Подьячий Разбойного приказа

Глава 12

Огненное Слово…

Нет.

Огненное Слово…

Нет.

Огненное Слово…

Когда-нибудь оно мне непременно сдастся. Ну простое же! Или все дело в том, что я не могу сосредоточиться, и меня одолевают мысли? На тему «Что делать?» и… нет, не «Кто виноват?». Кто виноват — и так понятно, один не в меру любопытный подьячий, полезший в дом и обнаруживший мертвого начальника и почти мертвого вора, утащившего у бояр какой-то очень ценный венец. После того, как я переступил порог того дома — выхода у меня уже не было.

Никакого.

Вернее — приемлемого для меня. Как говорится, нет безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых вам не нравится.

Отдать венец Дашкову? Ага, и получить пожизненную благодарность. Дней на пять, а то и на целую неделю. А там — закончилась жизнь, закончилась и благодарность. Викентий? Кто такой Викентий? Не знаем такого. Потому что это явно какое-то секретное дело и меня грохнут просто для того, чтобы я случайно кому чего не сболтнул. Или попытаются стереть память… нет, скорее всего, все же убьют. Не станут рисковать тем, что их противники смогут вернуть мне память. И это еще Дашков не знает, что на меня боярская магия не действует. Иначе — точно убьет, без вариантов.

Огненное Слово…

Отдать венец Морозовым? Все то же самое, только пожизненная благодарность продлиться еще меньше. Это вор Заморский для них — верный человек, холоп, а я — так, случайная личность. Из меня даже холопа делать смысла нет, никакими ценными талантами я не обладаю. Убить проще.

Огненное Слово…

Не отдавать никому? А мне он зачем? Даже если предположить, что Заморский перед смертью не бредил и венец — и вправду Источник… Ага, объявить себя основателем нового боярского рода. Викентий Тимофеевич Придурошный. Мангазейские бояре и городом владели и верные люди у них были, и золото-серебро сибирское, и пути торговые… И все равно их всех перебили, Источник отняли, на этом их род и закончился. А со мной и воевать не надо — пинка дадут, и венец отберут.

Огненное Слово…

Вообще сделать вид, что я ничего про венец не знаю, пусть лежит себе под камнем в Сокольниках? Так все заинтересованные личности сейчас Москву обыскивают, малейший след венца ищут. Рано или поздно выйдут на Анфису, потом спросят соседей, кто в дом приходил… Подьячий? Какой подьячий? Ах, в зеленом кафтане… Из Разбойного приказа, значит… А выглядел как? Ах, молодой, чернявый, красивый? Викешка, иди-ка сюда… И все сведется к вариантам «Дашков» или «Морозов», смотря кто первым меня найдет. Только благодарности не будет, поэтому и проживу я меньше.

Огненное Слово…

Да и нехорошо как-то. Сбежал я из дома свистулечницу, бросил в нем два мертвых тела. А одно из них, между прочим, мой учитель и начальник, начальник и учитель. Нехорошо как-то его просто так оставлять. Да и надолго его не оставишь — скоро Анфиса домой вернется, а тут такой подарок посреди дома. Рванет прямиком к нам, в Разбойный Приказ, о произошедшем узнает Дашков… Опрос свидетелей — выходят на меня. Куда не кинь, всюду клин.

Огненное Слово…

Ах ты ж…!!!

Сработало! Получилось! Вот только, так как я сосредоточился на кончиках пальцев, именно на них огонь и вспыхнул. Больно же, черт возьми!

— Не чертыхайся, — к моему столу подошла Анастасия, неодобрительно качнула кокошником, осуждающе сверкнула очками, — Накличешь, не отвяжется.

И правда, стоит все же завязывать. Это в моем прежнем мире «черт» и производные от него — безобидные ругательства, за которые даже детей ругать не станут (да и то только в России, в США, например, чертыхания — гораздо более грубые выражения, чем мат на сексуальную тем). А здесь, где за Гранью прячутся силы, которые не стоит упоминать лишний раз…

— Не буду больше, — серьезно сказал я, — Я тебе подарок принес.

С этими словами я достал небольшой холщовый мешок и положил на стол.

— Пряники? — Анастасия даже чуть растерялась.

— Да. Медовые.

— А за что?

— За то, что подсказала, где краденое сукно искать. И за то, что ты… хорошая… и красивая…

Я что, это вслух сказал?!

Девушка залилась краской, даже, кажется, алые отсветы на бумаге отразились. Или это от моих ушей? Судя по ощущениям, они горят, как лампочки.

— Ты… — Анастасия оглянулась, но немногочисленным подьячим было не до нас, каждый за своим столом занимался своими делами, — А зачем ты пальцы жжешь?

— Огненное Слово выучил, — с облегчением ушел я от смущающей темы пряников и красоты.

— Молодец, — серьезно посмотрела она на меня.

— Теперь я их семь знаю, — похвастался я. Правда, тема Слов и обсуждение их здесь считается чем-то слишком личным, поинтересоваться, сколько человек знает Слов — как в нашем мире спросить про цвет нижнего белья, но… Вот как-то захотелось мне распустить павлиний хвост перед Настей.

Кажется, зря…

Отреагировала она как-то неестественно: сначала улыбнулась, мол, я оценила шутку, потом, когда она поняла, что я не шучу — явственно побледнела. Быстро оглянулась вправо-влево и поддела ко мне, прижавшись упругим бедром. Зря, ой, зря — у меня приличная часть крови от мозга отхлынула.

Посмотрела на меня и задала неожиданный и странный вопрос:

— Викентий, а ты в браке родился?

— Как это? — не понял я. Кровь-то отхлынула.

— Когда ты родился — твои отец и мать женаты были?

На что это она намекает? И к чему вообще спросила?!

— Конечно, — по крайней мере, имеющаяся у меня память Викентия ничего про его незаконнорожденность не говорила. Его мама за его отцом точно замужем была.

— А они из каких родов? — продолжила внезапный допрос Настя.

— Да из каких родов? Отец — губный староста во Пскове, мама — из купцов, откуда-то с севера. Но она давно умерла, я ее и не знал почти.

Тут мы с Викентием оба оказались отцовскими сыновьями. Только моя мама пять лет назад умерла, а его — больше десяти.

Настя задумчиво посмотрела на меня, побарабанила пальцами по столу, опять посмотрела…

— Никогда и никому не говори, сколько Слов ты знаешь, — наконец, решительно произнесла она и встала. Пряники забрала.

— Почему? — вопрос прозвучал жалко. Она что-то знает, а я вообще не в курсе и сижу, как троечник перед училкой.

Настя опять быстро оглянулась:

— Знаешь, где я живу?

— Знаю…

В Китай-Городе, на берегу Неглинки, сразу за Пушечным двором. Там у ее мамы-вдовы — домик.

— Приходи ко мне в гости — объясню, что к чему. И…

Она наклонилась к моему уху и жарко прошептала:

— За пряники… благодарность моя будет…

Если бы мы были в аниме — у меня бы сейчас кровь носом хлынула. Она же не… не ЭТО имеет в виду, правда?!

Всем хороши Торговые ряды, что хочешь можно купить, от испанского клинка, до китайского чая. Вот только с одеждой неприметных расцветок — проблемы. Не любят на Руси тусклых и темных цветов, всем подавай яркое, зеленое, голубое, красное, желтое, всех оттенков и узоров.

Нет, если вы в лес просто грибы пособирать пошли — яркая одежда самое то. Камуфляж тут ни к чему, грибы вас не заметят и не разбегутся, поверьте. А вот если вы, не дай бог, сломаете ногу или потеряете сознание — те, кто захочет вас спасти, не найдут вас даже если пройдут в двух шагах.

Но я, в данном случае, в лес не по грибы собрался, по более серьезным вопросам. И мне совершенно ни к чему, чтобы меня заметили за три версты.

Чтоб такое выбрать, понеприметнее…

Я поймал себя на том, что на полном серьезе присматриваюсь к глухо-черному кафтану, из тех, что носят священники. Здесь они рясы, всегда напоминавшие мне мантии волшебников, не носили, разве что во время богослужений набрасывали золоченые ризы. Заметят меня в таком в лесу или нет…? Я понял, что уже представляю себе длинный кафтан камуфляжной расцветки, как самый идеальный вариант.

Нет, пора определяться.

В конце концов я нашел более или менее подходящую одежду — короткий кафтан серо-коричнево-зеленого цвета, нечто среднее между горчичным, табачным и болотным. Самое оно. И обошелся он мне в шестьдесят копеек, считай — даром. Потому что цвет немодный и вышивки на нем никакой.

Поначалу мне привычка жителей Руси украшать все, что не смогло убежать, узорами, казалась странной. Ладно, верхнюю одежду, еще можно понять, ладно — дома. А нижние юбки? А оружие? А какой-нибудь топор? Да, даже топоры не обходились без узоров, выбитых на металле и выжженных на топорище.

Как оказалось, странным тут был только я.

Все эти узоры — не просто так. Это все — защита. В мире, где каждый может наложить на тебя какое-нибудь нехорошее Слово, защита от него ой как не повредит. Не говоря уж про сглазы, которые суть — тоже Слова, просто случайные. А если вспомнить про созданий из-за Грани…

В общем — защита не помещает. Чтобы одежда не рвалась, топор бил прямо, а пистолет стрелял точно.

Яуза… Я осторожно поднял голову и посмотрел поверх камышей на ту сторону реки.

Сокольники.

Вернее — Соколиная Роща. По официальной версии — место, где царь наш батюшка Василий Федорович, изволит своей любимой забавой тешиться, охотой соколиной. Только официальная версия на то и официальная, чтобы с реальностью не совпадать ну вот ни насколько. Отчего-то ж в эту Рощу не пускают никого, от слова «вообще», отчего-то ж сокольничьи приписаны к Приказу Тайных Дел, про который все знают, что он вроде как есть, но его как бы и нет вовсе (такое себе No Such Agency), и чем он занимается — непонятно.

В общем, лезть в царские дела могут только совершенно безбашенные люди. Вроде вора Заморского, который рядом в Сокольниках себе тайничок оборудовал, да еще одного подьячего, которому мало того, что за его головой могут начать охотиться сразу две группировки бояр — он еще сюда полез.

Ну а что поделать — есть такое слово «надо».

Придумал я, вроде как, как проскочить между Сциллой и Харибдой (Что? У меня в школе четверка по истории была), то бишь — между Дашковым и Морозовыми. Что сейчас для меня самое опасное? То, что меня у дома Анфисы видели. У дома — видели. А как входил — нет. Зато могут следы ауры снять — как их стирать, я понятия не имею… вернее, имею, но для этого ингредиенты нужны, которые я с собой не ношу. Снимут, сравнят — и спросят, мол, что ж ты врешь, сукин сын, что в доме не был? А если был — значит, МОГ с татем проклятым Сережкой Заморским пообщаться! А ну, признавайся, где венец!

Что в таком случае мне надо сделать? Надо к тому дому ВТОРОЙ раз приехать. Мол, первый раз был, называл мне адресок дьяк Алексей, приехал, посмотрел, во двор заглянул, внутрь не заходил. А потом, через денек, засомневался, да и второй раз приехал. Тут уж замок увидал, в дом вошел, трупы обнаружил, тревогу поднял. А что на момент моего прихода — второго — вор уже давно мертв был, это сразу поймут. Поймут, что я вроде как не при делах — и отстанут.

Да, сколький вариант, сомнительный, согласен. Поэтому есть возможность, что придется мне рвать когти из Москвы. Не хочется жутко, мне здесь всё нравится, но жизнь заставит — не так раскорячишься. А чтобы когти рвать — нужны денежки. Которых у меня — не закрома. Нужно все же заначку Заморского потрошить, ту, что в Сокольниках. Деньги забрать, а венец оставить. Пусть бояре ищут. Кто найдет — того и счастье.

Согласен, опасно сюда соваться, где венец лежит. Мол, почему бы не в Бирюлевский лес пойти, там и венца никакого нет, и от царских тайн далече. Вот только сдается мне, что сунься я к кладу, что в Бирюлево — останутся от меня одни косточки. Уж очень настойчиво Заморский повторял, чтобы я СНАЧАЛА первый клад Анфисе отдал, а ПОТОМ в Бирюлево лез. Похоже, или про подкову он соврал или там еще одно условие есть. Разбойники все же прятали, люди злые, особенно до тех, кто на их честно награбленное доброе покушаться будет. Сунусь туда — полетят клочки по закоулочам. Мои клочки, между прочим. Кровавые.

Лучше уж в Соко…

Блин!

Я резко пригнулся. Авось не заметят…

По кромке противоположного берега прошли трое. Сокольничьи, наверное… В низких шапках с отворотами, серо-зеленых кафтанах, с мушкетами в руках. Идут, пригнувшись, как будто выслеживают кого-то.

Точно, сокольничьи. Кто ж еще…

Вот он, тот поворот реки, вон и крыши царского терема виднеются. Отсюда сворачиваем в лес, к холму…

Камень я нашел без труда. Поддел пальцами край — тяжелый, зараза… — откинул вбок. Червей не было, даже завалящей сороконожки или мокрицы — той не наблюдалось. Просто ровный участок земли.

Я достал из заплечного мешка связку лука и бросил вниз.

Волшебство… Сколько раз вижу — столько раз удивляюсь.

Рыхлая почва пошла рябью, заколыхалась — и исчезла. Вместо нее появился круглый деревянный шит, с полметра диаметром, с железным кольцом посередине.

За ним открылось неглубокое квадратное пространство: стенки из вертикальных досок, и, на глубине сантиметров двадцати — железный пол.

Больше ничего.

Пусто.