Полукровка

6



Енотовидный щенок оказался еще более требовательным спутником в путешествии, чем Сорча, хотя, как и ей, теплый ужин и уютный отдых пошли ему на пользу. Когда они остановились на ночлег, щенок все еще дрожал от страха, хотя остаток дня почти не шумел. Орек провел большую часть вечера, подкармливая его отборными кусочками своей еды.

Щенок казался достаточно взрослым для употребления твердой пищи, но Орек сначала смочил уголок тряпки в бульоне и дал ему пососать его. Маленький енот радостно запищал и загнул свои маленькие коготки в хватательных движениях, требуя большего. Орек вытащил кусочки мяса и моркови из своей миски с тушеным рагу, подождал, пока они немного остынут, чтобы разделить на небольше порции.

— Ах-ах, даррах, помедленнее, — упрекнул он жадное маленькое существо, выхватывающее еду из его пальцев.

Малыш с удовольствием проглотил лакомый кусочек, урча и попискивая, сверкая черными глазами, пока, наконец насытившись, не уснул.

Орек не совсем понимал, что заставило его взять это юное создание. Он повидал немало животных, попавших в беду. Он помогал, где мог, кормил матерей с детенышами, прекращал страдания больных или раненых, воссоединял потерянных младенцев с разыскивающими их матерями. Да, он охотился для клана, но это не означало, что он действовал жестоко или относился ко всему как к добыче.

Щенок был так мал, но обладал сильным духом. Он уже учился доверять, и Орек мог признать, что ощущать теплую тяжесть на груди было приятно.

— Приятных снов, даррах, — промурлыкал он, наконец-то принимаясь за тушеное мясо.

Сорча спокойно наблюдала за происходящим с другой стороны костра, на ее губах играла загадочная улыбка. Он не знал, что это значило, и краснел каждый раз, когда смотрел на нее.

Действительно, он никогда в жизни так сильно не краснел, как с этой женщиной. Это было жалко.

— Как ты его назовешь? — тихо спросила она.

Орек удивленно посмотрел на нее. Он не думал о том, чтобы дать имя детенышу, он вообще ничего в своей жизни не называл. К чему-то с именем было легче привязаться.

Орек посмотрел на спящего щенка. Проведя пальцем по его голове и спине, енотик зевнул и радостно пискнул, зарываясь в тепло груди.

— Я об этом не думал, — признался он.

— Как ты его называешь?

— Даррах.

— Это по-орочьи? Что это значит?

— Это… маленький желудь, — еще один румянец выступил на шее Орека. — Потому что он упал с дерева.

Ее улыбка стала шире, теплая, искрящаяся, что вызвало в нем два совершенно разных чувства. Первым было удовольствие, новое и захватывающее. Ему нравился вид ее улыбки, нравился вид этих ямочек на щеках и то, как улыбка и свет костра играли с веснушками, покрывающими ее кожу.

Но был также глубокий, мучительный ужас. Сродни тому глубокому страху, когда он был юнлингом, прячась от Калдара и других, когда они хотели его избить. Это была угроза чего-то большого и ужасающего… и все же это было чем-то другим. Не… плохим. Даже если что-то внутри него безвозвратно изменилось. Эта улыбка творила с ним такое, чему он не мог дать название или полностью понять.

Эта улыбка могла потребовать от него того, чего никто другой не осмелился бы просить — или даже не захотел бы.

Пугающая мысль: он, скорее всего, готов был сделать всё, что она попросит, просто ради этой улыбки.



На следующий день, наконец, они добрались до деревни людей, про которую говорил Орек. Он знал, что она будет там, знал, что они доберутся до нее в тот же день — и все же первый вид окраинных построек был… нежеланным.

Он услышал резкий вздох Сорчи и остановился, потому что она тоже остановилась. Она широко раскрытыми глазами смотрела на дома, из труб которых поднимался дым. Орек мало знал о человеческих домах, но они казались достаточно большими и ухоженными, окружающие заросли были расчищены для защиты от летних пожаров, а между зданиями проложены небольшие дорожки, по которым годами ходили в ботинках.

— Это она?

Орек кивнул.

Ее рот открылся, но она не произнесла ни слова.

Ему отчаянно хотелось, чтобы она что-нибудь сказала.

Вместо этого она погладила щенка, над которым ворковала все утро. Вместо того, чтобы задать ему сегодня еще один шквал вопросов, она обращалась к еноту, задавая бессмысленные вопросы вроде того, сильный ли он, красивый ли, глупый ли. Она пропела все это, и Орек понял, пока они шли, а деревня маячила все ближе, что он немного завидовал щенку.

Он знал, что его время с ней подходит к концу, и, по крайней мере, внутри он был готов признать, что хотел больше ее вопросов… больше ее внимания, прежде чем она уйдет от него навсегда.

Тем не менее, он ловил каждое ее слово, когда она пела глупые песенки и спрашивала, какие у него любимые блюда.

Возможно, это к лучшему, подумал он про себя, наблюдая, как она продолжает смотреть на деревню.

Ночной сон не избавил его от беспокойства, вызванного ощущением произошедшей в нем перемены. Первые зачатки привязанности пустили корни, такие же прочные, как заросли плюща, что цеплялись за деревья и взбирались все выше к солнцу. Она… нравилась ему. И это приводило его в ужас.

Даже больше, чем его зверя-собственника внутри, рычащего не отпускать ее.

Возможно, то, что они расстанутся сейчас, к лучшему.

Лучше бы он никогда не позволял этой привязанности расцвести — потому что знал, так же точно, как знал охотничьи тропы и склон западных гор, что она может погубить его.

Он привык быть один. Так было легче. Он знал, как позаботиться о себе, знал правила своего клана и мира. Ореку не было места рядом с этой человеческой женщиной, ни в ее мире, ни в ее жизни.

Так будет лучше.

Слова застряли у него в животе, как протухшее мясо.

Орек наблюдал за ней краем глаза, не уверенный, что удерживало ее. Он почти ожидал, что она побежит, чтобы впервые за несколько дней увидеть людей, что должно было означать для нее настоящую безопасность. Он полагал, что быть среди себе подобных — это утешение.

Спустя еще одно долгое мгновение она моргнула, как будто просыпаясь, и повернулась, чтобы передать ему щенка. Малыш пискнул и замурлыкал, свернувшись калачиком у него на ладони.

Прочистив горло, но не глядя на него, Сорча сказала:

— Тебе следует называть его Даррах. Твой маленький желудь.

— Хорошо, — согласился он.

Сорча глубоко вздохнула и, наконец, повернулась к нему лицом. Ее улыбка была странно грустной, и если бы Орек лучше знал манеры других, он мог бы подумать, что она стала почти… застенчивой.

— Спасибо тебе, Орек. За все.

От глубокого, проникновенного тембра ее голоса по его шее снова пополз жар. Он покачал головой и отвел взгляд.

— Это было правильно.

— Да, но это было нелегко. Ты ничего мне не был должен и рисковал всем. Я действительно…

К его удивлению, ее глаза остекленели, как будто она была близка к слезам. Внезапно она чопорно протянула ему руку, ее губы сжались в решительную линию.

Орек видел этот человеческий обычай сцеплять запястья. Он протянул ей правую руку, но вместо того, чтобы взять ее за запястье, он притворился невежественным и сжал ее руку в своей. Она была крошечной по сравнению с ним, такой хрупкой, такой мягкой. Его сердце странно забилось в груди, когда она сжала его руку в ответ.

— Что ты теперь будешь делать? — спросила она, не выпуская его руки.

Он оборвал себя на полуслове в ответ на ее вопрос, мысль о том, что завтра, и послезавтра, и каждый следующий день нечем будет заполнить, заставляла его душу сжиматься. Идея вернуться в клан казалась отчаянной надеждой той первой ночью, когда он позволил себе эту фантазию, чтобы набраться смелости для предстоящего шага. Но при свете дня стало очевидно, что путь назад для него закрыт.

Отсутствие Сорчи, как и его собственное, было бы легко объяснить. Даже если бы Орек не привел Сорчу сюда, если бы он расстался с ней в ту первую ночь, или даже если бы он просто разорвал ее путы и отправил восвояси, его все равно обвинили бы сполна. Они бы сказали, что он украл ее для себя.

Темный, уродливый голос внутри него желал, чтобы это было так.

Возьми ее, спрячь, предъяви на нее права.

Теперь все, что можно было сделать, это увести следопытов подальше от человеческой деревни, глубже в западные леса. Он предполагал, что будет бродить, пока его не посетит идея относительно того, что делать. Возможно, он смог бы найти клочок земли, подальше от орков и людей, и назвать его своим. Клан из одного человека.

Ничего из этого он Сорче не сказал. Он ненавидел слезы, скатившиеся с ее нижних ресниц.

Он с удивлением подумал, что, возможно, ей небезразлично, что с ним случится, что она может волноваться за него, когда они расстанутся, — но, как и его обреченную привязанность к ней, он безжалостно отбросил эту мысль.

Она всего лишь проявляла вежливость, всего лишь успокаивала свои собственные опасения по поводу того, что она сделала с его жизнью.

— Я буду охотиться, — вот что он наконец сказал.

Это не было ложью.

По правде говоря, это был его единственный реальный план.

Ее губы сжались в тонкую линию, но она кивнула.

— Если я когда-нибудь смогу отплатить тебе, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, пожалуйста, найди меня. Я не уверена, где мы сейчас находимся, но моя семья живет за пределами деревни Гранах, в Дарроуленде. Спроси дом Брэдей.

Он кивнул в знак согласия, хотя в глубине души знал, что больше никогда ее не увидит.

В груди все сжалось, Орек вытащил маленький мешочек из кармана рюкзака. Тяжелые золотые монеты в нем зазвенели, когда он протянул его ей.

Глаза Сорчи стали такими же круглыми, как монеты в мешке. Она попыталась вложить мешочек обратно в его руку.

— Нет, я не могу это взять.

— Возьми, — настаивал он, опустив руку, сжатую в кулак. Вторая его рука была занята Даррахом. Орек не забирал мешок обратно.

— Но…

— Я собрал немного на всякий случай. Они помогут тебе больше, чем мне. Возьми.

— Тогда, по крайней мере… — она вытащила из кармана кинжал в ножнах, который он ей выменял.

Но Орек на это тоже не согласился.

— Возможно, он тебе еще понадобится.

Ее губы недовольно скривились, но она кивнула и положила кинжал и монеты в карман плаща.

— Спасибо. Если бы я могла отплатить тебе…

Он покачал головой.

— Не стоит.

Она казалась скорее обеспокоенной, чем испытавшей облегчение, но все, что ей оставалось сделать — это глубоко вдохнуть, расправить плечи и сказать:

— Прощай, Орек из клана Каменной Кожи.

Не обращая внимания на боль в сердце, он прижал свободный кулак к сердцу.

— Прощай, Сорча Брэдей из Дарроуленда.

Ее взгляд задержался на нем на долгое мгновение, зияющее молчание, которое он хотел каким-то образом заполнить отчаянным призывом к ней…

Расправив плечи, она развернулась на каблуках и направилась к деревне, ее походка была твердой и решительной.

Орек наблюдал за ней со своего места среди деревьев. Он наблюдал за ней до тех пор, пока не перестал видеть темную кудрявую голову, исчезающую между домами.

Последняя фраза вертелась у него на языке, но он не мог заставить себя пошевелиться.

В его руках Даррах скулил и мурлыкал, снова проголодавшись.

Он спрятал щенка в карман туники и выудил сушеную морковку из кармана. Он отломил кусочек для Дарраха, а другой прожевал сам.

Их окружала тишина леса, но к детским звукам Дарраха было интересно прислушаться.

По крайней мере, если он и не мог вернуться в клан, у него все еще был один маленький компаньон.

Щенок издавал счастливые чавкающие звуки, и это каким-то образом смягчало худшие стороны отчаяния Орека. Искоренение его привязанности было таким же болезненным, как он и подозревал, и знание того, что этому суждено было случиться, было слабым утешением.

Ему нужно было увеличить расстояние между ними, насколько это возможно, ради них обоих. И все же, даже после того, как у него и Дарраха закончилась морковка, он не мог заставить себя сдвинуться с места.

Не оставляй ее, пронзительно взвыл зверь.

Что может случиться, если он останется? Совсем ненадолго. Просто чтобы убедиться.