Подьячий Разбойного приказа

Глава 32

В следующую секунду полетела сама Настя. Но не в сторону морозовских, конечно, а вниз с крыльца, приземлившись на завизжавших девчонок и окончательно образовав кучу-малу.

Спихнув огнеметательницу, я выпрямился и, скорчив грозную рожу, вытянул руки со скрюченными пальцами вперед. Мол, видите? Это я файербол кастанул! Я, грозный Викентий! Бойтесь!

Люди Морозова бояться не собирались. Пусть и не ожидавшие атаки на ровном месте, они отреагировали мгновенно, рассыпавшись в стороны и пропустив шар огня мимо себя — он влетел в забор, бесследно расплескавшись по доскам — после чего начали разворачиваться в мою сторону.

И увидели то, что увидели — потеряшку-Викентия, который запустил в них огнем, и каких-то девчонок, которые, испугавшись шара, попадали с крыльца.

Правильно. Так все и было. Так и думайте.

Блин. Блин-блин-блин!

Морозовские долго не задумались — увидев меня, они тут же рванули вперед, к крыльцу, только полы кафтанов захлопали. Лица суровые, прямо как у того робота из жидкого металла в старом «Терминаторе». Если робота одеть в кафтан и колпак. И бороду еще прицепить.

Скользнув на ледяном пятне — откат от Слова, как и в свое время у Клавы, прошел вниз — я стартанул к уже знакомому проулку.

Липкое Слово!

Только свернув за угол и пропав из глаз топочущих по мостовой преследователей, я прыгнул вверх и, приклеившись к стене, побежал вверх огромным пауком. Поднявшись на уровень второго этажа, я вывернул к крыше, по которой сегодня уже неоднократно побегал. Но двинулся не по самой крыше — услышат топот — а все так же, по стене, над верхними наличниками окон. К своему, так и приоткрытому.

Кубарем вкатился в комнату, быстро закрыл окно, стараясь не стукнуть створками, сбросил мешок, так и болтавшийся за спиной, выхватил из него бороду, плюнул на нее, буквально, размачивая подзасохший клей, прилепил к подбородку и принялся раздеваться.

— Ой! — вбежавшие в помещение девчонки увидели меня, и Клава густо покраснела. Хотя чего там краснеть — я был в том самом белье, которое закрывает тело больше, чем стандартная летняя одежда в двадцать первом веке.

Поправив бороду, сдвинувшуюся вбок за время раздевания, я запихнул одежду и мешок в другой мешок, побольше, толкнул его в угол и прыгнул под одеяло.

Вовремя: уже через несколько секунд в распахнувшуюся дверь сунулся кто-то из Морозовских. Дальше я не видел, так как закрыл глаза и притворился спящим.

— Кто здесь у вас? — это морозовский.

— Не видишь, что ли? — зашипела Аглашка противным дискантом, — Сестру мою напугали своими огнепыхалками! Плачет, бедненькая!

Тихий всхлип.

— И меня тоже! — а вот Клаве скандальные нотки явно не удались. Скорее, у нее получилось что-то жалобное.

Морозовский молчал. Ушел, что ли?

— А это кто? — а, нет, не ушел, растерялся, похоже.

— Отец наш! Болеет он, днями лежит!

Допрашиватель вздохнул… а, нет, носом потянул.

— Ты что это?! — взвилась скоморошка, — Не пьяный он, болеет, сказал же!

«Сказал»? А, ну да — она же типа мальчик. Хотя мальчик за такое поведение давно получил бы леща.

Прозвучал звук леща, а затем — звук захлопнувшейся двери. Из коридора слышались приглушенные голоса — морозовские шерстили комнаты постоялого двора, пытаясь найти бесследно исчезнувшего меня.

Удачи, чё…

Нет, все же путешествие — это хорошо! Особенно тогда, когда ты путешествуешь из села, где тебя чуть было не поймали.

Да уж, собирался оставить ложный след — и выполнил этот план на все триста процентов.

Подол наверняка уже стоит на ушах: мы успели выкатиться из него до того, как к Морозовским прибыло подкрепление. Где-то через час, когда мы мирно катили по дороге в сторону Москвы, мимо нашей повозки проскакал отряд конников, в несколько десятков человек. На нас они даже не посмотрели, видимо, решили, что преследуемый я должен рвануть от Москвы по прямой.

Правильно, правильно, так и думайте. Вы еще должны переговорить с Афанасием, узнать от него про мои планы касательно Тулы — и искать меня в том направлении.

А мы, тем временем, не торопясь покатим на север, на север, на север…

В Мангазею.

До моего плеча осторожно дотронулась легкая рука.

— Спасибо, — тихо произнесла Наст.

— За что? — я все так и сидел, сгорбившись, на облучке повозки, держа в руках поводья. Лошадка мерно бежала, постукивая копытами по каменному полотну дороги.

— За то, что… Что отвлек их от меня. Я… Понимаешь, я, как только эти кафтаны увидела, у меня как будто темнота перед глазами упала. Только одна мысль и была — что убить их надо…

— Тебя кто такому Огненному Слову научил? — спросил я, нисколько не сомневаясь в ответе.

— Клава…

Кто бы сомневался. Ну и что мне с этими двумя своенравными девками делать? Пороть? Не получится. Во-первых, вышли они из того возраста, когда это могло подействовать. А во-вторых — пороть девчонок, которые умеют бросаться файерболами, не очень умная мысль, вам не кажется? Разве что с их согласия, но это уже не наказание, а развлечение какое-то.

— Можно тебя попросить… — начала Настя.

— Настя, — перебил я ее, — А можно тебя попросить?

— Больше так не делать?

— Нет. Каждый раз, когда ты увидишь людей боярина Морозова — вспоминать, что я тебе пообещал, что мы им отомстим. И я — отомщу. Скоро отомщу. Страшно отомщу.

— Правда?

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Ну да. Помнишь, когда мы у Ефимки-Памятка обыск в доме делали, ты мне сказал, что за сундуком что-то блестит?

— Сравнила… — смутился я, — То — какой-то сундук, а то — месть!

Я тогда просто пошутил. Откуда я знал, что ее рукав зацепится и Настя застрянет в неудобной позе гнутой березки?

— Обещаешь?

— Обещаю.

По моей щеке в легком поцелуе скользнули губы. Дальше я ехал, глупо улыбаясь.

— Мне эта одежда надоела!!!

Не успели мы свернуть с дороги, чтобы остановиться на ночлег на лесной полянке, как Аглашка запрыгала, срывая с себя мужскую рубаху.

— Хочу быть девушкой!

И я даже знаю, с чего это вдруг в Аглашке, по-моему, всю жизнь таскавшей штаны, вдруг загорелось это желание.

Мы уже проехали Москву и теперь двигались к своему пункту назначения… то есть, тьфу-тьфу-тьфу — месту назначения. Не надо нам тут «пунктов назначения»… Так вот — Москву мы проехали, но все равно пришлось заехать в столицу, чтобы прикупить кое-что в Торговых рядах. Что именно? Ну а сами как думаете — до Мангазеи три тысячи верст. И, пусть до нее проложена точно такая же каменная трасса, как та, что шла до Тулы, но все равно наше путешествие займет не меньше пары месяцев. То есть, подъедем мы к пункту… тьфу, месту назначения — уже к сентябрю. А Мангазея у нас, между прочим, место далеко не курортное — она за Полярным кругом находится. И оттого, что сам термин «полярный круг» еще не выдумали — теплее там не будет. Климат в Мангазее, как в… блин, я даже не знаю города, который в современной России за Полярным кругом находится! У меня по географии четверка была!

Да, вы угадали — теплой одежкой запасались. Валенки, шерстяные чулки, свитера — называемые здесь теплыми рубашками — рукавицы, меховые шапки-треухи, наподобие тех, что в фильмах носят монголы и всякие дикие кочевники, шапки вязаные, меховые кафтаны, полушубки…

Аглашке особенно приглянулся один полушубок, на лисьем меху, обшитого тканью веселого розового цвета. Она долго ходила вокруг него, как та самая лиса, вздыхала, косилась в мою сторону. В общем, я ей его купил.

Восторженно пища, скоморошка затащила меня в укромный уголок, какую-то щель между лавками, и попыталась расцеловать в знак благодарности. В щеки, не подумайте чего эротического. Расцеловать. Напрочь забыв, что она сейчас — вообще-то мальчик. Отрезвил ее только возмущенный вопль: «Совсем содомиты обнаглели! Средь бела дня!»

Пришлось убегать. Давясь хохотом, от самой ситуации, и от возмущенного пыхтения красной, как мак, Аглашки. Вот после этого случая она мужскую одежду и разлюбила.

— Вот так! Да!

Из-за кустов, в которых переодевалась Аглашка, на поляну выскочила самая настоящая девушка: в сарафане, кокошнике, все как полагается. Косы, правда, нет, но это дело наживное. А вот тот торжествующий танец, который на радостях забацала наша девушка, больше подошел бы каким-нибудь новозеландским маори, брейкерам или еще каким дикарям. Могу только сказать, что девушки в сарафанах так не скачут.

— Иииииэх! — Аглашка лихо крутанулась на каблуке сапога и, сделав прогиб назад по-скоморошьи, встала на руки.

Забыв, конечно, что она теперь девочка. В девочковой одежде.

Я успел закрыть глаза рукой. Только услышал шорох, с которым подол сарафана упал Аглашке на голову.