— Конечно, помню, — обиделась тетя Анфия, когда мы все втроем призвали ее к себе наверх, как самому большому специалисту по моим родственным связям. На память Викентия надежды никакой и я подозреваю, что дело не в том, что это не моя родная память, он просто по жизни был таким склеротиком.
— В пятьдесят пятом году, в январе. Зять Тимофей тогда на север направлен был, в Мангазею, следствие вести по поводу боярской войны. Не сам, конечно, молод был еще, вот как ты, Викеша, только-только подьячим Разбойного Приказа стал. Царский ловчий, Матюшкин Афанасий Иванович, назначен был главой розыска, а отец твой при нем был. Тогда рода боярские, Морозовы и Осетровские схлестнулись так, что кровь в реке, что через Мангазею текла, красной стала…
Голос тети стал плавным и каким-то напевным. И, хотя рассказывала она про страшные события, этот голос меня несколько… будоражил… Я заерзал и положил ногу на ногу. Меня пихнули в бок, мол, не мешай слушать.
— …к декабрю все и закончилось. Были Осетровские — и не стало их. Весь род пропал, а Источник их Морозовым достался. Не зря они с тех пор большую силу забрали, у самого трона сидят. Боярам позволено войны вести, но — не переходя черты. Детей, например, убивать нельзя, женщин, огнем сжигать, с бесами вязаться… Но, — тетя вздохнула, ее высокая грудь качнулась ТАК… Она издевается. Точно.
— …кто ж во время войны правила соблюдает? Перебили всех Осетровских, вплоть до младенцев крошечных. А по розыску, что Матюшкин провел — все по чести было. Мол, случайно погибли, никто не хотел. Даже, вроде бы, церковь за помин невинных душ поставили. Там, в склепе, они все и похоронены, Осетровские-то. А отец твой… Он честный у тебя, Викеша, ты не думай об отце плохого. Просто… С боярами рядиться, что с волками грызться. Если царский ловчий сказал, что все честно, то тот, кто по-другому думает, по той же самой реке в океан и уплывет. Если повезет — то мертвым. А в океан Тимофею никак нельзя было. Он же в той самой Мангазее себе жену и нашел. Твою мать, Викеша, Ирину, из простых, слободских, но, сам знаешь, главное вино, а не меха. Это бояре только с боярами роднятся, им кровь разбавлять нельзя, а сынам боярским — можно. Обвенчались они еще в Мангазее, год, кажись, Тимофей с Ириной там прожили. Ты там и родился, в Мангазее-то…
Рассказ, конечно, интересный, но то, что я — законнорожденный, можно было и покороче рассказать. Дату рождения Викентия я точно помню, 14 ноября 7155 года, то есть… Так… Да, как раз, чуть больше девяти месяцев прошло. Даже не по залету.
— Тогда — кто он такой? — толкнула меня в бок Аглашка. Блин, какой кулачок у нее острый! Точно синяки останутся. Нет, я, конечно, не против, чтобы на моей спине оставила следы девушка, но при несколько других обстоятельствах. И не Аглашка ни в коем случае! Она же тощая!
Проклятая фантазия, и без того взбудораженная тетиным голосом, тут же предложила несколько вариантов, которые подсказывали, что Аглашка — очень даже ничего. С определенных ракурсов. При определенных обстоятельствах. Да блин! Фантазия, прекрати!!!
Я моргнул, прогоняя последнюю картинку, на которой скоморошка изогнулась особенно эротично, и обнаружил, что на меня смотрят три пары женских глаз.
Анастасия прищурилась и наклонила голову:
— Я думаю, он все же колдун. Просто не признается.
— Ты ж его этим обсыпала… царской головой, — наклонила голову в другую сторону Аглашка.
— Типун тебе на язык! — толкнула ее в бок тетя. Ага! Не только мне в синяках ходить! — Услышит кто, беды не оберешься. Царь наш, дай Бог ему здоровья, не любит, когда по его голову говорят, особенно если — в отдельности от остального теля.
— Так нет тут никого, — мама Насти махнула рукой, сказала, что чужие тайны ей без всякой надобности, и отказалась участвовать в обсуждении.
— Кто знает, — тетя была непривычно серьезна, — Говорят, царские послухи по ночам по улицам ходят, да Длинным Словом слушают, кто что говорит. Лучше помалкивай.
— Мы и так такого натворили, — махнула рукой Аглашка, — что плаха для нас, как царская милость будет. Попадись мы боярам в руки — жить будем недолго и очень неприятно.
Все замолчали. У меня в голове крутились какие-то наполеоновские планы, вроде того, как я хитрым образом стравлю Морозовых и Дашкова, они перебьют друг друга, а остатки прикончу я.
Ага, как же.
Даже не смешно — мальчишка-подьячий, две девчонки, подьячая да скоморошка, и тетя Анфия, со своим пистолетом, собрались боярские рода шатать. Они сотни лет на своих Источниках сидят и даже царю их силы лишить… не под силу.
Хм. Источники…
Да нет, бред. Нет, если я смогу повредить Источник Морозовых, к примеру, про меня, в начавшейся суматохе, могут и забыть. Вот только один из самых скрываемых секретов любого боярского рода — это местонахождение Источника. Тут еще больше без шансов.
Стоп.
Что там говорил умирающий Заморский? Венец — это Источник? А что, если… Кто сказал, что Источник — это что-то большое? Может, наоборот — Небольшое? Как венец? Может, это и есть Источник Морозовых? Его украли и… и их воровской холоп, вместо того, чтобы тащить его хозяевам, прячет его в лесу. Не сходится тут что-то, не сходится…
Девушки — считая тетю, которая в компании девушек сама начала вести себя как девчонка — уже спелись, потыкали меня в бока с двух сторон, поняли, что я где-то не здесь, пообсуждали тему моей возможности изучения чересчур большого количества Слов, ни к какому выводу не пришли, посерьезнели и начали размышлять на тему «Куды бечь?». В смысле — куда нам с тетей теперь прятаться от бояр, которые костьми лягут — а вернее всего, других костьми положат — но нас найдут.
Что-то в наших размышлениях было неправильным. Я мысленно покатал эту неуловимую странность, как яблочную шелушинку, застрявшую между зубами, и все же понял, что мы делаем неправильно.
Мы гадаем, что теперь делать, куда уезжать из Москвы и где прятаться от бояр — и при этом не знаем, из-за ЧЕГО мы собираемся прятаться. Нас, меня, гоняют как зайца… как волка, а то сравнение с зайцем мне не нравится… гоняют, как волка… как двух волков… трех… одного волка и двух волчиц… тьфу ты.
Я потер глаза. Мысли уже путались.
Так, собрался!
Я не знаю, из-за чего меня пытаются схватить, то ли из-за венца, то ли из-за моих непонятных способностей, то ли из-за того и другого разом… Что это означает?
Что надо узнать, в чем дело, тормоз!
— Хорошая мысль, — одобрила Аглашка, — Сходим завтра к Дашкову, да и спросим, мол, чего это вы, князь, своих псов за Викешенькой отправили…
Настя сверкнула глазами, тетя Анфия подняла брови. Аглашка показала им обеим язык, острый и розовый. Еще и пошевелила им. Змея.
— Нет, — когда я осознал, в чем проблема, голова заработала четко и ясно, — До князя на мне добраться. Значит, надо брать за япки того, кто пониже полетом.
— А те, кто пониже — не знают, ничего, — хмыкнула Анастасия.
— Знают, — уверенно сказал я, — Есть такие, что знают. А я знаю их.
Тут я осекся. Под «теми, кто знает» я имел в виду шайку Тонкого, то есть Васьки-Кузнеца. Он, если помните, про венец-то знает! Вот только беда в том, что про него не знают мои девчонки.
Я обвел глазами всех троих. Мои девчонки… Приятно звучит. Возб… в смысле — воодушевляющее.
Я вздохнул и все им рассказал. Ну, не то, чтобы совсем всё: про то, что я знаю, где венец, я все же умолчал. Мол, расследовал дело о краже венца, потом нашел мертвого вора, который его украл, венца при нем не было и, видимо, князь считает, что я мог его украсть.
— Запытает, — вздохнула Аглашка, — До смерти. Не поверит, что не знаешь, где венец.
— Боярин же, — вмешалась Анастасия, — ему и пытать не надо. Боярской силой прикажет — Викентий сам все расскажет. А потом запытает, конечно. От злости, что ошибся.
Про то, что я магии бояр не подвержен, я тоже умолчал. А то выяснится, что это — тоже особенность колдунов, а мне и так страшно.
— Венец с изумрудами… — задумчиво произнесла тетя, — Помнится, была легенда про Изумрудный Венец. Мол, кто его наденет — от того ни один клад не скроется, хоть ты какими Словами его прячь и хоть каких бесов в стражники приставляй.
Я даже как-то расстроился. Я напридумывал себе какую-то имбу, которая может перевернуть мир, а тут — какой-то… металлоискатель. Хотя… Вроде бы, когда я его надевал — у меня под ногами заначка Заморского-вора была. И никак не отображалась, осталась точно в таком же черно-сером цвете, как все остальное.
— А венец-то тут при чем? — спросила Аглашка.
— Когда за мной Кузнец с товарищами пришел, он про венец упомянул, мол, отдавай… ну или как-то так. Так что про венец — он знает.
— Знает, да не расскажет.
Мы с Анастасией переглянулись и у нас на лицах появились совершенно одинаковые улыбки.
Нам — расскажет.
В Разбойном Приказе нас учили… спрашивать.