Полукровка

27



В то утро им не удалось выйти пораньше. Зная, что она очень скоро увидится со своей семьей, подспудная тревога, которая мучила Сорчу в течение нескольких недель, наконец-то ослабла. Вместо этого она наслаждалась последним тихим утром со своим полукровкой.

Они накормили друг друга завтраком, помогли одеться, и она заплела Ореку гриву, пока он играл с Даррахом на коленях. Это было мило и сентиментально, Сорча наслаждалась каждым моментом.

Солнце было уже высоко, когда они рука об руку отправились в путь. Чем дальше они шли, тем больше пейзажей узнавала Сорча. Она показала все хорошие места, где пряталась, играя в прятки со своими братьями и сестрами, где они с Коннором когда-то построили маленький форт, и широко улыбнулась, когда они наткнулись на озеро недалеко от семейного дома.

Она понятия не имела, что озеро — исток реки, которая течет на юг, в те дикие горы, где скрываются орки. Возможно, дело было в утренней сырости, но ей нравилась мысль, что она всегда была связана со своим полукровкой: что, возможно, так или иначе, ей всегда было предназначено найти дорогу вниз по реке к нему.

Когда солнце приблизилось к зениту, она начала узнавать каждое дерево и знала тот момент, когда они ступили на землю Брэдей. Каждый камень, каждая оленья тропа были более чем знакомы. Ей нравилось указывать на свои любимые места и рассказывать Ореку историю о каждом — именно там они повесили первые качели, а вон там — вторые, когда Коннор сломал первые. Вон там Найл упал с осла, которого украл из конюшни, чтобы попробовать поехать верхом за их отцом. А еще там были заросли ежевики, которые они собирали летом, целиком окрашиваясь в фиолетовый цвет.

Орек слушал с легкой улыбкой на губах, задерживая взгляд на каждом месте, которое она указывала. То, что он здесь, на ее месте, переполняло ее сердце радостью.

Мне не терпится показать ему все.

Они обогнули высокую гряду валунов, усеянную нацарапанными рисунками и случайными каменными скульптурами, и у Сорчи перехватило дыхание.

Чуть впереди, на лугу рядом с домом семьи Брэдей, прислонившись спиной к дереву, сидела ее сестра Блэр и читала. Их младшая сестра, Кили, бегала кругами вокруг нее и дерева, распевая бессмысленные стишки, чтобы побудить Блэр погнаться за ней.

Темно-русые кудри Кили взметнулись, когда она в следующий раз обогнула дерево, и затормозила в траве. Откинув волосы с больших глаз, она ахнула.

— СОРЧА!

Блэр подняла взгляд.

— Сорча! — взвизгнула она, и затем обе девушки бросились к ней.

Тяжесть спала с ее плеч, и Сорче потребовалось мгновение, чтобы понять, что с нее снимают рюкзак. Орек держал его за лямки, выражение его лица смягчилось, когда он сказал:

— Иди.

Лицо Сорчи расплылось в широкой улыбке, давая волю слезам, которые она сдерживала с первых дней путешествия на север. Они хлынули из ее глаз, когда она побежала к своим сестрам.

Они набросились на нее своими маленькими телами, возбужденно визжа и заливаясь слезами. Из носа Кили уже текло, лицо стало красным и влажным от слез, но Сорче было все равно. Она упала на колени и позволила Кили уткнуться ей в шею, девочка икала от рыданий. Другой рукой Сорча обхватила Блэр, изо всех сил прижимая к себе обеих сестер.

Девочки гладили ее по волосам и прикасались к лицу, снова и снова спрашивая, действительно ли это она, где она была, почему оставила их.

— Тебе нельзя уходить! — причитала Кили, вцепившись в плащ Сорчи своими маленькими кулачками, как будто она снова попыталась бы уйти, если бы та не держалась.

— Я знаю, мне жаль, — успокаивала Сорча. — Но я вернулась к тебе так быстро, как только смогла.

На другом конце луга с грохотом распахнулась тяжелая входная дверь, и Сорча подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как разлетелся мамин фартук, когда она выбегала из дома. Она обвела пытливым взглядом луг, прежде чем заметила девочек, навалившихся на Сорчу.

Эйфи взвизгнула, такого звука Сорча никогда раньше от нее не слышала, ее руки затрепетали в воздухе.

— Сорча! — воскликнула она. Она уронила половник и кастрюлю, которые держала в руках, и побежала нчереза луг, крича через плечо:

— Кьяран! Кьяран, это Сорча!

Прошло всего одно мгновение, а затем Эйфи обхватила лицо Сорчи ладонями. Сорча вдохнула полные легкие знакомых запахов матери: сахарной пудры и меда, лимона и лаванды. Ее руки были сухими и дрожали, кудри были собраны на макушке лентой, и Сорче показалось, что седины стало больше, чем она помнила.

Эйфи провела руками по лицу дочери, как будто хотела убедиться, что она реальна. Сорча не упустила ни новых морщинок, залегших под глазами матери, ни темных полумесяцев, обрамлявших их.

— Мама, — выдохнула Сорча, ее сердце было так полно радости и облегчения, что стало больно.

Лицо Эйфи сморщилось, а затем она оказалась на земле со своими дочерьми, обнимая их, пока они плакали.

— Сорча, Сорча, моя дорогая, — лепетала она, покрывая влажными поцелуями лоб Сорчи.

Все, что она могла сделать, это держаться, когда ее семья присоединилась к рыдающей куче на лугу. Следующими вышли Калум и Мэйв, потрясенно посмотрев друг на друга, прежде чем кинуться посмотреть, в чем дело. Прошли годы с тех пор, как Сорча видела Мэйв взволнованной, но даже ее надменная сестра с облегчением упала на землю, обнимая Сорчу.

Коннор и Найл бежали от дома, неся с собой новые слезы — последнее, что она знала, они были в столице по рыцарским делам. Коннор оторвал ее от земли и закружил в своих объятиях. Найл поцеловал ее в щеку и расхохотался, его темные глаза округлились от шока.

Наконец, их отец Кьяран выбежал со стороны конюшен, его румяное лицо выделялось на фоне светлых пепельно-русых волос, в которых начинала появляться седина. Слезы заблестели в его глазах, когда он провел руками по лицу и рукам Сорчи, ища повреждения.

— Сорча… — он задохнулся, едва в силах встретиться с ней взглядом, когда заключил ее в сокрушительные объятия.

— Привет, папа.

Сорча крепко обняла его, от его подстриженной бороды исходил сильный запах сандалового мыла.

Руки всех размеров касались ее спины и волос, ее семья хотела убедиться, что она настоящая. Они держали ее за плечи и передавали друг другу, чтобы те целовали в щеки или игриво дергали за кудри.

У нее закружилась голова от радости, от облегчения у нее навернулись слезы.

Я дома.

Тяжелая, теплая рука, наконец, опустилась ей на плечо, и это не мог быть никто, кроме Кьярана. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на него, его брови были низко сдвинуты, и она смотрела не на своего отца, а на сэра Кьярана, рыцаря королевства.

— Что случилось, Сорча? — спросил он, его взгляд стал острым, как меч на его бедре. — Это не похоже на тебя — убегать.

Судьба, с чего начать.

— Я не убегала, — сказала она. — Я была…

— Отец, — голос Найла понизился, в нем ясно слышалось предупреждение.

Семья, как один, посмотрела на Найла, обнаружив, что он смотрит на деревья, и проследила за его взглядом. Сердце Сорчи подпрыгнуло, когда она увидела Орека, стоящего там, где она его оставила, с их рюкзаками у ног. Он наблюдал за происходящим с нейтральным спокойствием, оставаясь до сих пор незамеченным.

Начни с него, с лучшей части всего этого.

Ее отец и старшие братья выругались, руки потянулись к оружию.

— Нет! — Сорча взвизгнула, хлопнув Коннора по руке.

Он уставился на нее так, словно она сошла с ума.

Ей потребовалось время, чтобы вырваться из круга семьи, и сначала она подумала, что мать не отпустит ее руку, лицо ее посерело от беспокойства. Наконец, Сорча высвободилась и сделала шаг назад в направлении Орека, хотя и стояла лицом к лицу со своей семьей. Она боялась, что, если отвернется, это подтолкнет их, учитывая настороженные, почти дикие взгляды, которые отец и братья бросали на Орека поверх ее головы.

— Я отвечу на все ваши вопросы. Но сначала познакомьтесь с Ореком, — она повернулась, чтобы посмотреть на него через плечо, и мягко улыбнулась. — Он спас меня, — протянув к нему руку, сказала Сорча.



У Орека по спине побежали мурашки, когда старшие мужчины Брэдей нахмурились, глядя на него. Он подошел и взял руку Сорчи, несмотря на их подозрительные взгляды, потому что никогда бы не отказал своей паре. Ее рука легко скользнула в его, и она потянула его встать рядом с ней перед ее семьей.

Орек сохранял открытую позу, выражение его лица было спокойным. Он знал, какое зрелище, должно быть, представляет собой один, но здесь, рядом с их потерянной дочерью и сестрой, это должно было быть шокирующим.

Отец и два старших брата выглядели именно так, как Орек представлял себе человеческих рыцарей — крепкие плечи, коротко остриженные волосы и мечи, привязанные к бокам. Хотя они не носили кольчуг, у обоих братьев были кожаные поножи и наручи, их туники были окрашены в темный красно-коричневый цвет с эмблемой черной лошади на груди. Все трое встали в стойку, положив руки на рукояти. У Орека зачесались ладони в поисках топора.

Он не отводил от них глаз, когда Сорча начала объяснять, где она была. Именно упоминание о работорговцах наконец привлекло внимание ее отца, и он с ужасом наблюдал, как она описывала, как на нее напали и увезли на юг. Ореку пришлось подавить нарастающее в груди рычание. Она уже рассказывала ему подробности и свои подозрения раньше, но они все еще разжигали в нем ярость, которая, если ее не сдерживать, могла разгореться быстрее и жарче летнего лесного пожара.

Если я когда-нибудь доберусь до этого гребаного…

— Но здесь? Так далеко на севере? — пробормотал отец, казалось, неспособный согласовать ее историю с тем, что, как ему казалось, он знал.

— У меня есть несколько идей… — Сорча постучала носком ботинка по земле, явно не желая обсуждать эту часть своей истории. Она поделилась с ним своей теорией о том, что сын лорда Дарроу, Джеррод, возможно, был тем, кто продал ее работорговцам. Все остальное не имело смысла, сказала она, и время было выбрано самое подходящее. Схвачена всего через несколько дней после того, как она отвергла его ухаживания? Это, конечно, было подозрительно.

— И какую роль во всем этом играет орк? — спросил один из братьев, недоверчиво поджав губы. Это был брат с более темным цветом кожи, с кудрями, как у Сорчи, но коротко стриженными. Найл, подумал он.

— Орек спас меня, — сказала Сорча. — Но я как раз к этому и подхожу.

У него мурашки побежали по коже, чувствуя столько взглядов, любопытных и подозрительных, оценивающих и настороженных, скользящих по каждой части его тела, которую они могли видеть — от грубых мозолистых рук до заостренных ушей с единственной золотой серьгой, до лоскутного одеяния из мехов и кожи, которое он носил.

Его ботинки были перепачканы грязью, лицо покрыто шрамами, а кожа зеленая.

Не такой мужчина, какого они ожидали, что Сорча приведет к ним домой.

Брачные узы натянулись внутри него, стремясь установить связь со своей женщиной. Как будто она сама была сородичем-орком и могла почувствовать притяжение, Сорча взглянула на него и улыбнулась, ободряюще сжав его руку.

Это было утешением, но не осталось незамеченным.

Отец выпрямился во весь рост — все еще едва доставая Ореку до плеча. Старшие братья инстинктивно последовали за отцом, слегка наклонившись вперед при виде возможной угрозы.

Воздух на лугу дрогнул, плечи напряглись, когда Орек встал рядом с Сорчей. Она продолжала рассказывать о том, как ее привели в лагерь Каменнокожих, но он сомневался, что ее отец и братья слышали. Их внимание было приковано к руке Сорчи, которую он держал в своей, к тому, как время от времени она касалась его руки другой рукой в жесте привязанности.

Зверь внутри него заскрежетал зубами, провоцируя их на попытку. У него не было намерения сражаться с ее семьей, но он не расстался бы с ней.

— Это енот? — вопрос младшей сестры — Блэр, подумал он, — снял напряжение, когда все взгляды устремились на пушистую мордочку, выглядывающую из-под капюшона Орека.

— Даррах — это детеныш енота, еще щенок, — ответил Орек, вытаскивая его, чтобы показать младшим девочкам.

Они ворковали и протягивали Дарраху пальцы, чтобы он их понюхал.

— Он ужасно большой для малыша, — сказала ему Блэр.

— Это потому, что он толстый, — пробормотала Сорча.

— Упитанный, — поправил Орек.

Он краем глаза наблюдал за взрослыми, когда девочки Брэдей восторгались енотом, и Даррах старался быть как можно более очаровательным, держась за их пальцы своими маленькими лапками.

Отец и братья продолжали хмуриться, но исходящая от них угроза ослабла. Орек не смог бы так долго прожить в клане орков, не научившись распознавать мельчайшие нюансы выражений лиц. Это могло означать разницу между уклонением от удара и повторно разбитым носом.

Хотя отец и братья все еще выглядели недовольными его присутствием, они были готовы посмотреть, чем все это закончится.

До тех пор, пока они не попытаются разлучить его с парой, он будет продолжать позволять им думать, что у них есть какое-то преимущество.

Еще через несколько минут младший мальчик и старшая девочка — Калум и Мэйв — тоже начали проявлять интерес к Дарраху. Щенку понравилась ласка, и он радостно запрыгнул на плечо одной из девочек. Малышки завизжали от восторга, когда Даррах вскарабкался ей на голову.

Пока младшие смеялись, отец выпрямился, уперев руки в бедра, чтобы посмотреть на Сорчу и Орека.

— Что ж, давайте отведем вас внутрь и послушаем остальное. Особенно о том, как ты оказалась здесь с… орком.

— Полуорк, — он встретил оценивающий взгляд отца Сорчи, отказываясь дрогнуть или отступить.

Брови отца поползли вверх, но в остальном он остался равнодушен к этому лакомому кусочку информации.

Затем мать взяла инициативу в свои руки, обняв Сорчу и крепко прижав к себе.

— Да, внутрь, мы поужинаем пораньше, и ты нам все расскажешь. И мы тебя немного откормим — посмотри, какой худой ты стала!

И с этими словами их захлестнула волна болтовни и вопросов, они остановились только для того, чтобы забрать свои рюкзаки. Орек был бы оставлен позади накатывающей волной семьи Брэдей, если бы Сорча крепко не держала его за руку. Он был рад контакту, сосредоточившись на тепле ее ладони, прижатой к его, чтобы отключиться от всех звуков и незнакомых запахов.

Короткая прогулка была потрачена в основном на то, чтобы убедить мать, что они на самом деле хорошо ели, хотя ее мать продолжала недовольно хмыкать из-за состояния ее щек. Сорча переносила это с нежным раздражением.

Она позволила Ореку насладиться видом дома семьи Брэдей.

Усадьба Кары и Анхуса и города, в которые его приводила Сорча, были его самым большим опытом с человеческими жилищами. Каким бы он ни представлял дом семьи Брэдей — маленьким, тесным или изолированным, — он определенно ошибался.

Дом представлял собой высокое каменное сооружение с башенкой в северо-западном углу. Толстые побеги плюща цеплялись за стены, обвивали окна и цветочные ящики, до краев наполненные поздними цветами. Окна с ромбовидным рисунком в свинцовых переплетах были открыты, впуская легкий послеполуденный ветерок, наполняющий окружающий воздух сытными запахами готовящейся пищи.

Это было по меньшей мере трехэтажное здание с большой арочной двойной дверью впереди. Декоративные узоры были выгравированы на камне вокруг дверного проема, а над ним была прикреплена статуя гарцующих лошадей. Дом был в три или четыре раза больше усадьбы Кары и Анхуса и, вероятно, намного старше, камни закруглились от времени, а плиты, которыми был вымощен передний двор, сильно истерлись. Синяя металлическая крыша нависала над камнями и расширялась с восточной стороны, прикрывая обширную рабочую зону.

Дальше Орек увидел конюшни, о которых так много говорила Сорча. Он предположил, что это будет похоже на сарай, в котором они жили у Кары и Анхуса, но снова ошибся.

Если дом был большим, то и конюшни были огромными. Раз в пять длиннее, со скатной крышей, которая говорила о втором уровне, конюшни уходили вдаль. Через пять раздвижных дверей амбара сновали дюжина людей и еще больше лошадей, направляясь к огороженным загонам, окружающим конюшни, или к расчищенному полю на западе.

Множество других зданий меньшего размера усеивали территорию: мастерские и кузницы, кухни и казармы, а также небольшие загоны с другим домашним скотом, таким как козы, овцы и ослы.

У Орека перехватило дыхание.

Он никогда не представлял, что ее дом, по сути, был городом сам по себе.

Его нос пытался разобраться в мириадах ароматов, вызывавших головную боль в глазах. Он был благодарен, когда они вошли в дом, избавившись от запахов лошадей и промышленности. У него едва хватило времени оценить то, что он впервые оказался в человеческом доме, прежде чем их провели в то, что, как он предположил, было гостиной.

Дом был полностью отделан темной, богатой древесиной, отполированной до блеска. Примерно выше пояса стены были покрыты белой штукатуркой, и многие из них были украшены картинами в рамах и гобеленами. Латунные бра, стратегически установленные вдоль стен, не давали комнатам быть слишком темными, и Орек обнаружил, что кажется, будто все взгляды на портретах следят за ним, когда они проходят по дому.

Он поставил рюкзаки туда, куда указала мать дрожащими руками, и последовал за Сорчей к дивану, заваленному подушками. Эта комната выходила окнами на юг, и в нее попадала большая часть послеполуденного света. В комнате было полно мягких стульев, диванчиков и подушек, обитых тканью и расшитых в насыщенных драгоценных оттенках. Каменный камин занимал большую часть восточной стены, каминная полка была завалена безделушками, в основном какими-то лошадьми.

Семья расселась в комнате, и хотя мест было много, все равно казалось, что комната переполнена людьми, ждущими продолжения истории Сорчи.

Она потянула его вниз, чтобы он сел рядом с ней, диван зловеще заскрипел под его весом. Орек замер, в ужасе от мысли, что мебель может сломаться под ними.

Он слушал вполуха, стараясь не дышать слишком часто, когда Сорча рассказывала о том, как Орек нашел ее в лагере и они совершили побег.

Она закончила рассказывать свою историю, когда день клонился к закату и тени становились длиннее. Все это время перед ними стояли тарелки с маленькими закусками — ломтиками хлеба, мяса и сыра, миски с отвратительными штуками, которые Сорча называла оливками, и даже горсть ее любимой кураги. С полным ртом оранжевых фруктов она рассказала об их переправе через реку и битве с работорговцами. Она превозносила храбрость Орека во всем этом, особенно в его битве с Сайласом.

— Я думала, что потеряла его, но мне удалось его вытащить, — сказала она, подмигнув, заставив своих братьев и сестер улыбнуться. Все они восхищенно смотрели на нее, даже те, что постарше. По мере развития сюжета братья начали смягчаться, более светлый из них, Коннор, старший мужчина, даже бросил благодарный взгляд на Орека, услышав, как он защищал Сорчу.

Она рассказала им о Каре и Анхусе, и хор голосов единодушно согласился с предложением матери послать что-нибудь в благодарность за их помощь.

— Мы пошлем им лошадь, — заявила ее мать с решительным кивком.

— Ты не можешь отправить целую лошадь, — усмехнулась надменная сестра. Мэйв.

— Я могу и сделаю. Все, что угодно, ради моего первенца, — она ласково потрепала Сорчу по веснушчатой щеке. — Завтра выберешь лошадь, и мы отправим ее им.

— Да, мама, — сказала Сорча с усмешкой.

Когда она добралась до пещер в своем рассказе, она рассказала все о горячих источниках, но не о том, что они с Ореком там делали. Фактически, с этого момента ее история стала гораздо менее подробной. Возможно, это было менее захватывающе, чем первые этапы их путешествия, но это были лучшие дни в жизни Орека.

Тем не менее, он был благодарен, что она не стала разглашать подробности, желая сохранить их в тайне. Он не упустил из виду, как родители, старшие братья и сестры обменялись взглядами друг с другом, отметив перемену в рассказе Сорчи.

Ее рассказ подходил к концу, когда она рассказала о том, как узнала пейзаж и поняла, что почти дома.

Звенящая тишина заполнила пустоту, когда она закончила, ее семья моргала, глядя на них, когда правда обо всем, что произошло, впитывалась, как вода в измученную жаждой почву. В их глазах засиял новый свет, как будто все они наконец поверили, что Сорча действительно сидит перед ними, вернувшись.

Все заговорили одновременно, выкрикивая вопросы, и Сорча рассмеялась, махая руками в знак капитуляции.

— Судьба, по очереди, вы стая койотов!

Резкий свист заставил всех замолчать, и семья посмотрела на отца, который прислонился к каминной полке. Его взгляд был серьезным, когда он смотрел на свою дочь, крутя трубку между пальцами.

— Мы должны немедленно рассказать об этом лорду Дарроу. Работорговцы в Дарроуленде — этого нельзя терпеть. Нам нужно…

— Что им нужно, так это поужинать и хорошенько выспаться, — сказала мать, поднимаясь со стула. Она подмигнула Сорче. — Приготовила твое любимое блюдо, милая. Как будто я знала, что ты будешь дома к ужину.

Взгляды матери и Сорчи потупились.

— Ты делала это почти каждый день, — пробормотала Мэйв.

— Это сработало, не так ли?

— Эйфи, — уговаривал отец, — это важно. Это не может ждать.

— Может. Отправь всадника к Дарроу, сообщи ему, но дай им несколько дней отдохнуть. Они только что вернулись.

Мать и отец смотрели друг на друга через всю гостиную, между ними шел безмолвный разговор, пока, наконец, отец натянуто не кивнул.

— Поужинаем, немного отдохнем, а потом поедем в Дундуран.

Мать махнула рукой в знак согласия, прежде чем повести детей в другую часть дома. Орек забрал Дарраха у самой маленькой девочки, когда она проходила мимо, благодарный за то, что ему снова стало уютно от легкого пушистого веса щенка в руке.

Сорча встала, потянув Орека за собой. Потирая его руку, она внимательно посмотрела на него и одними губами спросила:

— С тобой все в порядке?

У Орека перехватило горло под острым взглядом ее отца, и он кивнул.

Он позволил ей тащить себя дальше, вглубь дома. Аппетитные запахи стали гуще, и они прошли мимо огромной каменной кухни, тепло от печей струилось в холл. К стропилам были подвешены для просушки пучки трав, а над зажженным очагом булькали подвешенные горшки. Рядом горела оранжевым светом печь, и мать остановилась, чтобы надеть пару толстых перчаток и взять инструмент с плоской частью впереди, чтобы вытащить свежую буханку хлеба.

Орека провели в помещение, которое, должно быть, было семейной столовой рядом с кухней. Длинный стол, окруженный разномастными стульями, был уставлен фаянсовыми тарелками. В двух маленьких вазах стояли увядшие полевые цветы и веточки лаванды.

Все братья и сестры с легкостью находили места, что говорило о том, что они сидят на одном и том же месте каждый прием пищи. Сорча провела их в дальний конец зала, где села рядом с Коннором и жестом пригласила Орека сесть на стул рядом с ней. Тот тоже заскрипел, когда он усаживался.

Но вскоре шум стих, когда мать и Мэйв внесли дымящиеся кастрюли и подносы с едой. Даже голодное урчание желудка Орека не заглушало шума семьи Брэдей, набросившихся на еду.

Приличное время спустя, наконец, тарелки у всех были полны еды.

— А енотам разрешается есть за столом? — спросила Блэр с другого конца стола, с удовольствием наблюдая, как лапа Дарраха шарит по столешнице в поисках тарелки Орека.

— Он поднимет шум, если ему ничего не дать, — засмеялась Сорча.

Отец Сорчи заворчал, но Орек постоянно давал малышу тушеную морковь и хлеб, благодаря чему Даррах был счастлив и спокоен у него на коленях.

Ужин быстро превратился в череду вопросов. Исчезла структура упорядоченного рассказа Сорчи, последовательно описывающего события их путешествия. Вопросы сыпались со всех сторон, например, что они ели, какие города видели и где нашли Дарраха. Самая маленькая, Кили, очень серьезно отнеслась к выяснению всего, что Орек знал о сиренах. Самый младший мальчик, Калум, спросил о птицах, которые залетали так далеко на юг, и знает ли Орек что-нибудь об их миграционных маршрутах. Коннор хотел знать, на что похожа жизнь в клане орков, а Найл хотел знать, правда ли, что оркцессы такие же большие, как самцы.

Вопросы кружились вокруг него, увлекая его вниз, как подводное течение, и заставляя задыхаться. Сорча постаралась ответить на все возможные вопросы, но им удалось приступить к ужину только после того, как мать сказала всем оставить их на некоторое время в покое, чтобы они поели.

Для Орека это был медленный процесс, вилка и ложка были не по размеру для таких рук, как у него. Он бережно держал серебро, опасаясь, что оно сломается пополам без особых усилий. Краем глаза он наблюдал за Сорчей, которая использовала тот или иной прибор для разных блюд. Орки не были варварами, у них были ложки и вилки, но они не испытывали потребности в большом их количестве. Привыкший держать миску перед лицом, он был вынужден есть маленькими, размером с вилку, кусочками, оставляя тарелку на столе.

Он чувствовал, что за ним наблюдают разные братья и сестры, особенно оценивающий взгляд Мэйв, но он старался не обращать на них внимания, набивая живот теплой лапшой и мясом, и надеясь, что это немного расслабит его внутренности.

Когда с наступлением ночи в доме стало темно, зажгли свечи, и мать позаботилась о том, чтобы желудки каждого были полны до отказа кусочком теплого яблочного пирога. Несмотря на то, что Орек не слишком любил сладкое, он съел все, ему понравилась пряная корица и теплая маслянистая корочка.

Он был благодарен, когда мать отправила младших спать и решила, что Ореку и Сорче тоже лучше идти. День принес так много, и он видел, как каждый долгий час тяготел на лице его пары, как ее глаза затуманивались в сгущающейся ночи.

— Ты еле стоишь на ногах, — заметила мать, заправляя прядь кудрей Сорчи за ухо.

Сорча получила долгие объятия и быстрые поцелуи, когда братья и сестры проходили мимо, направляясь наверх, в свои комнаты. От Коннора и Найла Орек получил крепкие рукопожатия.

— Спасибо тебе за то, что вернул мою сестру в целости и сохранности, — сказал Коннор.

Орек кивнул.

После того, как они забрали рюкзаки и Дарраха, настала их очередь подниматься наверх.

— Я могу приготовить южную спальню. Или башенную комнату, если так будет удобнее, — предложила мать, когда они с отцом последовали за ними к лестнице.

— Орек будет спать со мной. Он… он мой.

Заявление было встречено удивленным молчанием, и, обернувшись, они увидели, что ее родители уставились на них с разинутыми ртами. Губы матери сжались, а отец снова покраснел.

— Сорча, я не думаю… — попытался отец.

— Мы были вместе в дикой местности больше месяца, папа, — мягко напомнила она ему.

— Да, но…

— Мы просто не думаем…

Чувствуя, как Сорча напряглась, Орек сделал полшага вперед, привлекая внимание ее родителей.

— Быть с вашей дочерью — высшая честь в моей жизни, — сказал он им. — Ее счастье и безопасность — все, что для меня важно.

Родители ошеломленно уставились на него, и Сорча воспользовалась случаем, чтобы подтолкнуть их вверх по лестнице. Любопытные глаза выглядывали сквозь приоткрытые двери, когда они шли по узкому коридору к последней двери справа.

Она была открыта, в маленьком камине уже горел огонь. Сама комната была небольшой, возможно, всего в два раза больше стойла, которое они делили в сарае Кары и Анхуса, и была обставлена кроватью, покрытой толстым стеганым одеялом, с резным дубовым изголовьем, сундуком с резными узорами, полками, набитыми книгами и безделушками, письменным столом, стулом и плетеным ковриком. Когда они были вдвоем внутри, там почти не оставалось свободного места.

Сорча провела его внутрь, и он поставил рюкзаки на единственный свободный участок пола, когда она закрыла за ними дверь.

Она прислонилась к ней, испустив порывистый вздох облегчения. Взгляд, который она бросила на него широко раскрытыми глазами, был полон усталого веселья.

— Мы выжили, — тихо рассмеялась она.

— Едва ли.

— Ты очень хорошо справился. Я знаю, что их много.

— Они счастливы, что ты вернулась, — было очевидно, как сильно семья ее обожает. Наблюдая за ними сегодня, он понял, что им не хватало части семьи, и Сорча идеально подходила для этого. Они снова были целы.

По крайней мере, Орек понимал это. Сорча его тоже сделала целым.

— Как у тебя дела? Я уверена, у них будут еще вопросы.

— Ты хорошо подготовила меня.

Ее улыбка стала шире, и она встала, чтобы пересечь комнату и подойти к нему — всего два шага. Его руки легко обняли ее, притягивая ближе. Ему нравилось быть здесь, в ее комнате. Да, она была маленькой, но тут было тихо и пахло ею, пусть и слабо.

— Спасибо, что привел меня домой.

— Все, что угодно, моя пара, — пробормотал он ей в губы.

Сорча обвила руками его шею, и Орек поднял ее, оставив пальчики ее ног болтаться, когда крепко поцеловал ее. Слишком уставшие для большего, они удовлетворились поцелуями и мягкими прикосновениями, снимая одежду. Было странно думать о том, что этим утром они зашнуровывали тот же самый корсет, и насколько другой была обстановка, когда он его расшнуровывал.

Сорча достала из сундука мягкую ночную рубашку. Это была красивая вещь с пышными рукавами и лентой, идущей вдоль низкого выреза. В мягком свете камина она была почти прозрачной, позволяя ему мельком увидеть ее бедра и темные волосы между ними.

Он не был уверен насчет кровати, когда она потянула его к ней, вспомнив скрип всей остальной мебели.

— Мы могли бы сделать гнездо, — предложил он. Половицы вряд ли беспокоили бы его после жизни на земле.

— Может быть, завтра. Сегодня мне нужна кровать, — она откинула слои постельного белья и похлопала по пустому месту, которого, казалось, было недостаточно для его тела.

Устроив Дарраха с подушкой и одеялом на стуле рядом с кроватью, Орек осторожно забрался под одеяло. Кровать прогнулась под его весом, но успокоилась, как только он устроился.

Когда он лег, для нее осталось мало места, но Сорча только счастливо замурлыкала, натягивая на них одеяло и укладываясь рядом с ним. Она почти полностью лежала на нем, положив голову ему на грудь и переплетая свои ноги с его, но Орека это устраивало. Если в спальных помещениях тесно, он справится, если это означает прижимать к себе свою пару.

Сорча заснула почти сразу, дыхание стало ровным и мягким, но Ореку потребовалось гораздо больше времени, несмотря на навалившуюся на него усталость. В доме стало тихо. Слишком тихо. В ночном лесу было много звуков и время от времени дул прохладный ветерок.

Стараясь не толкать ее, Орек вытащил из своего рюкзака один из мехов и накинул на них, не для тепла, а для веса и запаха. Он поднес меха к носу, успокоенный знакомым ощущением и ароматами.

Он наконец смог успокоиться, когда Сорча удовлетворенно замурлыкала во сне, прижавшись к нему и находясь в безопасности в своей постели.