Полукровка

30



По мере того, как проходили дни в доме Брэдей, его пара, казалось, обрела свою прежнюю роль в семье, вернувшись на место, как нога в сапог. Что касается Орека, он нашел место рядом с ней. Это его не удивило, поскольку он всегда был рядом со своей парой. Чего он раньше не понимал, так это того, что это означало буквально стоять рядом с ней, чтобы взвалить на себя часть ее бремени.

Он полагал, что не должен был удивляться тому весу, который его пара имела в своей семье, всем обязанностям и ожиданиям, которые накапливались, как гора блюд, приготовленных к каждому приему пищи. Она и раньше рассказывала обо всем, что делала — это было просто… он подумал, что, возможно, все в ее семье делали то же самое.

Все они, безусловно, чем-то занимались, но, как показалось Ореку, не так много, как Сорча.

На следующее утро после возвращения из Дундурана Найла отругали за то, что он проспал допоздна.

— Животных нужно кормить, — напомнила ему мать.

Он просто моргнул, глядя на нее поверх яичницы, зависшей у его губ.

— Но Сорча вернулась.

Эйфи открыла рот, чтобы что-то сказать, но Сорча отмахнулась от ее беспокойства. Отправив в рот остатки завтрака, она встала из-за стола.

— Все в порядке, мама, я справлюсь. В любом случае, я нравлюсь животным больше.

Остальные братья и сестры согласно хихикнули и вернулись к своему завтраку.

Орек наблюдал, его разочарование росло, когда Сорча поспешила покинуть комнату. Он был единственным, кто встал из-за стола и последовал за ней, чтобы начать день.

— О, ты не обязан этого делать, — сказала она, когда он взял вторые грабли, чтобы помочь подметать стойла для коз.

Ты тоже, хотел сказать он, но вместо этого сказал:

— Я хочу помочь. Я заслужу свое место здесь.

У нее все еще был обеспокоенный вид, поэтому Орек добавил:

— Кроме того, так я буду рядом с тобой.

На ее лице появилась неловкая улыбка, и настроение Орека немного улучшилось, когда он увидел ее. Она была рада видеть его здесь, даже если его навыки уборки мусора оставляли желать лучшего. Тем не менее, он вдвое сократил время, которое обычно требовалось ей, чтобы подготовить домашний скот к сегодняшнему дню. И Орек действительно наслаждался блеянием и ужимками коз и ослов.

Они закончили работу довольно рано, и у них было достаточно времени, чтобы проводить детей на уроки в Гранах. Обычно Сорча запрягала лошадь в телегу, но Кили хотела идти пешком и держать Сорчу и Орека за руки, поэтому они пошли пешком.

Он думал, что, возможно, Калум уже достаточно взрослый, чтобы проводить своих младших сестёр в школу, а не идти с носом, уткнувшимся в книгу так, что его приходилось подгонять всякий раз, когда он сбивался с пути. Но Орек не мог осуждать младших детей, как и Сорча.

Когда они вернулись в дом Брэдей после ночи в Дундуране, Кили выбежала из дома, когда увидела их, и бросилась к Сорче. Сквозь отчаянные слезы она умоляла Сорчу больше не уходить. Было очевидно, что Сорча была в отчаянии, поглаживая девочку по волосам и успокаивая обещаниями.

И когда они оставили юнлингов в Гранахе, Кили повернулась и нахмурилась, ее маленькое личико стало серьезным.

— Ты вернешься за мной позже? — спросила она.

— Конечно, мы придем, — пообещала Сорча.

Тем временем они вернулись домой, чтобы возобновить работу Сорчи. Орек последовал за ней, пока она осматривала лошадей, находящихся в данный момент в конюшнях, совещаясь со своей матерью и главным конюхом об успехах каждой из них и о том, какие из них уже были востребованы клиентами. Сорча согласилась взять четырех самых непослушных лошадей, оставив конюхам более послушных, подготовленных для клиентов.

— Мне нужно, чтобы ты поработала с одной из уже обученных лошадей, просто чтобы привыкнуть к ней, — сказала Эйфи. — Через несколько дней у нас появятся новые клиенты, и я хочу, чтобы мой лучший наездник показал лошадей.

Сорча улыбнулась.

— Сегодня я потренируюсь с Фиорой и познакомлюсь с мерином. Завтра я поеду верхом, чтобы он мог привыкнуть ко мне.

— Идеально, — Эйфи чмокнула Сорчу в щеку и отправилась присматривать за работой конюшни, что бы это ни влекло за собой. Казалось, что Эйфи также обучала лошадей, руководила конюхами и часто встречалась с коневодами для покупки нового поголовья, а также готовила еду для семьи. Из всех остальных членов семьи мать, казалось, была занята больше всех после Сорчи.

Его пара познакомила Орека с лошадьми, которых она знала. Фиора радостно подошла поприветствовать их, ее серая морда была бархатисто-мягкой, когда она схватила морковку из рук Орека.

— Ты сделаешь ее такой же круглой, как Даррах, — со смехом упрекнула Сорча. — И где ты продолжаешь находить морковь?

— Я обнаружил, что лучший способ соблазнить женщину — это накормить ее, — он ухмыльнулся ей, прежде чем наклонился, чтобы завладеть ее губами.

Он оторвался от нее только при звуках неловкого кашля и шарканья ног. Сорча отстранилась, покраснев, увидев, что некоторые конюхи уставились на них.

Она откашлялась.

— Что ж, давай сделаем тебя самым популярным человеком в конюшнях — ты начнешь кормить, а я выведу всех, кто мне нужен, в загон.

Кормить лошадей было достаточно приятно. Ему нравились их манеры поведения и звуки, нравились мягкость их носов и блеск их глаз, как будто они понимали его. Каждый из них обладал индивидуальностью, и большинство быстро прониклись к нему симпатией.

Также было ясно, что все они обожали Сорчу, даже самые сдержанные.

Используя Фиору в качестве вожака, Сорча собрала небольшое стадо в загоне и начала знакомиться с новыми для нее лошадьми. Она вела себя спокойно, все было в мягких прикосновениях и успокаивающих словах. Лошадям не потребовалось много времени, чтобы следовать за ней по загону, останавливаться, когда она говорила, и идти, куда она указывала.

Орек мог понять — она заслужила его доверие с такой же нежностью.

Ближе к вечеру пришло время забирать юнлингов. Орек и Сорча быстро перекусили и отправились в Гранах. Он был тронут визгом восторга Кили при виде них и внимательно слушал, как маленькая девочка рассказывала им все, что узнала. Затем настала очередь Калума рассказать о том, что он прочитал, и о своих идеях относительно новых наблюдений.

Сорча оставила малышей в доме с их матерью, которая пришла из конюшни, чтобы приготовить ужин. Она убедилась, что Кили перекусила, пока Блэр и Калум отправились по своим делам. Орек схватил яблоко и сунул его в руки Сорчи, когда они возвращались в конюшни.

— Тебе тоже нужно поесть, — напомнил он ей.

Она покраснела и разволновалась, но он использовал свое большое тело, чтобы удержать ее от повторного входа в загон, пока не осталась только сердцевина от яблока, которую она использовала, чтобы еще больше расположить к себе лошадей.

Пока Сорча работала с лошадьми, чистила их стойла, советовалась с конюхами, ухаживала за огородом, ходила по восточной границе, проверяя, нет ли сломанных изгородей, и перегоняла коз с западного поля в конюшню на ночь, остальные члены семьи… что-то делали.

Большую часть дня он не видел Мэйв, и ему сказали, что она уехала в Гранах заниматься со своими преподавателями. Она вернулась во второй половине дня, взяла охапку книг и вышла в сад, чтобы почитать в тени. Хотя, честно говоря, Орек думал, что это больше для того, чтобы позволить конюхам восхищаться ею, поскольку она проводила гораздо больше времени, наблюдая за ними из-под ресниц, чем не отрывая глаз от страницы. В конце концов она действительно вернулась в дом, чтобы помочь с ужином.

Весь день ее отец и старшие братья тренировались. Он предполагал, что рыцарям это нужно, но для чего они тренировались, он не совсем понимал. Горстка человеческих юнлингов, которые, как узнал Орек, тоже готовились стать рыцарями, последовали за Кьяраном. Они спаринговались друг с другом и выполняли упражнения во дворе к востоку от дома. Орек узнал, что одна из пристроек была маленькой казармой для стажеров. Время от времени появлялись Коннор и Найл, чтобы помочь, и спаринговались друг с другом и устраивали демонстрации для стажеров.

Коннор остановился, чтобы помочь Сорче загнать коз, но Найл исчез до ужина.

Ужин был сытным, семья разговорчивой. Многие хотели узнать мнение Сорчи о том, что они делают. Когда трапеза закончилась, именно Сорча поднялась, чтобы помочь матери убрать со стола и вымыть посуду. Орек вошел следом за ней, занимая место в очереди за сушкой. Он никогда раньше не вытирал посуду, но ему нравилось тихое тепло кухни и то, как Сорча и ее мать вместе напевали мелодию.

К тому времени, как они добрались до ее комнаты, она почти спала на ходу. Она устало хихикнула, когда он снял с нее одежду и натянул ей через голову мягкую ночную рубашку. Она подставила лицо для поцелуев, и Орек поднял ее и положил на середину кровати. Он не торопился, покрывая поцелуями ее тело и щедро лаская ее влагалище языком и губами, вызывая длительный оргазм у своей пары. Ее глаза стали сонными и удовлетворенными, и он забрался бы в постель рядом с ней, если бы она не протянула к нему руки. Не в силах сопротивляться, Орек скользнул внутрь своей пары, овладевая ею медленно и уверенно, пока их не прорвало освобождение. Он сдержал свой рев, зарываясь лицом в волосы Сорчи.

Тело гудело от удовольствия, он вымыл их и уложил в постель, Сорча уснула еще до того, как он укры ее одеялами.



Так шли дни, один за другим. Вставать рано, чтобы раньше всех приступить к работе по дому. Провожать юнлингов в Гранах и обратно. За садами нужно было ухаживать, собирать урожай, кормить скот. Именно Сорча починила колодец, когда сломался шкив. Именно Сорча починила сломанный забор на южной границе. Именно Сорча ухаживала за хромыми и больными животными.

Она была той, к кому каждый брат или сестра обращались за помощью. Для Кили это было ее чтение. Для Блэр — помочь заштопать платье. Калуму нужна была помощь в распутывании сети, Мэйв — в поиске потерянной ленты, Найлу — в совете, как произвести впечатление на девушку в городе, и даже Коннору, когда ему понадобилась дополнительная рука, смазывающая оружие.

— Я не возражаю, — сказала она ему, когда однажды ночью он спросил ее, зачем. — Я нужна им.

Орек сделал все, что мог, взяв бремя своей пары и взвалив его часть на свои плечи. Семья приняла его помощь даже охотнее, чем Сорча, но она использовала освободившееся время, чтобы взять на себя больше работы, больше обязанностей. В сутках не хватало часов на все, что она намеревалась сделать, и она отчитывала себя за то, что не успевала за всем.

Каждый день он наблюдал, как его пару тянуло во все стороны. И все же она каким-то образом находила время уделять ему свое внимание и привязанность. В перерывах между домашними делами она любила показывать ему мелочи, которые приносили ей радость — поздние яблоки, шалости жеребенка, кристаллы, которые она собирала по всему участку. Он слышал и чувствовал ее любовь к этому месту в каждом слове, и Орек понимал, что сам тоже влюбляется в это место, потому что как он мог не любить то, что так дорого его паре?

Ночью она настаивала на том, чтобы не спать, а поговорить о проведенном дне. Даже если они провели его вместе, бок о бок убирая грязь, чистя и чиня, они разговаривали, их руки лениво выводили узоры на телах друг друга. Она нашептывала ему мечты и идеи, пока потрескивал огонь в ее маленьком очаге, о том, как они могли бы пойти и выбрать участок земли для строительства собственного дома, как, возможно, они могли бы помочь Дарроу и Эйслинн искоренить другие группировки работорговцев, даже о том, как он мог бы найти здесь свое призвание.

Он рассказал ей, что ему понравилось в этом месте, о животных, которых он видел. Он рассказал ей, как продвигаются наблюдения Калума и что он добавил. И он рассказал ей о странных вещах, о том, как они натыкались на выпотрошенных кроликов и птиц, подвешенных за ноги к веткам. Это встревожило Калума, и Сорчу тоже, но она сказала, что, возможно, это был медведь, готовящийся к зимней спячке.

Орек никогда не видел, как медведь вздергивает птиц, но другого объяснения не было, поэтому он оставил это в покое. Пока. Иногда было трудно вспомнить о тревогах долгого дня, когда его пара скользила по его телу.

Каждую ночь она старалась дышать и целовать его кожу, повторяя я люблю тебя, и я твоя и моя пара. Он брал все это с жадностью, хотя знал, что она устала. Он дал ей взамен все, что мог, хотя и не был уверен, что этого достаточно.

Он обнимал ее, когда мог, помогал ей, где мог, и молча наблюдал, как его прекрасная пара погружается в свои обязанности.

И хотя он любил ее и любил ее семью — некоторых больше, чем других, — он не мог сдержать искру негодования по отношению к ним, вспыхнувшую в его груди, отягощенную его собственной виной за то, что он был слишком жадным, чтобы отказаться от своей части ее.



У нее снова заболело плечо. Сорча заметила, что это началось около года назад, но, кроме нескольких дней, когда Софи безжалостно впивалась большими пальцами в мышцы и сухожилия, с этим особо ничего нельзя было поделать.

Она и не заметила, как боли прекратились, пока не почувствовала их снова.

Это была своего рода тупая боль, и каждую ночь она ложилась в постель со вздохом облегчения, когда она проходила. Этот вздох всегда переходил в стон, когда ее пара переворачивал ее на живот и массировал спину и плечи своими замечательными большими руками, намного нежнее, чем острые ногти Софи.

В глубине души Сорча знала, что главное — это отдых. Если Фиора начинала прихрамывать из-за чрезмерного использования, она отводила кобылу в тихий загон и давала ей отдохнуть.

Но у Сорчи не было времени на отдых.

Ей нужно было так много сделать, так много наверстать упущенного за те недели, что она провела вдали от дома.

Осень всегда была для них напряженным сезоном, продажа лошадей перед зимой делала путешествия слишком обременительными, приходилось доставлять урожай из сада и огородов и пополнять запасы для конюшен. Нужно было планировать праздники и гуляния и присутствовать на них. Фрукты, овощи и мясо нужно было консервировать и консервировать.

Зима была по-своему насыщенной, но большая ее часть ограничивалась домом. Сорче всегда нравилось тщательно убираться от чердака до гостиной, хотя бы для того, чтобы найти себе занятие. Она часто нервничала, просто сидя дома, пока шел снег.

Хотя, может быть, не так уж плохо пролежать в постели все утро, подумала она с улыбкой. Когда у меня есть красивый полуорк, который составляет мне компанию.

Несмотря на то, что ежедневные обязанности наступали ей на пятки, все было намного лучше, когда Орек был рядом с ней. Просто его постоянное присутствие, убирающего стойла или отводящего малышей в школу, доставляло ей такую радость. Было облегчением иметь компанию.

Она часто беспокоилась, что он воспротивится этой работе или ему не понравится, но, если уж на то пошло, он сразу же взялся за дело. Особенно за лошадей. Она не знала, как и где он достает для них лакомства, ведь сад никогда не выглядел запущенным, но все лошади уже знали, что в его карманах есть вкусности. Все они спешили высунуть головы из дверей своих стойл и приветствовать его хором ржания. Все конюхи шутили, что узнавали о его и Сорчи прибытии только по возбужденному ржанию и топоту копыт.

Сорча верила, что они найдут ему занятие по душе. Хотя ей нравилось, что он весь день был рядом, она подумала, что он хотел бы заняться своими собственными делами и найти новые интересы, и она поддержала бы его, что бы он ни выбрал.

И он быстро завоевал доверие большинства ее братьев и сестер, особенно самых младших. Коннору он тоже, казалось, нравился, еще одна причина, по которой он был ее любимым братом. Как только Кили обнаружила, каким фантастическим рассказчиком был Орек, Сорча часто заставала троих младших, собравшихся вокруг него в гостиной, на кухне или в саду, выпытывающих у него историю.

Мысль о ее красивом полукровке напомнила, что ей нужно поговорить с Коннором о том, чтобы сделать им новую кровать, достаточно большую, чтобы Ореку было удобно. Хотя она еще не совсем поняла, куда они поставят эту большую новую кровать. Ее комната была слишком маленькой для чего-то большего. Комната в башне была немного больше, хотя в ней гуляли сквозняки и не было камина.

Ему всегда удавалось согреть меня.

Надо будет поговорить с матерью, чтобы она открыла комнату для проветривания, и добавить в свой мысленный список протереть там пыль и показать комнату Ореку.

Однако все это вызывало вопрос… где же он?

Сорча подняла глаза от того места, где вела одну из лошадей легкой рысью, и обнаружила, что нигде не видит его широких плеч. Когда он не вернулся к тому времени, как она закончила дневную тренировку, она отправилась на его поиски.

Звук смеха привлек ее к южному полю.

Она обнаружила стайку детей, состоящую из нескольких ее младших братьев и сестер и горстки оруженосцев ее отца, гоняющих по полю кожаный мяч. Калум гонял мяч ногами, пытаясь уклониться от Блэр, которая продолжала метаться перед ним. Другие дети погнались за ними — все, кроме Кили и еще одной девочки, которые сидели в сторонке, заплетая траву в венки.

Калум ударил по мячу, отправив его в полет…

Прямо в грудь Ореку. Мяч отскочил с шлепком, и дети замерли, ожидая его реакции. Он моргнул в ответ и подтолкнул мяч Блэр, которая быстро умчалась с ним, остальные бросились в погоню.

Сорча подбежала к нему, более чем немного шокированная, обнаружив, что он за вратаря в их игре. На другом конце поля Найл нырнул и пропустил удар Блэр по другим воротам.

— Блэр втянула тебя в это? — Сорча позвала с воображаемой боковой линии.

Орек пожал своими широкими плечами.

— Ей нужен был вратарь, — в его устах это слово прозвучало странно, как будто ему никогда раньше не приходилось его произносить.

— Он занимает все ворота! — воскликнула Блэр, подбегая к ним.

— Именно поэтому мы договорились, — вставил Калум, — в следующий раз поменяем вратарей. Чтобы все было честно.

Блэр закатила глаза и снова убежала за мячом. Будучи тихой, чувствительной и любительницей поэзии, она обладала порочной склонностью к соперничеству — ничто ей так не нравилось, как побеждать своих старших братьев и сестер в играх.

— Хочешь еще одного игрока? — спросила Сорча Калума, уже снимая свое тяжелое пальто.

Брови ее брата удивленно изогнулись.

— Ты?

Она оскорбленно усмехнулась.

— Да, я. Хочу, чтобы ты знал, я лучший игрок в этой семье, что бы ни говорили тебе Коннор и Найл.

Когда Кили увидела, что Сорча присоединилась к игре, она подбежала, чтобы обнять ее за ноги.

— Ты никогда не играешь с нами! — воскликнула она. — Я хочу быть в команде Сорчи!

Ее сердце сжалось. Это неправда. Я играю с ними… иногда…

— Тогда это будет нечестно, — возразил Калум.

Сорча бросила на него взгляд, заставивший его замолчать. А затем она продолжила доказывать ему и всем остальным, почему именно она была лучшим игроком в семье. Блэр не на пустом месте черпала свою безжалостность.

Они с Блэр устроили дуэль ударов ногами, отбивая мяч друг у друга. Они бегали по полю весь день, Кили и другие дети помладше с визгом бежали позади.

Сорча сбилась со счета, сколько голов забила каждая из команд: ее команде удалось забить три мяча в ворота Орека, а Блэр — еще один, но к тому времени, когда солнце скрылось за деревьями и воздух стал неуютно прохладным, Сорча широко улыбалась, глотая воздух.

Блэр отвесила ей притворный поклон.

— До новой встречи, — сказала она, прежде чем заскочить в дом, чтобы умыться.

Кили снова обняла ее за ноги.

— Мне нравится, когда ты играешь. Ты заставляешь Калума и Найла замолчать.

— Они должны меня слушаться. Я их старшая сестра, — сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать Кили в щеку.

— Ты сыграешь завтра снова?

— Я попробую, жучок. Иди в дом и умойся.

Она смотрела, как Кили вбежала в дом, потирая рукой грудь, где болезненно сжималось сердце.

Сорча почувствовала, как Орек подошел к ней, и его рука скользнула вокруг талии, чтобы привлечь к себе.

— Тебе не понравилась игра?

— Хм?

— Ты расстроена.

— Ох, — Сорча потерла лицо. — Нет, мне… было весело. Я не делала этого уже… — она вздохнула, сердце снова сжалось от чувства вины.

Она не могла перестать думать об удивлении Калума и Кили, узнав, что она вообще захотела поиграть с ними. И она не могла перестать думать о том, что потеряла целый день.

Она предполагала, что именно поэтому у нее не было возможности поиграть со своими братьями и сестрами. Казалось, просто никогда не хватало времени.

Рука Орека прошлась вверх и вниз по ее спине, отыскав нежное местечко на плече. Она застонала, когда он мягко нажал, снимая напряжение там.

— Ты слишком много работаешь, моя пара.

— Я просто провела день, играя, — напомнила она ему.

— Так поступали многие другие. Почему они могут уделять время играм и находить радость? Почему только ты не можешь?

— Орек…

— Ты нужна им, сердце мое. Ты. Не для тренировки лошадей, уборки или кормления скота. Моя пара, — и он поцеловал ее в щеку, чтобы смягчить удар, — они делали все это без тебя. Они справились. Что им нужно, так это ты.

Сорча проглотила слезы, что-то хрупкое и невидимое внутри нее задрожало от осознания.

— Они полагаются на меня.

— Да, это так. У тебя здесь важное место. Сорча, ты — их сердце. Так же, как и мое.

Он притянул ее в свои объятия, положив подбородок ей на голову. Она вдохнула его запах, успокаиваясь, когда эмоции одна за другой захлестывали ее.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, моя пара. Чтобы ты обрела радость. Ты не можешь этого сделать, когда изнуряешь себя.

Сорча прерывисто вздохнула, но сдержала слезы. Им нужно было идти домой к ужину.

— Я знаю, — сказала она. И она действительно знала, но всегда нужно было что-то сделать, и если она могла это сделать, исправить, улучшить, она просто… делала. Так было всегда. Такова была ее роль в семье. Если бы у нее не было этого…

Легкое беспокойство закралось в сердце Сорчи, даже когда она обвила руками широкую грудь Орека и прижала его к себе.

Его слова были такими милыми, его забота — всем, чего она только могла пожелать. Но она поняла, что он сказал, почувствовала в нем искру негодования, и это было то, чего она боялась.

Я не хочу, чтобы однажды ты проснулся и понял, что я этого не стою.