Полукровка

1



Двадцать лет спустя

Моросящий туман липнул к плащу и плечам Орека, поднимаясь от ветра, когда он приближался к лагерю орков. Он взвалил тушу кабана на плечи и, морщась от того, как теплая струйка крови стекала по шее за воротник, начал подниматься по крутому каменистому склону.

Он выслеживал зверя в течение двух дней, и тот оказал достойное восхищения сопротивление — запекшаяся кровь на боку являлась тому доказательством. Рана щипала и тянула, пока он шел, и с каждым долгим шагом в гору тоска по палатке и горячему котлу с водой все сильнее сжимала его внутренности. Он достаточно долго посидел бы у костра, передавая свою добычу, надеясь на быстрый комментарий о том, насколько велик зверь, а затем направился бы к своей кровати. Он почти захныкал, думая об этом.

Потом кто-то застонал, и он чуть не споткнулся.

Звук исходил с левой стороны, и он навострил уши, но не остановился. Мерк, должно быть, дежурил сегодня ночью, и стон мог означать только то, что он спал или теребил свой член, а не наблюдал за тропинкой.

Орек раздраженно фыркнул. Это был только вопрос времени, когда нечто гораздо худшее, чем он, проскользнет мимо Мерка в лагерь Каменнокожих. Устрашающая репутация главы клана не могла долго удерживать захватчиков, особенно учитывая, что Крул становится старше.

Яркий свет костра освещал вершину холма, очерчивая силуэты валунов, выстилающих вход в лагерь, как пасть какого-то огромного каменного зверя. Орек прошел через внешнее кольцо и миновал еще несколько каменных кругов, наконец добравшись до тропинки, ведущей непосредственно в лагерь.

Высокие шпили палаток по всему лагерю отливали теплым янтарем в свете костра, и волна тепла окатила Орека, когда он проходил в первый круг жилищ. До него донесся треск и шипение мяса на большом костре, и хотя он не мог видеть его из-за множества навесов, от этого его живот закричал в предвкушении, и он ускорил шаг.

Следующей на него обрушилась волна шума. По лагерю разнесся радостный гул, когда орки-сородичи собрались на вечернюю трапезу. В это время суток ему всегда нравилось наблюдать, как все собираются за едой, щебеча, как птички, о прожитом дне. С юнлингами приходили женщины, и иногда пели песни — глупые и трагические баллады. Орека никогда не приглашали, никогда не втягивали в круги сплетен или пения, но ему нравилось наблюдать за этим, пока он спокойно поедал то, что удавалось раздобыть. Однако, он всегда старался уходить до того, как самцы напьются.

Кабан, которого он нес, будто стал немного легче, когда Орек шел по тропинке лагеря, гордый своим вкладом в клан. Как бы они ни насмехались над ним, называя коротышкой, и плевали в его сторону, они не могли отрицать, что он действительно вносил свой вклад. После того, как его отец проиграл Крулу, он провел остаток своих дней в боли и горечи. Стыд от капитуляции преследовал Ульрека в течение его последних несчастных лет, отчего настроение его было испорчено, и он часто пускал в ход кулаки. Но он держал Орека рядом, нуждаясь в помощи кого-то проворного. Орек провел свою юность, служа отцу и группе его друзей и союзников, которые все еще оставались с Ульреком. Эта группа изможденных и недовольных мужчин порой насмехалась над ним, но тем не менее передавала свои знания о борьбе и охоте, даже если сами порой не имели полного представления об этом.

Орек учился всему, чему мог, тренировался каждую свободную секунду — он должен был это делать в клане, где «маленький» означало — «уязвимый».

Если отец и сделал ему что-то доброе, так это подождал со смертью, пока Орек не подрос и не смог защитить себя от Калдара и других молодых юношей. Итак, Орек стал самым быстрым бегуном, самым быстрым бойцом и самым лучшим охотником в клане.

Это было его четвертое крупное убийство только за эту луну. Много ночей клан пировал тем, что он приносил, и это согревало Орека по ночам, когда не горел общий костер.

Он провел последние двадцать лет, извлекая из этого максимум пользы, доказывая им свою состоятельность — ибо что еще он мог сделать? Что еще оставалось полукровке вроде него?

Рычание зародилось в его груди, и взгляд Орека метнулся вверх.

Впереди, из-за одной из палаток с припасами, раздалась знакомая усмешка, и Орек, почувствовав это, выпрямился и встал в полный рост.

Не то чтобы это имело большое значение, он все равно доставал Калдару только до подбородка.

— А вот и коротышка, — прокричал Калдар. — Он может охранять палатку — даже он справится с этим.

Приблизившись, Орек увидел горстку орков, собравшихся у входа в палатку с припасами. В центре стоял Тэлон, один из лучших силовиков Крула, с радостной улыбкой, сверкавшей вокруг клыков. Уперев мясистые руки в бока, Тэлон жадными глазами наблюдал, как два воина заканчивают расставлять в палатке большие кувшины и ящики.

Он поднял глаза на слова Калдара, едва обратив внимание на Орека.

— Да, хорошо, пусть коротышка постоит на страже. Я должен позаботиться о приготовлениях. Все должно быть идеально.

— Я должен донести это до костра, — сказал Орек так нейтрально, как только мог, стараясь не хмуриться.

Зачем им нужен кто-то для охраны палатки с припасами в глубине лагеря?

— Я возьму это, — Калдар протянул руку через голову Орека, сорвал кабана с его спины и перекинул его через одно из своих плеч. Он широко улыбнулся Ореку.

— Уверен, всем понравится.

Рычание подступило к его горлу, но Орек сдержался. Его внутренний зверь, которого все орки почитают за агрессию и силу берсерка, скрежетал зубами, когда его добычу украл красивый, самодовольный чистокровный сородич. Внутренний зверь Орека не был чересчур громким или дерзким, поэтому ощущение того, что он так яростно урчит в груди, почти нервировало. Он предположил, что, будучи всего лишь полукровкой, он не так силен, как другие, или был умнее, зная, что глупо затевать драки, в которых не можешь победить.

Он был уставшим и раненым, — и Калдар знал это.

Невыносимый самец ухмыльнулся, когда Орек, после напряженного сердитого взгляда на Калдара, раздраженно пропустил оскорбление мимо ушей.

Посмеиваясь про себя, Калдар ушел с добычей. Орек так крепко стиснул зубы, что, казалось, они вот-вот треснут, и проводил взглядом Калдара. Они оба понимали, что единственное признание, которое получал Орек, было за принесенную еду. Теперь же все будут думать, что именно Калдар убил кабана, именно он был ранен во время охоты, и именно он обеспечивал клан всем необходимым. Калдар, племянник вождя, которого все и так любили и уважали. Калдар, перед которым заискивали все оркцессы. Калдар, которому это было не так нужно, как Ореку.

Резкий шлепок по руке заставил Орека вспомнить о Тэлоне. Он с трудом сглотнул, забыв первое правило выживания — никогда не отводи глаз от угрозы.

Улыбка Тэлона исчезла, он нахмурился, глядя на Орека сверху вниз, его черные глаза сузились.

Он указал на вход в палатку.

— Никого не впускай. И сам не смей заходить внутрь. Все это подарок для Крула и должно быть нетронутым, как он того хочет.

Орек в замешательстве нахмурился, но Тэлон отмахнулся от остальных, прежде чем ткнуть большим пальцем прямо в нос Ореку.

— Если ты, блядь, облажаешься, коротышка, я с тебя живьем шкуру спущу, — прорычал он, прежде чем поспешить к костру.

Зверь зарычал на очередное оскорбление, но Орек сделал все возможное, чтобы заглушить его. В палатках вокруг него стало тихо, когда клан собрался поесть, и он остался совершенно один. Никто и не думал, что коротышка не выполнит приказ.

Орек бросил взгляд на палатку через плечо, снимая рюкзак. Какие подарки могут быть настолько важными, что их нужно охранять? Никто не был настолько глуп, чтобы украсть что-то у Крула. Конечно, многие сородочи воровали из палатки с припасами — воины унесли вино, прихватили дополнительное оружие, а другие награбили больше специй, трав или мехов, чем им было нужно. Но подарок для Крула? Никогда.

Он вытащил из рюкзака и без того грязную тряпку и начал, как мог, вытирать кабанью кровь с шеи и плеч. Горячая вода становилась далекой мечтой, и он подозревал, что даже сытый желудок сегодня вечером после большого сюрприза Тэлона маловероятен. Подарки означали празднование, а значит и пьянку, но Орек уже много лет не был настолько глуп, чтобы оставаться поблизости ради этого.

Его бок и плечи болели после охоты, и он попытался покрутить шеей, чтобы расслабить мышцы. Скованность означала медлительность, а медлительность — опасность.

Когда именно Тэлон должен был вернуться за подарками? И зачем ему понадобился кто-то для охраны кучи кувшинов и ящиков?

Тэлон был стареющим орком, занимавшим уязвимое положение в окружении Крула в клане Каменной Кожи. В течение многих лет он был одним из самых крупных и порочных бойцов, но в последнее время на висках у него начала пробиваться седина, а талия стала мясистой и широкой. Один из кузнецов уже несколько лун потихоньку сплетничал о том, как ему пришлось подгонять ремни и наручи Тэлона по размеру.

Орек задумался, что это мог быть хитрый ход, чтобы укрепить положение Крула. Он никогда не бывал на подобном месте, но знал, что Крул — умный и проницательный орк, возглавляющий клан намного дольше, чем кто-либо другой из ныне живущих. Можно ли было действительно завоевать его расположение с помощью вина и мехов? Он не смог удержаться от насмешливого фырканья, отжимая пот и кровь с тряпки. Лучше бы это был хороший подарок.

Шум в лагере перерос из довольного гула в возбужденные возгласы. Должно быть, появился Калдар с кабаном. Орек усмехнулся, представив, как все женщины и старейшины воркуют над тем, каким хорошим охотником был Калдар, какой крупной была его добыча, каким сильным он был, как…

Орек сильнее потер грязную кожу, ревность жгла его изнутри.

Это удел полукровок. Привыкай к этому.

Его остановил шум. Он снова чуть не усмехнулся, подумав, что это Мерк и его своенравная рука, но нет, все было… по-другому.

Он затаил дыхание и навострил уши. Это случилось снова — легкое ворчание и звук шаркающих ног.

Он заглянул в заднюю часть палатки. Кто-то уже был внутри и воровал подарки Тэлона? Блядь!

Орек хлопнул по пологу палатки и ворвался внутрь, готовый изгнать вора. Не то чтобы он принял чушь о дарах Тэлона за правду, но он действительно ценил свою шкуру.

В палатке было темно, вор благоразумно не взял с собой фонарь, и Орек не мог разглядеть, кто движется. Он прошел дальше в палатку, обогнул первый ряд кувшинов и бочонков, затем двинулся мимо штабеля ящиков, стараясь ступать легко и дышать беззвучно.

Ничто не двигалось и не издавало ни звука — но затем, едва слышный, тихий выдох.

Его взгляд метнулся к дальней стороне палатки, к толстой брезентовой обшивке. Среди ящиков, свернувшись калачиком, пряталась маленькая фигурка.

Орклинг?

Он открыл рот, чтобы отругать юнлинга, но затем тот снова двинулся, притягивая его ближе.

Палатку окутал мрак, и он не мог видеть в темноте так же хорошо, как чистокровный, но чем ближе он подходил, тем четче становились очертания. Он был слишком крупным, чтобы быть молодым орком, но в то же время слишком маленьким для воина или даже оркцессы. Изящные руки и ноги в сапогах были связаны вместе, рот заткнут обмотанным вокруг головы матерчатым кляпом.

Фигура снова зашевелилась. В ее глазах дерзко вспыхнул слабый свет, и на мгновение, одно ужасное мгновение, Орек подумал, что это его мать.

Он поспешно шагнул вперед, сердце болезненно ударилось о ребра, но затем эти глаза остановились на фигуре. Нет, это не его мать. Другое лицо. И молодое, слишком молодое.

Но это человек.

Тэлон привел Крулу молодую человеческую женщину.

Блядь!



Сорча грызла кляп во рту с ненавистью за то, что чувствует себя лошадью с удилами.

Мрачный смех булькнул у нее в горле. С таким же успехом она могла быть лошадью, купленной и оплаченной мужчинами, что намеревались использовать ее бог знает для чего.

Прошло несколько дней с тех пор, как она поняла, где находится, проведя большую часть этого проклятого путешествия с мешком на голове, и теперь, когда она могла что-то видеть, все, что ей оставалось, — это внутренность чертовой палатки — просто мешок побольше, почти без деталей. Она повертела кляп во рту, проглатывая слюну, скопившуюся под языком, и попыталась разглядеть то, что могла.

Она была на тихом повороте дороги по пути к своей подруге Эйслинн — в тенистом месте, где скалистый выступ вдоль дороги веял прохладой. Зимой лошадям приходилось осторожно пробираться по темным пластам льда, которые никогда не таяли на этом закрытом от солнца участке. Она никогда не думала, что кто-то настолько нагл, чтобы сидеть в засаде вдоль каменной стены.

Кто-то ударил ее сверху, стащив с лошади, и внезапный сильный удар о землю оглушил. Руки, больше двух, схватили и потянули ее. Она лягалась и кусалась, пока лошадь Фиора визжала и била копытами по земле, но их было слишком много. Она била локтями по мягким частям тела и царапала лица нападающих ногтями, но мужчины в темных плащах все же одолели ее, связали, а затем надели этот ненавистный мешок на голову, прежде чем ударить по черепу сильнее, чем ранее о землю.

Тупость. Она никогда бы не позволила своим младшим сестрам ехать по этой дороге в одиночку, но даже не подумала о том, чтобы не делать этого самой. Она совершала эту поездку в крепость Дундуран сотни раз без проблем.

Конечно, это было до того, как она отказала сыну и наследнику лорда Дарроу.

Она не хотела смеяться Джерроду в лицо, честно. Но мысль о том, что она переспит с ним, младшим братом лучшей подруги Эйслинн, была смехотворной. Да, теперь он был мужчиной, а не долговязым мальчишкой, которого она когда-то знала. И все же мужчина, которым он стал — хвастливый, надменный и вспыльчивый — никогда не вызывал привязанности или даже симпатии.

По ее подсчетам, ее похитили почти две недели назад, всего через неделю после отказа от ухаживаний Джеррода. В течение нескольких дней она узнавала тихие звуки, издаваемые ее похитителями, разные ощущения от их хватки, даже разный оттенок запахов. Иногда по ночам они снимали мешок, но никогда не позволяли ей видеть их лица. Тем не менее, она знала, что их было четверо, все мужчины, трое моложе и один постарше. Один из младших слегка прихрамывал, а другой курил сладко пахнущий табак. При ней они редко разговаривали, ограничиваясь приказами, один из которых не давал ей покоя всю дорогу: Никаких прикосновений. Платят лучше, если они все еще хорошенькие.

Итак, к ней никто не приставал, кроме того, что ее таскали повсюду, как мешок, перекинутый через спину лошади, или бросали на землю, когда приходило время отдыхать.

Вчера они задержались дольше обычного, почти на целый день, как она предположила. Ждали. Это создало сосущую яму страха глубоко в животе.

Она узнала новоприбывших по их странной, размеренной походке. От того, кто делал такой шаг, должны были быть тяжелые звуки, но они были почти рядом с ее похитителями, прежде чем кто-либо услышал их. Ее держали в стороне от происходящих сделок, и она не могла понять, о чем говорилось, но она достаточно бывала на рынках, чтобы знать, что такое торг, когда его слышит.

А затем новые руки схватили ее, прижимая к коже, которая пахла и ощущалась не совсем… правильно. Они почти не разговаривали во время долгого пути сюда, только несколько ворчаний, от которых у нее по спине пробежали мурашки страха.

Орки. Эти ублюдки продали ее оркам!

Ей пришлось сдерживать тошноту, которая вырывалась изо рта с кляпом во рту. Помогло то, что желудок буквально прилип к спине после нескольких часов на чьем-то плече. Если отвлечься от отвратительного ощущения в желудке, она оцепенела, пока они шли пешком, до ее ушей едва доносилось ворчание орков.

Теперь она была в палатке, окруженная ящиками и банками. «Другие товары», — с отвращением подумала она.

Торговля людьми была не только запрещена, но и порицалась по всему королевству Эйреан. За это полагался смертный приговор любому, признанному виновным, так кто же был настолько глуп, чтобы совершить нечто подобное? И продал ее оркам? Жестокие жители гор вызывали такое же отвращение, как и торговцы людьми.

Ее внутренности скрутило от одной мысли. Воспоминания о Джерроде и ее отказе пронеслись в голове, но она не знала, сможет ли в это поверить. Он бы не посмел.

Она зарычала от разочарования, когда кожа натерлась о веревки. Сейчас все это не имело значения — сначала ей нужно было освободиться, а потом выяснить, как далеко от дома они ее увезли. Впервые за несколько дней она была одна и не планировала оставаться здесь достаточно долго, чтобы впервые хорошенько рассмотреть орка. Историй о том, что они делали с людьми, особенно с женщинами, было достаточно.

От нетерпения у нее перехватило горло, и стало слышно, как бьется сердце, когда она затягивала путы на запястьях. Это был толстый, тугой узел, и в непроглядной темноте она беспокоилась, что сделала только хуже.

У Сорчи вырвался тихий всхлип разочарования, и она остановилась, чтобы перевести дыхание. Слезы не решат проблем, значит плакать незачем. Она уже достаточно наплакалась теми ночами, когда думала, что похитители спят. «Выплесни эмоции, а потом борись», — любила говорить ее мать.

Она безжалостно подавила странные мысли о матери — как, она должно быть, страдает от беспокойства, как ее братья Коннор и Найл подумали бы, что это их вина, как ее младшие сестры плакали бы и смотрели на горизонт в поисках, как ее отец искал бы ее всю ночь и не спал, пока она не была бы найдена…

Если бы она позволила себе задуматься об этом, то не выдержала бы. Поэтому она старалась не думать ни о чем, кроме того, как вернуться к своей семье.

Сорча собиралась начать все сначала, но по-другому, когда до ее ушей донесся хлопок. Вокруг кляпа с удивленным свистом вырвался воздух, прежде чем она затаила дыхание и затихла, широко раскрыв глаза.

Что-то двигалось по палатке справа от нее, там, где, как она думала, была передняя часть. Бесшумные шаги лавировали вокруг ящиков и бочек, а затем тень, темнее всех остальных, появилась из-за ближайшей кучи товаров.

Самый высокий мужчина, которого Сорча когда-либо видела, навис над ней, его глаза расширились от удивления.

На мгновение ее сердце наполнилось надеждой — это был мужчина, обычный человек! Он был еще одним пленником? Орки захватывали людей? Она не знала, ей было все равно, она была просто взволнована, увидев лицо, похожее на ее, а не…

Он качнулся вперед на носочках, почти непроизвольно, как будто чистое изумление привлекло его ближе.

Было все еще темно, палатка по-прежнему отливала глубоким пурпуром и голубизной, но света проникало ровно столько, чтобы она поняла — его лицо выглядит не совсем… правильно.

Кожа была зеленой. Не просто пятно или татуировка, все его тело было покрыто зеленой кожей, которая улавливала свет и тени, как коричневая и загорелая кожа человека. Но он был зеленым. Точно так же, как…

Ее сердце резко сжалось, когда она смогла лучше рассмотреть лицо. Оно было нечеловеческим, слишком острым, нос выдающийся и угловатый, верхняя губа изогнута. Маленькое золотое кольцо, свисающее с большого заостренного уха, поблескивало в тусклом свете. Плечи размером с булыжник были измазаны кровью, и она почувствовала ее медный привкус. Широкая грудь, бедра, похожие на бревна, и большие руки, способные выжать жизнь из маленьких, ничтожных существ. Таких, как она.

При виде нее из него вырвалось проклятие. Она ничего не поняла.

И тут она почувствовала тошноту.

Орк. Он был орком, весь в крови, пришедшим за ней.

Ей снова захотелось разрыдаться. Ее время уже истекло.