только на стол стали подавать французские блюда, ситуация резко изменилась.
— А это что за чудо? — воскликнул Самохватов, попробовав салат.
— Французский рецепт, — объяснил я. — Называется «Оливье».
— Объедение! — восхитился купец. — Аглаша, попробуй! Вот какие секреты ты из Парижа привез!
Омлет «Пуляр» купец умял молча, только крякнул от удовольствия, а вот следующий салат оценил.
— Этот салат попроще, — высказался он, поглотив советский вариант. — А почему «Советский»?
— Да откуда знаю, этих французов не поймешь, что у них в головах. Иногда мне казалось что в голове у них опилки, да-да-да, — пожал я плечами и скаламбурил по памяти.
Шутка мультяшного Винни Пуха из моего детства купцу очень понравилась и он в буквальном смысле загремел лошадиным смехом.
И вот с этого момента разговор пошёл совсем по другому руслу. Самохватов забыл про сватовство и увлёкся обсуждением кулинарных талантов потенциального зятя.
— Да я смотрю, твой повар редкостный мастер! — говорил он, пробуя крем-брюле. — Такие блюда и в лучших ресторациях Москвы не подают!
— Далеко не во всех, — скромно согласился я.
— А знаешь что, Александр Георгиевич, — вдруг загорелся Самохватов, — а что если нам ресторацию открыть? В Калуге? Я деньги дам, ты научишь поваров готовить — золотое дно получится! А там глядишь и в Москву двинем. И даже в Петербург! А что? Другим можно, а почему не нам?
Аглая с удивлением посмотрела на отца. Видимо, такого поворота она не ожидала и от неожиданности по моему даже на какое-то время утратила дар речи.
— Ресторацию? — переспросил я.
— А что? Дело выгодное! Народ у нас денежный пошёл и захочет где-то хорошо поесть. А таких поваров, как у тебя, в нашей губернии нет!
И вот тут я понял, что неожиданно получил козырь. Самохватов — купец до мозга костей. И если он почувствует запах прибыли, то жадность может перевесить даже планы на дворянского зятя.
Всё таки эта публика сделана из другого теста. Деньги это для них главная ценность. Как там классики говорили? За триста процентов прибыли капиталистические акулы мать родную продадут. Дословно не помню, но как-то так.
— Идея интересная, — сказал я осторожно. — Но мне сейчас не до рестораций. Дела в имении, а потом…
— А что потом? — насторожился Самохватов.
— А потом мне нужно выполнить волю покойных родителей, — вздохнул я театрально. — Как-то не по-христиански сейчас о женитьбе думать, когда батюшку с матушкой похоронили меньше двух месяцев назад.
Аглая скорчила кислую мину, для неё похоже такие высокие материи пустой звук. Особенно тогда гормоны мозг выносят. Самохватов тоже помрачнел, он видимо немного из другого теста, но тоже такого значения христианским ценностям не придает.
— И что же нужно делать? — спросил он.
— Паломничество совершить. В Тихвинский монастырь, к Александру Свирскому. Там пожить, помолиться за упокой души родителей. Год траура ещё не прошёл.
— Понятно, — протянул купец. — Дело, конечно, святое…
Но я в этот момент был уже уверен, что он сейчас больше думает не о дочкиной свадьбе, а о возможной прибыли от ресторанного бизнеса.
Да, вечер конечно похоже даст мне обильную пищу для размышлений как мне избежать самохватовских объятий.
Настойки и наливки ключницы из нижних подвалов у нас действительно хороши. Под конец посиделок купец дошел до нужной кондиции и перед отъездом еще раз повторил своё предложении взять в жены Аглаю Дмитриевну и озвучил следующие свои финансовые предложения: он еще и обязуется простить все мои долги перед ним, которые очень не маленькие — со скупленными у других кредиторов они составляют сорок тысяч.
Милейший Дмитрий Тимофеевич под конец вечера был совершенно пьян и язык свой контролировал плохо. Поэтому что я, сделав удивленные глаза, невинно спросил:
— Дмитрий Тимофеевич, просветите, это в серебре или в ассигнациях?
— В ассигнациях, откуда у наших голодранцах такие деньги, чтобы давать в серебре. Твой покойный батюшка эти деньги занимал почти у таких же как он. К тем, кто дают в серебре, я даже и не подъезжал.
Ну, что же на этом фронте пока выиграно время. Думаю, до следующей весны. И что очень важно, я проанализировав бумаги батюшку примерно сумею понять, какие долги перекупил Самохватов.
Кредиторы, которые уступили ему, в его глазах голодранцы. Значит это скорее всего не очень богатые помещики и которые занимали не очень большие суммы. Таких достаточно много, тех кто занимал сотни или в лучшем случае пару тысяч.
Аглая Дмитриевна визитом ко мне была явно разочарована: надула губы и было зла как мигера и не скрыла своего раздражения болтливостью папаши.
Похоже в пьяном виде он авторитетом не пользуется, так как «любящая» дочь помогала ему заползать в карету с применением мер физического воздействия. В один из моментов мне даже показалось что купчина даже получил от неё подзатыльник.
Стоя на крыльце в наступившей ночной тишине, я размышлял о произошедшем.
Идея с рестораном на самом деле была не так уж плоха. Вопрос о том, как зарабатывать деньги, по-прежнему стоял открытым. А кулинария, как это ни странно, могла стать тем локомотивом, который подтолкнёт всё остальное.
Более того, если Самохватов увидит в ресторане прибыльное дело, то я буду устраивать его больше как деловой партнёр, а не как зять. Жадность может пересилить матримониальные амбиции.
Но опасность неожиданной женитьбы на Аглае Дмитриевне всё равно оставалась. Купец время данное мне на размышления четко не обозначил, но думаю что ответа потребует намного раньше чем весной. Ничто не мешает о помолвке объявить хоть завтра, а венчание, да пожалуйста, через год.
Так что шевелится вам, Александр Георгиевич, надо. Вернее крутится как вошь на гребешке, как любили некоторые говаривать в «святые», будь они не ладны, девяностые.
От неприятных, внезапно нахлынувших воспоминаний, я неожиданно захотел есть.
Войдя в дом, я направился в столовую, где еще не убрали со столов. После богатого ужина с гостями хотелось чего-то простого и домашнего.
— Пелагея, — позвал я кухарку, — что у нас есть из еды, что-нибудь попроще?
— Да вот, барин, тушеные заячьи почки остались. Могу с гречневой кашей подать.
— Отлично, — сказал я, а про себя подумал, что у 21 веке это вообще-то редкий деликатес.
Я сел за стол и принялся доужиновать. Заячьи почки были приготовлены превосходно — нежные, сочные, с тонким вкусом дичи. Гречневая каша — рассыпчатая, ароматная.
Пока я ел, мысли опять вернулись к разговору с Самохватовым. Ресторан… А почему бы и нет? В конце концов, готовить я умею, поваров подготовлю, нет вопросов, клиентура в Калуге найдётся, а купец готов вложить деньги.
Мысли свернули на меню. Что бы я готовил в своём ресторане? Обязательно достаточно большое разнообразие блюд европейской кухни. И конечно, русскую кухню, как основа меню, но с изысками.
Например, тушёные телячьи щёки с гречкой или полбой — классическое блюдо всех хороших ресторанов. Нежное мясо, которое буквально тает во рту…
И тут меня осенило. Телячьи щёки, правильно приготовленные, по консистенции очень напоминают… тушёнку! Те же волокна, та же нежность, то же ощущение, что мясо разваливается от одного прикосновения вилки.
«Тушёнка», — подумал я, откладывая вилку.
А ведь это же суперидея! Это же рычаг с помощью которого можно попробовать перевернуть мой личный мир! Консервированное мясо, которое можно хранить месяцами, возить на дальние расстояния, использовать в походах, в армии, в дороге…
— Степан! — позвал я.
— Слушаю, барин.
— А ты знаешь, что такое тушёнка?
Степан почесал в затылке.
— Слышал в Париже, но не видел. Очень говорили дорогая.
— Вильям! Пелагея!— крикнул я. — Идите сюда!
Вильям появился в дверях, вытирая руки — видимо, помогал на кухне. А Пелагея была еще в столовой.
— А вы знаете, что такое тушенка?
— Я, нет, — коротко ответила Пелагея.
— Слышал, сэр. Но ничего толком не знаю, — пожал плечами Вильям.
Я напряг свой интеллект, последние дни мне иногда по мелочам из каких-то подвалов памяти извлекать достаточно забытые знания.
Вот и сейчас я вспомнил, что когда-то слышал, что мясные и консервы изобрел какой-то француз во времена Наполеона. Но сначала это дело пошло не очень широко, так сказать в «народ» консервы пошли через несколько десятков лет.
Слова Пелагеи, что она не знает, что такое тушенка, очень ценные. Они косвенное свидетельство, что в России этого нет или еще очень большая редкость.
А вот слова Степана и Вильяма вообще бесценны. Степан большая пройдоха и если бы консервы были вещью распространенной, он наверняка узнал бы их. А господин англичанин естественно и слышал бы и что-то знал.
Как всякий простой житель России образца начала 21 века, имеющий опыт советской жизни, я в технологии приготовления тушенки в домашних условиях был большой докой. Тем более чего только в своё время не приходилось консервировать.
Поэтому особого труда представить как это все должно выглядеть в более масштабном производстве труда не составило.
Я уже хотел направиться в свой кабинет, чтобы начать сегодня конкретно работать над воплощением своей идеи, как внезапно увидел что Вильям, Степан и особенно Пелагея ждут моих разъяснений.
— Смотрите, что получается, — решил я провести маленький ликбез. — Тушёнка — это мясо, которое можно хранить очень долго. Месяцами. И оно не портится.
— Как это не портится? — удивился Степан. — Мясо же быстро тухнет.
— А если его правильно приготовить и правильно упаковать, то не тухнет.
— И как же его упаковывать? — заинтересовался Вильям.
— В банки. Стеклянные или жестяные. Герметично закрывать, чтобы воздух не проходил.
— А зачем это нужно? — спросила Пелагея.
— Представьте, — сказал я, воодушевляясь, — солдаты идут в поход. Или купцы в дальний путь. Или корабль плывёт в далёкие страны. Что они едят? Сухари, солонину, крупу. А если бы у них была тушёнка? Открыл банку — и готовое мясо, вкусное, сытное!
Вильям все таки сделан уже немного из другого теста и он первым оценил мою идею.
— Понимаю! — сказал он с воодушевлением. — Это же революция в питании! Такой продукт найдёт покупателей везде — в армии, на флоте и среди путешественников…
Время было уже позднее и детское явно давно закончилось. Да и толочь воду в ступе явно ни к чему.
С троицей слушателей моих рассказов о тушенки можно вполне просидеть полночи. Но в кармане от этого не прибавится. А вот убыток вполне может быть приличный.
В уборочную страду день год кормит. Эту поговорку я в своё время слышал много раз. И сейчас у меня как раз такая ситуация.
Вильям болтун еще тот и вполне может просидеть несколько часов, настроив свои локаторы на болтовню барина.
А утром наверняка проспит и во время не явится на поле. А его Сидор Матвеевич поставил на очень ответственный участок уборочных работ: Вильям начал принимать привезенные снопы. От его правильной работы зависит как они будут досыхать. Одного барского гумна и двух овинов должно хватить на весь урожай с господской запашки и возможно принять что-то и с крестьянского клина.
Перед самым появлением самохватовского приказчика мужики мне говорили, что урожай в этом году в нашем уезде везде желает лучшего. И это означает, что на горизонте маячит страшная напасть — голод.
Поэтому надо максимально собрать имеющееся на полях без потерь и не важно чьи это поля, барские или крестьянские.
Мужики не сказали мне напрямую, но из их слов понятно, что они надеются, что барин разрешить им досушивать на своих гумне и овинах и крестьянские снопы.
Так что господину бусурману неожиданно достался один из самых ответственных участков уборочных работ. Брехать, как известно не пахать. И через недельки две я увижу: он брехун или все таки пахарь.
Ночью после визита купца была у меня были самые настоящие полеты во сне и наяву. Алкоголь в крови и мысли о всяких тушенках и сгущенках так возбудили мой мозг, что мне всю ночь снились сны как я строю большой консервный завод под Калугой и заваливаю Россию различными консервами.
Успех моего предприятия столь огромен, что я быстро начинаю продавать тушенку в Европе. А затем лично везу целый пароход в Америку, где мне удается сразу же покорить Нью-Йорк.
Хорошо, что августовские ночи еще короткие и мой коммерческий успех в Америке в сонных грезах был самым бесцеремонным образом прерван голосистой утренней компанией за окном. А иначе я бы наверное в своих снах, на ядре скорее всего, повез бы тушенку каким-нибудь обитателям Марса.
Весь следующий день я провел с народом на своем поле. Я оказался прилежным и способным учеником и освоил азы работы с серпом, успешно попробовал косить литовкой и вязать снопы.
То, что барин вместе со всеми убирает урожай, было для моих крепостных почти чудом. И оно явно пошло на пользу делу. Даже на мой взгляд начинающего хлебороба господский клин убирался быстро, а самое главное качественно.
За два дня было убрано десятин тридцать. На закате я перед тем как ехать домой прошелся по уже убранному полю и увиденная картина порадовала меня.
Стерня была чистой и ровной и мне не удалось набрать даже десятка оставшихся в поле колосков.
Мне сразу же вспомнились постоянные разговоры с моей молодости о снижении потерь при уборке. Меня почему-то всегда чуть ли тошнило от них, особенно когда в армии во время обязательного просмотра программы «Время» приходилось всю осень чуть ли не каждый вечер смотреть идиотские репортажи с полей.
Но сейчас эти воспоминания вызвали только грусть. В моей новой жизни мне наверняка не суждено увидеть ни телевизионных репортажей, ни с ветерком прокатится на мотоцикле, ни попросить «Алису» вечером после работы включить какую-нибудь любимую мелодию.
Во время позднего ужина Пелагея несколько раз озабоченно посмотрела на меня, а потом не удержалась и спросила:
— Понимаю! Барин, а у нас что-то случилось?
— Пелагея, с чего ты взяла? — удивился я.
— Да уж очень вид у вас озабоченный и грустный.
— Не переживай напрасно, я просто очень устал. Я ведь первый раз в жизни целый день проработал вместе с мужиками на уборке и устал аки пес.
Оказавшись в постели я действительно понял, что очень устал. Неожиданно заныла поясница и начали гореть руки наколотые при вязке снопов. А потом сразу же вспомнились разговоры мужиков, что в этом году опять не урожай и возможно опять зимой будет голодно.