На следующий день я попросил Осколка направить нас в общие сенсориумы. Там я испытал ощущения, содержавшиеся в камнях.
Ощущение «неизбежная боль».
Ощущение было коротким и жестоким: борьба с намного более сильным человеком на краю утеса, под которым проносился поток раскаленной лавы. Он медленно, но верно направлял мою правую руку все ближе и ближе к магме. Капельки пота испарялись в то же мгновение, как и появлялись; волосы у меня на затылке почернели и скукожились под обжигающим жаром. Наконец, над каньоном прозвучал мой крик, полный боли, ибо рука и топор, который она сжимала, погрузились в лаву и обратились в пепел в течение нескольких мучительных секунд.
С болью я знаком давно, она возвращается в те мгновения, когда ко мне приходят воспоминания. Я испытывал боль куда хуже этой.
Ощущение «нежная любовь».
Мои глаза были закрыты; я стоял на носочках, прижимаясь к кому-то. Мягкие губы прижимались к моим в самом нежном поцелуе… казалось, сердце сейчас вырвется из груди и я чувствовал, что могу воспарить над миром…
Невинность была в этом ощущении, подобная той, с которой я пробуждался в очередном воплощении, лишенный воспоминаний о прошлой жизни. Однако с после этого я прошел множество путей, был и солдатом, и чародеем, приверженцем добра и зла…
Ощущение «страшная скука».
На самом деле оно заняло считанные минуты, но показалось, будто прошли часы… самая длинная и скучная лекция в самом пустом и пыльном зале Университета Чальма в Сигиле. Я оглядел просторный зал, надеясь встретиться с кем- нибудь взглядом и состроить ему рожу… но остальные студенты или спали, или сидели, уставившись в пространство. Я уронил свое перо, поднял его, снова уронил… просто затем, чтобы что-то сделать. Я подумал, неплохо бы выколоть им себе глаз, чтобы проверить, не отупели ли еще мои ощущения от этой невероятной скукотищи…
Возможно, в отсутствии памяти есть свои плюсы, весь бесконечные годы бессмертия наверняка несут в себе эпизоды невероятной скуки.
Ощущение «горькая ненависть».
Горькие слезы боли капали из моих узких желтых глаз, когда я подобрал останки маленьких, чешуйчатых, красных крыльев с пола. Смиренно, я попятился прочь из покоев Гробы, скрежеща иглоподобными зубами за крепко сжатыми губами.
Конечно, я был всего лишь спинагоном — низшим среди дьяволов — но это не причина, чтобы демон отрывал мои крылья только потому, что ему не понравилось доставленное мной сообщение! А что теперь сделает мой хозяин гелугон? Наверняка он ничего не скажет Гробе, а какой прок от спинагона без крыльев? Наверное, меня бросят в Пламенную Яму за «некомпетентность».
Отомстить я не могу, и остается лишь сжать свой кулак и ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть Гробу всеми фибрами души, всем своим маленьким черным дьявольским сердцем…
Я многих убил в своих жизнях, и у них были друзья и возлюбленные, которые ненавидели меня самого.
Ощущение «пьянящая радость».
Танцуя в ритме праздничной музыки лесных эльфов, я и еще дюжина танцоров кружились на лесной поляне подобно дервишам, улыбаясь и хохоча, как безумцы. Счастливые лесные обитатели кричали, хлопали в ладоши и танцевали рядом, феи кружились в воздухе над головами, оставляя за собой искрящиеся разноцветные шлейфы…
Испытав сие ощущение, я еще несколько минут пребывал в весьма приподнятом настроении.
Ощущение «всепоглощающее нетерпение».
Я разговаривал с Амнасом Тугодумом, Хранителем Львиного Ключа, о том, было ли мое начинание достаточно важно, чтобы передать мне артефакт. Это была пытка в чистом виде… за каждым из его слов следовала долгая пауза; каждое свое утверждение он повторял несколько раз, не позволяя мне вставить реплику. Я приводил аргумент… и ждал, и ждал пока он на него ответит. А на его ответ я приводил новый аргумент… а затем снова должен был ждать бесконечные контраргументы Амнаса. Всеми силами я сдерживал себя, чтобы не оторвать демону голову и вырвать ключ из рук бьющегося в агонии тела…
Я вспомнил одолевавшую меня досаду, когда я не смог прочитать ни слова на языке, на котором был написан мой собственный дневник.
Ощущение «твердая решимость».
Целый зал разрушен, а дюжина сошедшихся в сражении обменивались ударами оружием, смертоносными заклинаниями в отчаянной попытке выжить и победить. Ядовитый зеленый дым поднимался от кучи трупов, из которой я вылез, еле избежав воздействия некоего дьявольского заклинания. Вон она, моя пинта меда, прямо на столике… надо лишь пробиться через одержимую жаждой крови толпу вояк. И я получу ее, даже если мне придется перебить всех до единого посетителей этой таверны!
Я припомнил владельца бара «Горящий труп» и его слова о том, что 15 лет назад я разнес его заведение.
Ощущение «невообразимая похоть».
Я совокуплялся с суккубом — существом столь невероятной красоты, что даже ее рога и хвост меня не смущали. Она хрипела и стонала подо мной… Я желал ее всем своим существом, и лишь она одна существовала для меня во всей Вселенной. Жизнь взорвалась во мне, и последним, что я слышал, был счастливый смех суккуба, вытянувшей из меня все соки, оставив лишь бездушную оболочку.
Я бросил взгляд на Падшую Грэйс и понял, что с ней подобный исход был бы невозможен. Интересно, как было записано это ощущение. Неужели Чувствующий, с полным осознанием неизбежного, решился на совокупление с суккубом лишь затем, чтобы сохранить ощущение?
Ощущение «ужасное сожаление».
Я стоял на палубе своего флагманского корабля «Молота небес», а он плыл над континентом Агархеймом, поддерживаемый ветрами магии. Земля внизу сотрясалась от ударов, наносимых моим флотом. От пушек тысяч кораблей, низвергающими волшебный огонь подобно мстительным богам. Волны от взрывов начали сотрясать мой корабль несколько минут назад, постоянная вибрация через древний остов корабля, да и через мои кости тоже, сопровождаемая гулкими непрерывными звуками разрывов. Горы начали оседать, а моря — вскипели, и облака пара устремились ввысь.
Мой первый офицер приблизился.
— Мой лорд- адмирал… разрешите говорить открыто, сир.
Я кивнул, испытав неприятное ощущение, догадываясь о вопросе.
— Мой лорд… простите, но как же так? Что дает нам право? Миллионы жизней…
Я ответил, не оборачиваясь к нему, не отводя взгляд от Румоса, огромной столицы государства, которая исчезала в облаках горячего пара двенадцати миль в диаметре и все разрастающегося:
— Если бы ты только знал всю правду о предательстве агаритов, первый офицер Фельм, которая выходит за грань понимания большинства… тогда бы ты понял. Ты говоришь о нашем праве уничтожить их? У нас нет права оставить их в живых.
— Но, сир… Они все предатели? Наверняка, среди сотен тысяч есть невиновные.
— Молчать! И не говори об этом больше — так приказал наш король, и воля его свершится. Задача, поставленная перед нами, ужасна, и нельзя задаваться вопросами или оспаривать ее. Нет места жалости, нет место сожалениям — лишь наш долг!
Мы немного помолчали, наблюдая за последними минутами существования Агархейма. Наконец, я вздохнул… долгий, мучительный вздох, прозвучавший так, будто внутри меня что-то сломалось. За бронзовой маской, закрывавшей изуродованную часть моего лица, слезы полились из мертвого глаза.
— Фальм… друг мой… я хочу, чтобы ты понял. Теперь я знаю, глядя на то, что содеял… что если бы задумался о том, что сделал… что действительно сделал… я бы сошел с ума. Деяние, подобное этому… отвращение переполнит, поглотит меня. Посему, первый офицер Фальм, в Агерхейме не было невинных… не было матерей, не было детей, не было людей. Лишь предатели. Злобные, хитрые предатели, не заслуживающие ничего иного, кроме как ощутить на себе весь гнев нашего Святейшего Короля. Ты понимаешь это?
— Д… да, милорд.
— Хорошо. А теперь иди… я хочу побыть один.
— Как прикажете, лорд- адмирал. Фальм поклонился и вернулся на нижнюю палубу, оставив меня взирать на конец цивилизации.
Тот факт, что данное ощущение оказалось здесь, означал, что адмирала впоследствии терзали сомнения. Совершенное преступление ужасно, мерзко, невообразимо, но я не мог избавиться от мысли… не совершал ли я сам поступки еще более страшные?
Ощущение «неописуемое разочарование».
Теперь я могла видеть ее, корону Хефона, сверкающую на мраморном пьедестале. Она была не дальше двадцати шагов… обладая ею, я смогу вырвать власть над армиями Этанополиса из рук моего предателя — братца и восстановить величие отцовского королевства. Какой глупец, этот мой братец… Я мрачно ухмыльнулась при этой мысли… оставить в живых единственную дочь короля и считать, что она не сможет причинить ему вред.
Звук! Скрип кожаных сандалий, тихое шипение… там, у третьей колонны! Она уже близко, Медуза Полафи, ревностно хранящая корону, которую ее слуги украли так давно. Спрятавшись за широкой колонной, я сжала рукой свое верное Трижды Благословленное Копье. Обладая Шлемом Скорости и Щитом Тысячи Зеркал, я могу совершенно не опасаться атак Медузы. В любую секунду она может показаться из- за колонны и встретиться со мной лицом к лицу. Даже если она отвернется от щита, копье пронзит ее горло…
Неожиданно я ощутила осторожное прикосновение к плечу. Я вскрикнула, стремительно обернулась, встретившись взглядами, конечно же, с Медузой. Приняв неизбежное, я лишь успела разочарованно выдохнуть, прежде чем легкие… да и все иные мои части… обратились в холодный серый камень.
Хвала богам, я так и не рассмотрел проститутку Мариссу из Борделя Интеллектуальной Страсти.
Ощущение «шок и растущая жажда мести».
Я стоял где-то в отдаленном уголке Планов, в знойном месте, где земля была медью, а небеса — латунью. Здесь, тела грешников — просителей в этом страшном месте — были перемолоты железными и бронзовыми скорпионами, и кости их обратились в серую пыль.
Я бросил взгляд на линию горизонта; костяная пыль поднималась дурно пахнущими потоками ветра, приносящим с собою звуки мучительных стенаний. Насколько мог видеть глаз, здесь не было ничего, кроме ровной металлической поверхности. Пыль была везде и во всем… она забивалась мне в глаза, наполняла рот мерзким привкусом. Я сплюнул, вытер рот рукой, но толку от этого было мало: вкус этой дряни пребудет со мной надолго.
Я перевел взгляд на «ключ» в своей руке… маленькая сфера из платины… и припомнил лицо человека, который искренне божился, что магический портал, через который я только что прошел — теперь исчезнувший, конечно же, — приведет меня на зеленые равнины Байтопии. Кое — кто, клянусь всеми Силами, заплатит за это!
Да, хорошо, если бы все мои проблемы были такими простыми.
Ощущение «медленно накатывающий ужас».
Насколько замечательной она может быть? — подумал я, разглядывая алую жидкость. Скрюченный старик, сидящий за столом напротив меня, хитро улыбнулся.
— Пожалуйста, отведайте, сир, — прошептал он голосом, напомнившем мне шелест сухой листвы по каменной мостовой. — Вы поймете, что это превосходит все ваши ожидания, я уверен.
Я кивнул, поднял хрустальный бокал, глядя, как свет играет в алом вине. Я прошел долгий путь, дабы отведать его… долго и безуспешно искал этого старика… и будь я проклят, если сейчас кто-то будет меня подгонять. Этим моментом я искренне наслаждался.
Я поднял бокал к губам, вдохнул аромат вина. Букет был легким, сладким, приятным… вызывал головокружение. Я пробовал множество напитков… Путешествуя по Планам, я писал о них книги, о вкусах их и запахах, способах производства. Но это… это вино — легендарно. Никто из тех, с кем я встречался или о ком слышал, его не пробовал. Истории были невероятны, ничто не может иметь столь совершенный вкус — но если в них была мельчайшая доля правды, это должен оказаться действительно прекрасный напиток.
Наконец, я сделал осторожный глоток из бокала…
Изумительно! Неописуемо! Напиток проник в мое горло, я еле сдержал себя, чтобы не задрожать в экстазе. Ничто… ничто из того, что я пробовал все эти годы, не имело вкуса, подобного этому. Я поглядел на старика и испугался, заметив, что бокал мой пуст — я осушил его одним глотком. Я вытер глаза запястьем, не заметив, когда начал плакать.
— Слезы радости, а? — тихо засмеялся старик. — Приятно язычку, не так ли? Кстати, хочешь еще? — Он снова мне улыбнулся.
— Да… да, если можно…
— Конечно, — ответил он, вновь наполняя мой бокал. Как ни старался, я не смог подавить желание осушить его одним глотком; опустив в бокал палец, я попытался обнаружить последнюю капельку вина. Еще несколько раз наполнял он бокал, и каждый раз я пил, как умирающий от жажды человек, который не может себя контролировать, не может лишить себя невероятного аромата.
— Такое питье… любой все за него отдаст, так?
Я кивнул без колебаний.
— Да, любой… — Его хитрая ухмылочка внезапно стала другой. Меня начало охватывать чувство ужаса, и вместе с тем я страстно жаждал отведать еще кроваво- красного вина…
— Да, да… — улыбался старик, его желтые глаза сверкали. — Человек все отдаст, станет рабом этого напитка… даже самое страшное, самое невообразимое злодеяние… в чем ты скоро убедишься, мой новый слуга.
Я припомнил все, что я узнал о своих прежних инкарнациях, и как, с небольшими исключениями, узнавал правду о себе самом. Мне не нравились мои собственные действия, не говоря уж об их последствиях, но я с ужасом осознал, что, возможно, обречен их повторить. Когда- нибудь я вновь потеряю память и начну все заново. Я должен найти способ разорвать этот круг, раз и навсегда.