Подьячий Разбойного приказа

Глава 45

Моей бесовке очень повезло, что она бесплотная. Иначе она точно отхватила бы по попе. Ну, просто потому что — как ее еще наказывать? Я, конечно, подозреваю, что ей это наказание, скорее, понравится, но все равно — должна же она как-то расплачиваться за свои косяки?

Какие именно?

Мы договорились с Дитой, что она, раз уж все равно никому не видима и бесплотна, будет ходить со мной, чтобы, в случае чего — выручать или хотя бы макнуть остальным, где искать мое бездыханное тело. Ну, или бежать быстрее, до того, как тело станет бездыханным.

Правда, как оказалось, в церковь Дита войти не может — ну а что вы хотели, бесовка же. Но могла бы хотя бы поблизости побыть! А что сделала эта свинка Пеппа? Пошла погулять по окрестностям! Ей, видите ли, скучно!

— Дита, если бы меня там убили?

— Но не убили же!

Железная логика. Хотя, нет: железная логика хотя бы ржавеет, эта же не поддается никакому воздействию.

— Дита, вот представь — меня все же убили…

— Не хочу я всякие ужасы представлять. Как же я — без тебя?

Она прильнула ко мне, что выглядело бы эротичным, если бы на улице не было около нуля. По крайней мере, ветер дул настолько мерзко-холодный, что единственное желание, которое вызывала полупрозрачная девушка в полупрозрачном сарафанчике — это закутать ее в меха и напоить горячим чаем, вернее, с учетом реалий Руси — травяным отваром.

— Вот еще раз меня бросишь — и узнаешь, каково это, без меня.

— Ну, я подумала — что там может случиться? Это же церковь!

Ну да, ну да, что может случиться…

Отец Азарий тогда осмотрел три лежащих на полу церкви тела — или, учитывая их габариты, туши — после чего распорядился:

— Отрок, принеси веревки из амбара… на заднем дворе он.

Увязал старик-священник трех громил так ловко, как будто изучал искусство шибари. Выпрямился, посмотрел на три узла, и сказал:

— Ну, всё, добрые люди, дальше я с ними уж сам справлюсь. Идите с богом.

И мы ушли. Не знаю, чем руководствовался Фокс, я же просто не хотел смотреть, как священник будет прятать тела. То, что тела будут — он намекнул достаточно прозрачно. А вот то, что с ними произойдет дальше — я смотреть не хотел. Сдается мне, это не самое приятное зрелище.

Дита, решившая, видимо, что я замолчал, потому что дуюсь на нее, прижалась совсем уж бессовестно — хорошо, что я этого не чувствую — и просящее заглянула в глаза:

— Обещаю, что никогда-никогда не брошу тебя.

— Не смей мне угрожать, — усмехнулся я.

Бесовка растерялась, но тут же поняла и рассмеялась:

— Когда мы с тобой узнаем, зачем нас призвали сюда из-за Грани… из-за Граней — тогда я, наверное, тебя оставлю. Но, если честно — совершенно не хочу. Мне нравится здесь, мне нравишься ты…

Она бросила быстрый взгляд, чтобы посмотреть, заметил ли я намек. Я сделал кирпичное лицо, хоть стены из него клади.

— Ты обижаешься?

— Нет.

— Правда?

— Правда.

— Правда-правда?

— Как жаль, что у тебя нет тела…

— Тебе на самом деле жаль?!

— Конечно.

Дита расцвела. Потому что не поняла, почему я об этом жалею.

Нет ничего лучше, чем прийти домой с холода. Даже если ты в этом конкретном доме — в первый раз. Дом — это не стены и пол с потолком. Дом — это место, где тебя ждут и любят. А если этого нет, то это не дом, а так, жилище.

Меня здесь, несомненно, любили и определенно ждали. По крайней мере, запах еды сбивал с ног, вязал по рукам и ногам и тащил на кухню. К сожалению, запах это делал фигурально, а вот мои девчонки тащили меня вполне реально. Причем — вовсе не на кухню, а показать мне, какой замечательный дом они отхватили.

Да, да, отличный дом, замечательный дом, превосходный дом, да-да, вы умницы, все замечательно устроили, а печь можно посмотреть…? На лестнице, ведущей на второй этаж, мой желудок взвыл так печально, что всем стало стыдно. Особенно мне.

Наконец меня накормили до отвала, после чего меня одновременно накрыло сытостью, выпитым с Фоксом джином, отходняком от стычки, да и просто усталостью. И я начала засыпать…

Все же гарем — это приятно. Даже без того, чего обычно ожидают от гарема.

Меня перенесли на… хотелось бы, конечно, на кровать, но, увы, всего лишь в кресло… подложили подушки, накрыли тяжелой меховой полстью, принесли горячую кружку с чем-то брусничным, разминали мне плечи… О, да, девочки, да… Не хватает только чтобы Аглашка играла на ситаре, Настя помахивала опахалом, а Клава танцевала танец живота… О, да…

Господи, какой бред в голову лезет.

Я встряхнулся и попытался сосредоточиться:

— Так. Я разведал церковь. Возможно, Источник в ней. Еще я там видел мою могилу. Завтра ночью идем. В церкви с венцом. Замок вскроем. Источник найдем.

Судя по наступившей недоуменной тишине — сосредоточиться у меня не получилось. А что я не так сказал-то? Все правильно — церковь, могила, ночь.

— Какую церковь? — спросила Настя.

— Какую могилу? — спросила Клава.

— Какой замок? — спросила Аглашка, — И кого венчать будем?

Тетя ничего не спросила. Потому что ее в комнате не было. Наверное. Глаза слипались, и я видел плохо.

Я подумал немного и, наконец, сообразил, что про мою идею насчет церкви, как хранилища Источника Остеровских, никто не в курсе. Не говоря уж про могилы и всё остальное.

Кофе бы сейчас… Но на Руси кофе нет. Придется держаться на одной силе воли, без всякого кофеина. Я попытался произнести Бодрое Слово… или хотя бы вспомнить его. Безуспешно. Отпил из протянутой кружки…

Бррр! Это что за…? Хотя…

Горько-вяжущий отвар неожиданно взбодрил не хуже лира кофе. Да что там кофе — не хуже литра энергетика!

— Это что такое? — я взглянул в кружку, где плавали какие-то стружки. Пахло приятно, цветами.

— Маралий корень, — сказал тетя Анфия… а, так вот где она была, за моей спиной стояла, — Я на рынке сегодня присмотрела. У нас он дорог, а здесь подешевле.

Маралий? Марал — это вроде бы олень такой? То-то я прямо оленем запрыгал… в хорошем смысле слова «олень». Если у этого слова есть хороший смысл.

В общем, я, пока действует этот олений энергетик, коротко рассказал о том, что сегодня произошло, какие мысли пришли мне в голову и какие планы в связи с этим выстроились.

Меня внимательно выслушали.

— Значит, — задумчиво произнесла Настя, — проникнуть ночью в церковь, чтобы с помощью венца посмотреть, не спрятан ли в ней Источник?

— Да, — кивнул я.

— А зачем для этого в церковь лезть? Ведь Изумрудный венец все призрачным делает. Прекрасно можно рядом с храмом постоять.

Я понял, что олений корень на меня подействовал. Причем еще до того, как я его выпил. А и правда — зачем в церковь-то лезть.

— Чтобы гроб с телом Викентия вскрыть, — вмешалась Аглашка, — А вдруг там — настоящий Викентий, в смысле — Осетровский?

Точно. Подействовал. Об этом я тоже не подумал…

— Так что — надо в церковь проникать, надо. Замок — пустяк, я его открою, без ключа и гвоздя.

— Аглаша…

— Нет, я не знаю, кто вскрыл замки у купца Луки Петрова! Это не я!

— Да я не об этом… Так. Что еще за замки у купца Луки?!

— А ты не знаешь? Тогда я просто пошутила.

— Аглаша!

— Восемнадцать лет уже Аглаша!

Дита, невидимая никем, кроме меня, каталась на полу от хохота.

— И завтра ночью лучше не идти никуда, — тихо произнесла Клава.

— Это еще почему? — я вдруг понял, что гарем — это совсем даже не здорово. И это они еще между собой не ссорятся!

— Завтра первое сентября.

Дети в школу пойдут, что ли… а, стоп.

Завтра — Новый год.