Полукровка

18



Судьба распорядилась так, что она стала бы причиной его смерти.

Сердце бешено колотилось в груди, чувство вины одолевало его с трудом — но не сильнее, чем похоть… Орек восхищенно наблюдал, как Сорча склонилась над своим рюкзаком, роясь в нем в поисках… чего-то. Несколько мгновений назад она произнесла слова, которые, как он предположил, были вопросом, но на самом деле он не расслышал.

Он что-то неопределенно проворчал на всякий случай.

Маленькие коготки впились в его щеку и принялись мять ее, напоминая Ореку, что у него в руке была еда, предназначенная Дарраху, когда он замер, наблюдая за этой пышной, сводящей с ума женщиной. Пробормотав извинения, он передал сушеную морковку нетерпеливому щенку, который с удовольствием чавкнул прямо ему в ухо. Он едва слышал из-за прилива крови.

— Ты уверен, что не видел его? — спросила Сорча, ее рука исчезла в глубине рюкзака. — Я могу поклясться, что положила это сверху.

— Нет, — выдавил он, едва не задохнувшись, когда она встала на колени и склонилась над своим рюкзаком, представив его обзору идеальные изгибы своего зада в ярком свете костра.

Зажав рот рукой, Орек подавил стон.

Он тосковал по ней так, что это было больнее, чем рана на его боку, которая все еще срасталась, как будто в его груди была вырезана дыра точной формы и размера Сорчи.

В течение двух дней все было так — Сорча занималась своими делами, Орек находил способы придать всему, что она делала, эротический оттенок. Наклоняется, чтобы разжечь огонь перед ним, глубокие тени соблазнительно играют между ее полными грудями. Наклоняется над ним, чтобы покормить или почесать Дарраха, эти плюшевые груди прижимаются к его руке и груди. Спрашивает его о чем-то и запрокидывает голову, выжидающе переводя взгляд на его рот в ожидании ответа. Он был уверен, что все это невинно. И все же…

Хотя он и считал ее невнимательной к тому эффекту, который она на него произвела, он мог бы поклясться, что некоторые из ее улыбок и взглядов стали… заинтересованными? Ему показалось, что он видел, как она смотрела на него так, как смотрели бы оркцессы на самца, с которым они хотели переспать, глаза стали страстными и полуприкрытыми, брови изогнуты именно так… Но это было нелепо — должно быть, игра света.

Однако его глупое сердце и полный надежд член не хотели в это верить. Он видел эти взгляды и дразнящие улыбки и хотел. Его рукам до боли хотелось притянуть ее ближе и крепко прижать к себе, слить их воедино и совместить все линии их тел. И его член, Судьба, его член — ему не было так плохо с тех пор, как он был похотливым юнцом, одиноким в лесу, у которого было слишком много времени для себя, и желавшим, чтобы оркцесса посмотрела в его сторону.

Незавершенная связь сильно действовала на него, заставляя видеть то, чего не было, хотя бы для того, чтобы сохранить надежду.

Когда Сорча начала извиваться, пытаясь добраться до самых недр своего рюкзака, Орек заставил себя отвести взгляд. Если бы он этого не сделал, то разорвались бы брюки.

Поморщившись, он поспешно встал со своего места у костра и сказал:

— Я скоро вернусь.

Сорча проворчала подтверждение из своего рюкзака.

— Если ты найдешь одинокий зеленый носок, я заберу его.

Положив Дарраха в маленькую корзинку, на которой настояли дети Кары и Анхуса, чтобы та служила ему постелью, Орек отправился в лес. Его член сердито пульсировал за поясом брюк, как железный прут, который натягивал ткань так непристойно, что попал в лес раньше него.

Отойдя от лагеря так далеко, как только осмелился, Орек оперся одной ладонью о дерево для равновесия, а другой вонзил пальцы в брюки. С шипением он высвободил член, прохладный ночной воздух практически дымился от обжигающего жара набухшей длины.

Грубым, жестким кулаком он потянул за член, уделив только мгновение тому, чтобы большим пальцем провести по щели и собрать капли спермы. В темноте раздался громкий шлепок плоти, неистовый звук, который соответствовал неровному ритму биения его сердца. Он обнажил свои клыки в ночи на Судьбу, которая дала ему такую совершенную женщину, на которую он не мог претендовать, и не щадил себя.

Мозоли царапнули чувствительную нижнюю часть, сорвав стон с его губ. У Сорчи были мозоли, но он знал, знал, что ее руки будут намного мягче его. Были бы ее движения такими же грубыми? Взяла бы она его и порхала, поглаживая нежно, но неуклонно, как она это делала, расчесывая его волосы?

Орек судорожно сглотнул, представив, как эти руки с длинными гибкими пальцами нежно обводят его тело, изучая его форму мягкими прикосновениями, даже когда он царапал, дергал и бил себя.

Воспоминание об этой идеальной заднице, полной и готовой для того, чтобы руки погрузились в нее и разминали, заставило его поперхнуться. Ее лукавая полуулыбка, сопровождаемая выгнутой бровью, заставляла его рычать, как животное. И тот гул, который она иногда издавала, теплый звук, исходивший из глубины ее груди, положил конец всему.

Каков был бы этот звук на его члене?

Со сдавленным ревом Орек развалился на части, член трепетал и пульсировал в его руках, а по земле стекали полоски перламутровых струй. Он выплеснул из себя все, что мог, очистил всю зарождающуюся похоть и надежду и оставил это на лесной подстилке.

В лунном свете она блестела, как мокрая паутина.

Ударившись лбом о дерево рядом с собой, Орек тяжело дышал. Его грузное дыхание громким эхом отдавалось в ушах, пока тело все еще содрогалось от оргазма, рука и член свободно повисли у бедра.

Через мгновение он сильнее прижался лбом к коре дерева, приветствуя укус боли. Постепенно это возвращало его в лес, и, сделав несколько долгих глотков свежего, пахнущего соснами воздуха, он сумел взять себя в руки.

Это был шаткий контроль, но, тем не менее, контроль.

Приведя себя в порядок, Орек вернулся в лагерь менее поспешно, чем уходил, давая коленям и рукам время перестать трястись от силы его освобождения.

В груди у него все еще пульсировало сердце, когда он снова вышел на свет костра.

Сорча сидела, скрестив ноги, на своей постели и играла с Даррахом. Тот, лежа на спине в ногах, бил лапами по ее рукам, когда они опускались вниз, чтобы пощекотать его открытый округлый живот. Щенок игриво рычал, катаясь у нее на коленях.

Судьба, он так завидовал этому еноту!

Это зрелище не должно было его возбуждать, он много раз видел, как она играла с Даррахом. При таком раскладе Сорча могла чихнуть, и его член заинтересованно дернулся бы.

Орек устроился обратно на своем месте у огня, поморщившись, когда ткань штанов потерлась о полутвердый член. Он вернулся едва ли в лучшем состоянии, чем ушел, за исключением того, что теперь он был чрезмерно чувствителен, как будто его кожа была слишком туго натянута на плоть.

Ему придется подождать, пока она заснет, и прокрасться обратно в лес. На этот раз тише, поскольку он не мог уйти так далеко, пока она спит.

Не имело значения, как сильно он страдал и жаждал, ее безопасность была превыше всего.

Когда он снова поднял глаза, то обнаружил, что она наблюдает за ним с непроницаемым выражением лица. Даррах без особого энтузиазма грыз один из своих пальцев, сильно моргая.

Орек откашлялся.

— Ты нашла носок?

Сорча моргнула. Моргнула снова. Прочистила горло.

— О… эээм. Да.



Дарраху не нравилось находиться в корзине днем, пока они шли, он предпочитал вместо этого свой обычный насест на плече или голове Орека, поэтому Сорча повертела ее в руке и использовала для сбора всего, что могло заинтересовать ее или щенка. Когда она перебежала к чему-то другому, чтобы посмотреть, Орек немного подвинул Дарраха.

— Ты становишься слишком большим для этого, — проворчал он, глядя на щенка, который в данный момент сидел у него на голове.

Усы Дарраха щекотали ему ухо, он сопел у виска Орека.

— Со дня на день ты станешь слишком большим и для этой корзины тоже.

Хотя Дарраху был еще далеко до взрослого животного, он приближался к тому возрасту, когда Орек почти мог наблюдать, как енот растет с каждым мгновением. Но корзинка действительно понравилась щенку, а дети были так непреклонны, что им пришлось ее взять.

Кара и Анхус были достаточно добры, чтобы собрать им в дорогу многие другие вещи. Сушеное мясо и фрукты, буханки хлеба, ломоть сыра, новый кусок веревки и кошелек с монетами, который Сорча дала им за помощь.

Он и Сорча настаивали, чтобы пара оставила монеты себе, но Кара и Анхус наотрез отказались.

— Пока ты была здесь, ты была больше, чем помощницей. Мы во всем опережаем график, — сказала Кара, вкладывая кошелек в руки Сорчи.

— Вы заслужили свое содержание, — подвел итог Анхус.

Сорча продолжала беспокоиться, но, в конце концов, они ушли с большим, чем пришли. Орек был рад монетам, хотя бы потому, что это продолжало их игру. Теперь кошелек лежал в его рюкзаке, спрятанный в капюшоне прошлой ночью. Это также означало, что у него будет чем снабдить Сорчу на оставшуюся часть путешествия.

Он наслаждался своим опытом на ферме — исцелением от ножевого ранения, — но он был счастлив снова быть с Сорчей наедине.

Если он не мог получить ни ее поцелуев, ни удовольствия, ни будущего, то, по крайней мере, мог довольствоваться ее безраздельным вниманием.

Сорча вернулась к нему, чтобы показать, что она нашла. Продолжая идти, она подняла несколько камней с зелеными прожилками.

— Я думаю, что это малахит, — сказала она. — Мы иногда находим эти и другие подобные им вокруг дома. Тетя Софи любит их коллекционировать. У нее есть способ открывать их, чтобы посмотреть, есть ли внутри кристаллы, — Сорча поскребла камни ногтем, чтобы посмотреть, сможет ли она освободить какую-нибудь часть и обнажить зеленые внутренности.

Пока они шли, она рассказывала ему обо всех разноцветных кристаллах, которые они нашли вокруг семейного дома и в холмах за ним, о жеодах, аметистах и кварцах, которые теперь украшают дома ее и ее тети. Она сказала ему с немалой долей самодовольной гордости, что один из найденных ею больших кристаллов все еще является рекордсменом в семье.

Он восхищенно слушал, как она рассказывает обо всех своих лучших находках и о том, что они были лучше всего, что находили ее братья и сестры, зная, что когда он ускользнет из лагеря этой ночью, чтобы взять себя в руки, он предастся мыслям о Сорче, усыпанной кристаллами, которые искрились бы и подмигивали на свету, когда он брал ее снова и снова.



— Да.

— Нет.

— Да. Мы сделаем это, — Сорча терпеливо ждала, пока он обдумывал ее заявление, а не просьбу.

— Я в порядке, — сказал Орек в пятый раз за день.

Судьба, спаси меня от упрямых мужчин. Она была уверена, что он говорил бы то же самое даже с торчащим из него копьем.

Сорча ни на секунду не поверила. Они вернулись к путешествию на север уже более трех дней назад, и она не была слепа к его гримасам и страданиям. О, он пытался скрыть это, пытался отвернуться, чтобы она не замечала, но она видела. У него болел бок, и она беспокоилась, что он мало спит.

Она не знала, что с этим делать, ее беспокойство за него росло, и не было способа помочь и улучшить ситуацию. Затем они оказались на окраине одного из городов, перечисленных на карте. К тому же, судя по всему, немаленького.

Набравшись терпения, Сорча уперла руки в бока и попыталась воззвать к его разуму.

— Хорошо. Но отдохнуть в более удобном месте не помешает. В городе такого размера наверняка есть несколько гостиниц с большим количеством кроватей.

— Никогда раньше не спал в человеческой постели, так что мне действительно не нужно начинать сейчас.

Ее сердце сжалось. Что ж, теперь она должна уложить его в удобную постель на ночь.

— Пройдет немало времени, прежде чем мы доберемся до другого города, по крайней мере, судя по карте. Мы можем воспользоваться этим, пока у нас есть такая возможность.

Выражение его лица стало почти паническим, глаза зажмурились.

— Думаешь, это опасно? — спросила она. Она действительно не думала об этом, не тогда, когда он выглядел такой устрашающей фигурой, даже раненый.

Он нахмурился, размышляя.

— Нет…

Ее страхи ослабли, когда она услышала это от него. Сорча подумала, что с учетом времени, которое они потеряли в усадьбе Кары и Анхуса, если бы тот другой орк выжил в реке и все еще намеревался охотиться на них, он бы уже сделал это. Она искренне надеялась, что монстр не выбрался из реки, а если и выбрался, то вернулся обратно к клану и стал рыбаком.

— Ты сможешь пойти, как и раньше. И, кроме того, появление орков или других существ в городе не является незаконным. Просто это редкость в наши дни.

Его рот по-прежнему был сжат в недовольную линию, но на этот раз он не отказался сразу.

Придвинувшись немного ближе, Сорча настаивала:

— Пожалуйста, Орек. Мы сможем лучше позаботиться о твоей ране и достать там больше припасов. Там будет удобно и безопасно. Только на одну ночь. Ради меня?

Она не любила играть этими уловками, но и не собиралась быть благородной. Не тогда, когда это означало горячую ванну и удобную кровать.

Она не сказала ему, что твердо намерена снять только одну комнату с самой большой кроватью, которая будет в гостинице. Если в тяжелые времена что-то вспыхнет, что ж, тогда, как она и сказала, мы сможем воспользоваться этим, пока есть такая возможность.

Когда он страдальчески вздохнул, Сорча поняла, что победила, но милостиво позволила ему осознать это самостоятельно. Спустя еще одно долгое мгновение его густые брови приподнялись над глазами, и он еще раз тяжело вздохнул.

— Хорошо, если это то, чего ты хочешь…

Сорча просияла.

— Это будет восхитительно, я обещаю!