Подьячий Разбойного приказа

Глава 49

Мне казалось, что проверить дом Морозовых — бывшее родовое гнездо Осетровских — на предмет наличия в нем Источника — относительно простое дело. Ну да, боярский дом, ну да, он должен охраняться… Видели мы такие боярские дома, со стены на уровне третьего этажа. И внутрь проникали, и письма выкрадали, и даже княжескую дочку попятили, пусть и по ее собственному пожеланию. А здесь-то — хо-хо! Как два пальца об асфальт! Дом-то — не постоянная резиденция, Морозовы на Москве обитают, не в Мангазее, так что здесь, в лучшем случае — слуги, которые поддерживают дом в должном состоянии, да охрана, которая наверняка от безделья больше бухает медовуху и квасит квас.

Так я думал. До того, как присмотрелся к дому повнимательнее.

Во-первых — дом стоял не в городе, а на холме в стороне, этакий средневековый замок. От города к нему тянулась одна-единственная дорога, а вся растительность на холме была тщательно уничтожена, даже трава скошена по самую землю. Тут даже просто подойти поближе, присмотреться, типа, я случайный прохожий, который просто здесь гуляет — не получится. Неоткуда возле Дома — я сам не заметил, как мысленно стал называть его с большой буквы — взяться случайному прохожему, а если таковой вдруг и возьмется — то подозрения вызовет сразу же.

Во-вторых — Дом окружала стена, немногим отличающаяся от крепостной. Высоченная, с крытой галереей поверху, с узкими бойницами, в которых мелькали проходящие часовые. Неет, охрана здесь не расслабилась вовсе… Да и сама стена… Вон, рядом с городом — Мангазейский Кремль. И вокруг него — тоже стена. И тоже из бревен. И, хотя бревенчатая стена кажется смешным атавизмом, признаком отсталости — ключевое слово здесь «кажется». На эти стены можно наложить такое количество Слов, что от них любые ядра будут отскакивать, как резиновые мячики. И если сравнить стену Кремля и стену вокруг Дома — сразу становится понятно, где этих Слов больше. Стена Мангазейского Кремля золотится цветом свежего дерева, на Руси любят именно такую расцветку, серая потемневшая древесина — признак бедности и нищеты. Стена же Дома потемнела от наложенных Слов до цвета темного янтаря… хотя, может и нет от этого. Морозовы, насколько я понимаю, предпочитают этот цвет — и их посланники, те, что столкнулись с шайкой Васьки-Кузнеца, носили янтарные кафтаны, и их стрельцы тоже, и те, с кем мы столкнулись в Подоле. Может, конечно, это просто расцветка такая, но я бы не поставил на это последние деньги. Да и непоследние, пожалуй, тоже…

В-третьих — перед основной стеной Дом окружает еще одна стена, проходящая примерно по середине холма. Эта стена выглядела откровенно несерьезной: в высоту — метра два, максимум, да и не из бревенчатого сруба она, а просто из толстых, заостренных вверху бревен. И этой своей несерьезностью она и напрягала — я никак не мог понять, накой она вообще нужна. Разве что… Выпускать собак по ночам, бегать вокруг Дома, чтобы и собаки не разбежались и те, кто захочет тайком пробраться в Дом, не успели далеко добежать.

И при этом — ни крепостного рва, ни каких-нибудь заостренных кольев, как я видел на картинке в учебнике истории. Складывалось ощущение, что Дом готовили защищать не от приступа или штурма, а конкретно от тайного проникновения. Забавно будет, если выяснится, что Морозовы посчитали отделенный от всего на свете город лучшим местом для того, чтобы спрятать СВОЙ Источник…

Я сложил подзорную трубу, в которую рассматривал Дом из леса. Рынок в Мангазее немногим отличался от московских Торговых Рядов — при большом желании здесь можно было найти хоть черта в ступе. Нет, реально — я видел здесь такую статуэтку. Я бы, конечно, вместо нее предпочел бинокль… да не вместо статуэтки черта! Вместо подзорной трубы! Но бинокль здесь либо еще не изобрели, либо я все же преувеличил возможности мангазейских торговцев. Да и труба, надо сказать, попалась паршивая — изображение в ней расплывалось, а по краям расслаивалось радужной каемкой. Но хоть что-то…

— Ну что там? — азартно спросила Аглашка. Подозреваю, ее больше интересовал не Дом, в который она все равно не попадет, а возможность поиграться с моей трубой. Подзорной, я имею в виду.

— Пока неясно…

Вернее, ясно одно — так просто, на чистой наглости, в Дом не проникнешь. Даже на сто метров подобраться к нему, чтобы Настя могла рассмотреть, есть ли в нем Источник — задача нетривиальная. Это уж не говоря о том, что на Доме, как и на церкви, могут быть наложены Слова, не позволяющие рассмотреть с помощью Венца, что там внутри. Одна надежда, что Дом — все же не церковь…

Я еще раз посмотрел на маленькую стену. Что-то мне вот такая конструкция напоминала, что-то, уже виданное…

— Викешенька… — прошептали мне в ухо. Я мысленно застонал. И вовсе не от удовольствия. Аглаша, не надо…

После моего вчерашнего признания в любви сразу ко всем моим девчонкам, считая тетю, естественно, ничего не закончилось. Я, как уже узнавший свой «гарем», мог предположить, что они на этом не успокоятся, но я надеялся, что у меня будет хотя бы пара спокойных дней, пока девчонки переварят эту новость.

Агащас.

— Викешенька, а ты меня любишь?

— Люблю, — не стал врать я.

— Очень-преочень?

— Очень-преочень.

Надеюсь, мне не будет предложено вот прямо здесь доказывать, насколько сильно я ее люблю? Тут лес, мох, сыро и вообще холодно…

— А других тоже любишь?

— Тоже люблю.

— Очень-преочень?

— Очень-преочень.

— А кого больше всех?

Вот! Вот этого вопроса я и боялся!

— Аглаша, мы на разведке…

И ты, между прочим, сама напросилась. А остальные не возражали… почему-то.

Так. Стоп.

— Аглаша, а скажи-ка мне… Аглаша… Аглаша, что ты делаешь?

Тонкая ладошка скользнула между застежками моего кафтана и принялась неторопливо расстегивать ворот рубашки.

— Что ты там спросить хотел?

— Я…

Блин. Мысли путаются… Что я спросить хотел-то? Что-то хотел… Какие холодные пальцы…

— Да, ты, — промурлыкала Аглашка, проведя пальчиками по моей груди под рубашкой, — У тебя вопрос какой-то был?

— Был…

Так. Викентий, собраться! Ты чего это поплыл?!

— Аглашенька, — ласково спросил я совершенно не дрожащим голосом… я сам я не дрожал, да. Совершенно, — скажи мне, вы случайно не тянули жребий на то, кто сегодня пойдет со мной на разведку в лес?

Уж очень резво она вызвалась и, самое главное — остальные восприняли это как должное. Как будто заранее все определили.

— Неа, — безмятежно улыбнулась скоморошка.

Фух. Все же у меня более или менее нормальная команда.

— Мы на тебя в кости сыграли.

Аааа!!!

Я прямо услышал девчоночье хихикание, с которым они бросали кости. Погоди-те… Я и вправду слышу хихиканье!

На поваленной сосне сидела, покачивая ногами, Дита и смеялась, глядя на то, как меня соблазняют, б-бесовка! Мало того, что подсматривает, так еще и дразнится!

Из одежды на бесовке были только… честно говоря, я не знаю, как это называется, такие браслеты, которые носят на щиколотке. Вот, они.

Аглашка зарыла глаза и потянулась ко мне губами, прижавшись всем телом… Смущенно кашлянула и чуть отстранилась. Я тоже, кажется, смутился. Не, ну а что она хотела, после вот этого вот всего?! Нормальная реакция!

А потом скоморошка прижалась снова, поймала мои губы и…

Мы целовались. Мы всего лишь целовались. Даже без языка.

Но впечатления у меня осталось такое, как будто я все же лишился девственности… В смысле… э… я ее давно лишился! У меня были девушки! Две! Просто… ну, в этом-то мире никого не было? Вот. Я это и имел в виду. Честно!

Да еще и Дита хохочет!

— Викешенька…

Настя! Ради Бога! У нас ответственное мероприятие! Ты же не будешь спра…

— А ты меня любишь?

Девушки…

— Люблю.

— Правда-правда?

— Правда-правда.

— Сильно-сильно?

У меня дежавю какое-то.

— Сильно-сильно.

— Больше, чем других?

— Нет, точно так же, как и других.

Настя разочарованно вздохнула и отвернулась. Я обратился в слух — она не плачет, случайно? Ну не умею я с девушками… это… в смысле — разговаривать вот на такие темы!

Нет, кажется спокойна…

Мы, на общем совете, решили, что не стоит тянуть кота за хвост, животное не виновато — отправляться на разведку к Дому нужно этой же ночью. Подойти к самой стене, надеть венец, проверить, если ли в Доме Источник — да-да, нет-нет — а потом уже, исходя из полученных знаний, строить планы. Может, его там и нет вовсе, а мы тут голову сломаем, как в Дом попасть?

И вот, мы с Настей стоим в лесу, кажется, даже, у тех самых деревьев, возле которых мы с Аглашкой… э… исследовали окрестности Дома… Холм залит серым светом, но это не Луна, как можно было бы подумать, это Кошачье Слово работает. Сейчас по главной стене пройдет патруль часовых — и мы рванем вперед, к маленькой стене. По моим подсчетам, от этой стены радиус венца должен захватить Дом.

— Благодарю.

Не понял.

— За что, Настенька?

— За то, что не соврал.

— В чем? — затупил я.

— В том, что не стал уверять, что любишь больше жизни и уже точно — больше других. Я бы тогда подумала, что ты обманываешь. Потому что венец-то только в моих руках работает.

Об этом я, если честно, и вовсе не подумал. Что подумал — то и сказал.

— Вот за честность твою, Викешенька, и благодарю.

С этими словами Настя развернулась и впилась в мои губы поцелуем.

Почему МЕНЯ все время целуют?! Это я здесь мужчина и это Я целовать должен! С этими мыслями, я взял инициативу в свои руки… или в свои губы, как правильнее? А, пофиг!

Естественно, проход стражи мы пропустили. Дита с нами не пошла, потому что она, видите ли, плохо ориентируется в темноте. Бесовка-то! Подозреваю, она просто заленилась. Или сейчас смотрит на нас из-за кустов и ржет. Ой, достанется ей тело — отомщу. Сразу отомщу. Страшно отомщу.

Ммм, Настя…

Вот часовой, мелькающий в бойницах галереи, скрылся за углом стены…

— Вперед!

Мы побежали, пригибаясь, вверх по холму. Я отсчитывал секунды. Десять… Одиннадцать… Двенадцать…

— Ложись!

Мы упали на траву. Мокрую и холодную, надо сказать. В общем, совершенно при других обстоятельствах я бы хотел поваляться на траве с девушкой. Уж точно — не отсчитывая секунды.

Одиннадцать… Двенадцать…

— Вперед!

Вот мы и под стеной. Сели, прислонившись спинами к бревнам, тяжело дыша. Отсюда нас не заметят, стена закрывает. Будем надеяться, что дальности венца хватит…

По первоначальному плану мы должны были перебраться через этот забор и добежать до главной стены. От нее до дома расстояния точно хватило бы. Но потом я вспомнил, где видел вот такую конструкцию: главная, большая стена, а вокруг нее — небольшая. Все-таки уроки в школе нужно учить. И, хотя по истории у меня была четверка, но я вспомнил картинку из учебника: то ли римское укрепление, то ли еще какое — бревенчатая стена с башнями, а перед ней — поле, усеянное замаскированными волчьими ямами, с кольями на дне. А перед этим полем — как раз небольшой забор. Просто для того, чтобы кто-то случайно в яму не ввалился.

В общем, я решил не рисковать. Надеваем венец от маленькой стены. Ну его нафиг, выяснять — волчьи ямы там, или противопехотные мины. Даже если просто чесноком усеяли — приятного мало. Потому что чесноком на Руси называли не только антивампирский овощ, но и железные рогульки о четырех шипах: как не кинь, один шип обязательно вверх торчит. Наступишь — подошву сапога пробьет влегкую.

Я давно уже отдышался, чего Настя-то так пыхтит?

— Викеша…

И что это у нее голос такой испуганный? Я медленно повернул голову вправо.

Бледная Настя сидела у стены, замерев. А перед ней стоял медведь, заинтересованно ее обнюхивающий.

Мать твою блинную…

— Настя, Огненное Слово…

Блин, почему Я его до сих пор не выучил?! Блин-блин-блин!

— Я его забыла…

БЛИН!

В этот момент, когда я решил было, что к нас пришел не медведь, а песец — причем полный — медведь фыркнул Насте прямо в лицо и, аккуратно перешагнув через ее ноги, двинул ко мне

— Чего тебе надо, косо… Михайло Потапович?

Мало ли, он из обидчивых? Как говорят американцы: «Пес — просто пес, пока он не зарычит. А тогда он уже — мистер Пес».

Медведь шумно втянул воздух ноздрями. И я каким-то непонятным чудом его узнал!

Это он! Тот самый медведь, который встретился нам вчера ночью! Вон, и ошейник тот же!

— Нет у нас сегодня пирожков, — прошептал я, — В следующий раз принесу…

И узнал же, зверюга…

Где-то за стеной зашумели, забегали, кажется — засвистели. Медвед насторожил коротенькие ушки, посмотрел на меня, фыркнул, мол, что в следующий раз — с пирожками! И, переваливаясь, двинулся вдоль стены. Только обрывок цепи под ошейником позвякивал.

Я вытянул руку вперед. Пальцы дрожали крупной дрожью. И никак не успокаивались.

— Я думала, конец…

— Я тоже…

У меня вдруг появилось страшнее желание закурить. Хотя я никогда не курил.

Настя дрожащими пальцами развязала узелок с венцом и поднесла его к голове. Коротко выдохнула, зажмурилась и надела.

Посидела некоторое время с закрытыми глазами. Я не торопил, прекрасно понимал, что после встречи с медведем нервы у нее не в дугу. Хоть ты валерьянку на всякий случай с собой носи. Или пирожки…

Дыхание Насти постепенно выровнялось, и она открыла глаза. И даже в сером свете Кошачьего Слова было видно, как ее глаза расширились до анимешных значений:

— Викеша… Викешенька… Я его вижу!

— Источник? — даже не поверил я.

— Да! Он золотым светом сияет! Это точно он!

Я подполз к ней поближе и обнял за плечи:

— Настенька, запомни, пожалуйста, где он в доме.

— А он не в доме, — восторг от того, что цель наконец-то найдена, все еще не отпускал ее.

Так. Стоп.

— А где?

Расширенные глаза Насти вонзились в стену, видя то, что мне было недоступно. Тонкий пальчик вытянулся вперед, указал в направлении Дома — и медленно двинулся вниз.

— Вон там. Под Домом. Под землей.