Полшанса

Глава 6

Зажав нос, мне в глотку вливали удивительное вещество. По консистенции жидкость, но по ощущениям и проходимости как битое стекло, оно резало рот и рвало пищевод. Не способный вдохнуть, я с трудом глотал эту дрянь чтобы мои трепыхания не мешали. Ноги перетянули ремнями, а единственную руку привязали к телу. Закончив, меня оставили. По телу начал расходиться жар, в желудок словно камней напихали, а голову стянули обручи боли.

Открыл глаза я только когда солнце начало уходить в закат, окрашивая всё в оранжевый цвет. Мой враг стоял у оконного проёма спиной ко мне и смотрел на улицу. Сумка с оружием лежит в углу рядом с ним. Противник третьего уровня, у меня к слову теперь такой же. Вооружён он простым боевым топором. С лезвием с одной стороны и шипом с другой. Висел он, продетый рукоятью в петлю на талии.

Казалась бы, почему я называю врагом того, кто вернул мне руку. Причин слишком много, и выбирать одну, из-за которой я его убью, мне не нужно. Правая рука и ноги были всё также связаны, но не левая. Нащупав узел с боку, потянул за него, и верёвка на груди ослабла. Теперь нужно высвободить ноги, вот только что бы дотянутся до узла, мне нужно сесть или подогнуть их под себя. Ни один из вариантов не останется не замеченным.

Ага, попривередничай тут ещё, у тебя только один шанс убить ублюдка со спины, время для быстрых действий. Либо ты, либо он. Решайся!

Присмотрев рядом с собой каменный осколок, на меня опустилось холодное спокойствие смертника уже готового ко всему. Повернув корпус, немного согнул ноги в тот момент, когда узел развязался, я схватил осколок и из положения лёжа бросился на того, кто обязан умереть. В последний момент он сместился в сторону, я чуть не в печатался в стену. Присел, развернувшись и обхватив противника за пояс, нанося удары камнем. Враг оказался крепким. Сначала он несколько раз ударил меня локтем по спине, после чего, обхватив меня за грудь, приподнял и, ударив оп пол, отшвырнул к стене. К стене, в углу которой лежали мои вещи. Схватив аусгабе и не доставая его из ножен, нанес удар гранёной рукоятью гаду в живот. Перехватив мои руки, он начал их выворачивать, пытаясь заставить меня отпустить оружие. Удар лбом в лицо показал, что не нужно так делать. Разжав руки, он оформил мне два быстрых в ухо и челюсть. Оглушённый, я откинулся назад, избегая других атак и обнажая лезвие. Успел, но мой противник тоже. И хоть по очкам у нас ничья, в общем зачёте он победил, стоя в проходе и направив мне в живот арбалет, который я уже по праву считал своим.

— Можем продолжить, но ты ляжешь и уже не поднимешься. Я в благородство играть не буду и выпущу в тебя болт.

— Интересно, как это слово у тебя в глотке не застряло.

— Думаешь, я с тобой шутки шучу?

— Когда аист принёс тебя твоим родителям, они долго смеялись и хотели сначала взять аиста.

— Что?

— Шутка. Смешная. Смейся.

— Ты …это …

— Ага, мне часто так говорят. Полагаю, ты лечил меня не просто так. Но какие бы цели ты не преследовал, меня сие не волнует.

— Я видел, как вы сражались с шурдами и как ты один от них отбивался. Тебя бросили собственные товарищи.

— Да, я был там, видел.

— Кх-ммм, у тебя красная метка, тебя за неё убьют… если ты будешь один. Я предлагаю взаимовыгодное соглашение.

— Во-первых, пошёл на хер. Во-вторых, пошёл на хер. В-третьих, туда же.

— Я помог тебе. Исцелил твои раны, израсходовав очень ценную вещь. Ты мне обязан!

— А теперь, можешь повторить, это моему трупу. Потому что я лучше сдохну, чем объединюсь с меекханцем.

— То, что я …

— Имеет значение! Твоя страна развязала мировую войну, которая длится уже два десятилетия. Ваши смертники устраивают теракты везде куда попадают. Вы создали целую религию, основанную на том, что любой, кто не разделяет ваши взгляды, должен умереть. И то что нас закинула в иной мир, этого не как не меняет.

Молчание повисло в комнате. Сказать было нечего. Ситуация патовая. Помещение слишком маленькое, уйти с линии выстрела некуда, достать гада не успею. На его промах почти в упор рассчитывать не приходится. Тогда остаётся одно, потянуть время. Пускай себе болтает.

— Да я меекханец, тот, чей народ называют трижды проклятым. Ты прав: то, что я здесь — это расплата за то, что я делал там. Во мне нет ни капли раскаянья за содеянное моим народом. Это наш путь, наша идея и наше проклятье. Но здесь враг — это шурды! Им плевать на наши склоки на Земле. Чтобы выжить здесь, нужна сила, которую один человек не может получить. Я не предлагаю тебе дружбу, не предлагаю союз, а предлагаю лишь соглашение, по которому мы будем держаться вместе отведённый нам срок в этом мире.

— Пожалуй откажусь.

— Ты ослаблен. Наин может и закрыл раны, но вытягивает силы из тела не хуже насоса. Первый же шурд тебя свалит с ног.

— Какое неожиданное человеколюбие. Меекханец, беспокоящийся о других. Звучит как плохая шутка.

— Я предлагаю тебе в последний раз. Давай объединимся, чтобы мы оба смогли выжить. Вернуться домой к своим семьям. К своей стране, перед которой у тебя, как и у меня, долг жизни. Если у тебя нет семьи и тебе плевать на страну, тогда сделаем это хотя бы для того, чтобы не доставлять шурдам удовольствие по нашему умерщвлению. Относись ко мне как хочешь. Мне плевать, но я хочу выжить, в одиночку мне не справиться. Округа кишит шурдами и они знают, что где-то здесь прячутся люди. С наступлением сумерек они методично начнут проверять каждое строение. — Словно подтверждая его слова раздался протяжный звук рога.

— Никакого объединения.

— Жаль. Ты не оставил мне выбора.

Меекханец взял арбалет двумя руками, нажав на спусковую скобу. Щёлкнула тетива. Внутри меня всё сжалось, но я не закрыл глаза. Болт лязгнул об пол у моих ног, отлетая к стене. Меекханец опустил оружие, отходя с прохода.

— Можешь идти. В спину не ударю.

Я помолчал пристально, вглядываясь в его лицо, пытаясь отыскать там ложь или злой умысел. Не увидев ничего, остался стоять на месте.

— Почему я? Если ты видел, как мы убегали от шурдов, то видел, что нас было трое. Почему не помог другому?

— Кому, например? Тому, что впечатался в стену с подрубленными ногами, или тому, кто его подрубил?

— Вопрос всё тот же. Почему я? Не верится, что мы первые люди, с которыми ты встретился почти за четыре дня. А учитывая то, что ты видел наше бегство, подставу Гавела и наверняка сразу срисовал мою увечность. Вообще не понимаю, почему решил действовать.

— Ты прав. Людей я встречал и до вас. Реагировали на меня они так же, как и ты, только с большим желанием убить. После очередной попытки день назад. — Меекханец закатал рукав, показывая длинный порез на руке. — Решил затаиться, дожидаясь конца срока, но чёртовы шурды начали действовать методичнее, стали ходить спиралями постепенно, замыкаясь к центру. Из-за этого ни спрятаться, ни уйти дальше мне не удалось. Честно говоря, заметив вас, я не планировал помогать. Ты сам побежал в мою сторону. Я сидел на одной из таких вышек, на которую ты забрался. Решил ещё раз попытать удачу.

Убрал клинок в ножны и закрепил перевязь. Подняв сумку, я проверил остальные свои вещи. Всё на месте.

— Как твоё имя? И как ты мог видеть всё то, что со мной было, если сидел на вышке? Там приличное расстояние.

— Моё имя Тибальт.

Я недоверчиво посмотрел на двухметрового, абсолютно чёрного человека перед собой. Солнце отражалось на его чёрной лысине, а на щеке был виден белёсый рваный шрам. В общем, он никак не был похож на низкорослого кудрявого еврея.

— Тибальт? Ты что поклонник мюзиклов?

Лицо меекханца вытянулась, а глаза расширились.

— Так я угадал?

— Не предполагал, что встречу здесь человека, знающего о театре. Я удивлён.

— Странно, а как же имена вроде: Убийца Гор, Грохочущий Лев, Шоколадный Топор. Или что-то в этом духе?

— Ты считаешь, что каждый меекханец желает вознестись?

— Тебе лучше знать. Ваши имена повергают в шок весь мир. Но оставим тему имен. Что ты дал мне выпить?

— Двадцатипроцентный раствор наина.

— Что это такое?

— Какой-то шурдский эликсир. Забрал его у мёртвого шамана. Может исцелить внешние и некоторые внутренние повреждения за счёт сил организма. Вообще он называется «инаин», но «наин» проще говорить.

— У тебя ещё есть?

— Есть, но больше нельзя, умрёшь.

— Я не собираюсь его пить. Хочу просто проверить свою теорию.

К моим ногам подкатилась вытянутая объёмная склянка с красным веществом внутри, в котором плавали чёрные гранулы. Прикоснувшись к сосуду, я увидел надпись.

Пятипроцентный раствор инаина. Позволяет исцелить незначительные внешние повреждения. Область применение: внутрь.

Внимание: при частом применении возможен побочный эффект. Смерть.

Я отправил склянку обратно. Ясно. Значит, если мне в руки попадёт предмет, о котором я уже имею представление, он будет сразу опознан. Вероятно, то же самое касается и живых существ. Хорошо, что стало на один вопрос меньше.

— Что насчёт того, как ты за мной наблюдал?

— Тут уже не всё так просто. У того мёртвого шамана я нашёл не только наин, но и кое-что ещё.

Меекханец снял с пояса коричневый кожаный футляр и толкнул его ко мне. Подняв, я откинул клапан и … немного остолбенел. Из чехла двумя окулярами на меня смотрел бинокль. Только какой-то странный, выполненный из дерева с наглазниками не из резины, а из кожи и мутноватыми линзами.

— Весьма необычно. — Сказал я, убирая агрегат обратно.

— Переверни и посмотри на его дужку. — Бесцветным голосом произнёс меекханец.

Сделав это, пришло время удивляться по-настоящему. Не поверив, я провёл пальцем по глубоко вырезанному изображению круга, выстроенного из тринадцати пятиконечных звёзд с тремя буквами в центре «К.Ш.А». Откуда мог взяться предмет из нашего мира тут, если первая волна людей всё ещё здесь? Или были и другие волны? Вот же! Не было печали. И почему он сделан из дерева, а не из алюминия или другого метала. Подняв его к глазам, я покрутил колёсико увеличения. Мутноватое изображение приблизилась, примерно в пять раз. Если этот предмет попал сюда с Земли и сделан он был явно на заказ, почему принёсший его сюда не взял с собой обычный бинокль с двадцати кратным увеличением? Как-то это не разумно. Или же на это была веская причина? Вернув бинокль меекханцу, я опёрся на стену и достал из сумки пару припасённых груш и последнюю наполовину пустую шурдскую флягу.

— Ну а твоё имя как?

— Филин. — Через силу ответил я. Накатившая слабость оказалась настолько сильной, что я с трудом оставался стоять.

— Тебе нужно поесть и перевязать снова руку.

Меекханиц кивнул на конечность с новой тонкой розовой кожей. Она в нескольких местах лопнула от резких телодвижений и теперь из ран текла кровь. Чистая кровь, без сукровицы и гноя. Это меня несказанно радовало.

— Судя по тому, как ты это сказал, для этого нужно будет что-то сделать.

— Да. Дойти до лагеря других «условно союзных субъектов»— с невероятным уровнем сарказма произнёс меекханец. — До него часа полтора. Строго на запад, и если выйти сейчас, то до темноты должны успеть.

Рёв умирающего медведя, изданный моим животом, был ответом на его предложение.

— Не возражаю. Только для начала верни арбалет на базу.

— Пусть он пока побудет у меня. Ну, чтобы у тебя рука случайно не дёрнулась при ходьбе. Мне осталось продержаться двадцать пять часов. Как время выйдет, я его тебе верну, можешь не беспокоиться.

Мне это не понравилось, но сил возражать не было. Хотелось просто лечь. Переборов себя, я вяло кивнул и, мы двинулись.

Какое бы слово подобрать? Хмм, думаю «убого» подойдёт. И нет, я не охренел, называя так место, в котором обосновались люди. Оно как раз было выбрано удачно. Пять домов стоящие буквой «П» находились на пустыре, образовывая внутри небольшую площадь, на которой горел костёр. Убого выглядели сами люди. В свете огня я насчитал одиннадцать человек. Кто-то сидел, уставившись в огонь. Кто-то монотонно раскачивался, уйдя в себя. Были и те, кто банально плакал, а кто-то, плюнув на всё, просто лежал на голой земле. По крышам, конечно, стояли часовые. Но они были заняты чем угодно, кроме наблюдения за округой. Не знаю, сколько ещё людей укрылись в домах, но, думаю, напади сейчас на них взвод из пятнадцати шурдов, половина с воплями разбежится, а половина упадёт на колени и начнёт молить о пощаде. Лишь единицы решат дать отпор.

Конечно, если система брала случайным образом людей, то, вероятно, не менее шестидесяти процентов всех попавших сюда должны быть обычными неграмотными крестьянами, не видевшими ничего кроме плуга, и не убивавшие никого крупнее курицы. Не смотря на то, что земля находится в состоянии чуть ли не перманентной войны всех со всеми, бои ведутся в основном на стабильных участках фронта, которые могут годами не двигаться. Вот фронт, а вот обычная мирная ферма в десяти километрах и, это норма. А на поле боя преимущественно бьются хтоники, не знающие страха, не чувствующие боли и не страдающие от ран. Поэтому живых военных, участвующих в боях, сравнительно немного. Подавляющую часть армий мира составляют срочники, которых каждые десять месяцев призывают для прохождения военной подготовки. Так что вероятность появления здесь человека с особыми навыками смертоубийства равна статистической погрешности. Но это не оправдывает столь плохую организацию и вообще подобное поведение.

Повернув голову, посмотрел на меекханца. Он как раз прихорашивался для того, чтобы идти в лагерь. Собрал на голове чурбан, лицо обмотал куском ткани, а кожу вокруг глаз испачкал грязью. Так же замотал руки и поднял воротник. Прямо вылитый сарацин из учебника истории.

— Вижу, ты не строишь иллюзий насчёт отношения людей к вам.

— Нет. Я знаю, кого они во мне видят, и не могу сказать, что они не правы.

Двинувшись к лагерю, шли, не скрываясь, намерено хрустя каждой веткой.

— Стаяяяять! Кто идёт? — Раздался голос, пустивший петуха.

— Свои. Люди. — Выходя на свет костра, сказал я, держа руки подальше от оружия.

— Ага, свои… думаешь, я глупый? У тебя красная метка!

— А ты глазастый. Нам нужно немного еды и кое-какая помощь.

— Он пусть проходит. — Указал часовой простым копьём на меекханца.

Знал бы он, кто скрыт под одеждой, явно так бы не сказал.

— А ты, вали! Убийцам тут делать нечего! Уходи, подонок!

— Скажи, тебе не будет трудно?

— Что именно? — Непонимающе переспросил часовой.

— Ну как что. Собирать выбитые зубы сломанными руками.

— Т-т-ты не п-п-посмеешь. — Отступая, сказал парень.

— Ты в этом действительно уверен? — Я же наоборот сделал шаг вперёд.

Парню не пришлось отвечать. К нам подошли, увидев наш разговор.

— Мы рады встрече с каждым из уцелевших. Можете пройти в лагерь. У костра есть немного мяса, если хотите.

— Но. Гас, у этого красное имя. Он убийца!

— Ты не знаешь, что произошло. Поэтому не вправе обвинять других. Уверен, уважаемый нам всё расскажет, если мы проявим немного терпения. В конце концов мы все люди, оказавшиеся в очень непростой ситуации. Ну что вы, не стойте, проходите к огню. Вижу, у вас рука повреждена. Попрошу Евдокию осмотреть и перевязать вас.

Сев у костра, рядом с которым на плоском камне лежало несколько кусков жареного мяса, начал есть как не в себе. Проскочила мысль о приличии, но мне сейчас не до этого. Важно насытится, восстановить силы. Да и вообще, кто знает, смогу ли я поесть в следующие три дня. Мясо было жёстким и пресным, тем не менее, я набил живот так, что он раздулся. Осталось набрать воды, поспать и вложить единицу характеристики. Тогда я буду счастлив.

До четвёртого уровня осталось меньше половины. У меня сейчас сорок семь ОС из восьмидесяти необходимых. Займусь распределением после хорошего сна. Сейчас голова совсем не варит. Только нужно решить, остаться здесь или уйти искать другой ночлег. Я посмотрел на меекханца сквозь огонь и уже хотел спросить об этом, как-никак у нас соглашение. Поморщился, как же, всё-таки это неправильно. Сейчас я совершаю государственную измену. Да, здесь нет тех, кто бы мог меня наказать, но всё же, якшаясь с врагом, а он именно враг, я предаю и себя.

Из дома напротив вышла женщина и направилась ко мне. Сбившись со своих мыслей, обратил внимание на неё, худое вытянутое лицо, чёрные волосы с белыми прядями, скрытые под самодельной косынкой и невероятно выразительные глаза. А также второй уровень, что на фоне повальных единиц вокруг говорит о многом. Сев рядом со мной, она развернула свёрток, который был у нее в руках.

— Пожалуйста, покажите мне вашу руку.

— Конечно.

— След от ожога выглядит не очень хорошо, но ничего смертельного.

Промыв мою руку, она закрепила бинт на плече и начала сноровисто перевязывать.

— Вы очень хорошо справляетесь.

— О, благодарю. С божией помощью я по мере сил помогаю.

— Вы медсестра или …

— Нет, нет, что вы! Медицина для меня под запретом. Исцелять может только бог.

— Но вы же перевязываете раны, значит, лечите.

— Конечно, нет. Я лишь закрываю раны, дабы бесы не смогли завладеть вами. Тело дано человеку от Сатаны, поэтому оно так уязвимо, а душа от Господа. Не ублажай тело своё, и душу сохранишь.

— Сохраняете истовую веру в Земного бога даже здесь.

— Бог един! Неважно, где мы! Рабам его не разуметь замысел великий.

Больше я сказать ничего не успел. Женщина затянула молитву с остекленевшими глазами.

Приими, о, Всеблагословенная и Всемощная Госпоже Владычице Богородице Дево, сия молитвы, со слезами Тебе ныне приносимыя от нас, недостойных раб Твоих, ко Твоему цельбоносному образу пение возсылающих со умилением,

яко Тебе Самой зде сущей и внемлющей молению нашему. По коемуждо бо прошению исполнение твориши, скорби облегчаеши, немощным здравие даруеши, разслабленныя и недужныя исцеляеши, от бесных бесы прогоняеши,

обидимыя от обид избавлявши, прокаженныя очищаеши и малыя дети милуеши; еще же, Госпоже Владычице

и от уз и темниц свобождаеши и всякия многоразличныя страсти врачуеши: вся бо суть возможна ходатайством Твоим к Сыну Твоему, Христу Богу нашему.

Молясь Евдокия продолжала перевязывать мою руку, но внезапно замолкнув. она уставилась немигающим взглядом на моё предплечье. Несколько секунд она ещё держала мою руку. Затем оттолкнув словно, что-то мерзкое вскочила и впилась в меня ненавидящем взглядом.

— Предавший божий дар жизни! Пришёл сюда, что бы развратить души людей! Тебе не удастся склонить истого верующих к богоотступничеству! Твоё место в геенне огненной! С тебя сорвут кожу и бросят в котёл кипящей крови! За твой грех, за насилие над собственной бессмертной душой ты будешь гореть вечность в аду! — Она оглашала своим криком всю улицу, указывая на меня пальцем.

Огради нас святыми Твоими ангелами и молитвами Всепречистыя Владычицы нашия и приснодевы Марии, силою Честного и Животворящего Креста, святого архистратига Божия Михаила и прочих небесных сил бесплотных,

святого пророка и Предтечи крестителя Господня Иоанна Богослова, священномученика Киприана и мученицы Иустины, святителя Николая архиепископа Мир Ликийских Чудотворца, святителя

От сильного толчка в спину Евдокия упала на землю, чудом не разбив нос.

— Свали, чокнутая, пока не огребла! — Говорившая девушка явно очень хотела пнуть лежащую, но всё же сдержалась и подошла ко мне.

— Нужно поговорить. Отойдём?

— Ладно. Пошли.