Песнь пророка

Когда Кэрол Секстон поднимается по лестнице старого кафе, Айлиш делает вид, что не замечает ее. Она изучает витраж, изображает удивление. Смуглая рука отодвигает стул, нарисованная улыбка растягивает рот — улыбка клоуна. Кэрол ставит на пол сумочку и осторожно оглядывает антресоль, тихие разговоры и увлеченная болтовня, официантка, снующая между столиками, гладкие седые волосы пожилой дамы, которая ковыряет большим и указательным пальцами раскрошенную булочку, читая газету, сложенную пополам на коленях. Всегда любила это место, говорит Кэрол, хотя не бывала тут со студенческих времен, с тех пор оно совсем не изменилось, чувствуешь себя застывшей во времени, которое ушло, эти витражи, как будто снаружи ничего нет… Айлиш изучает женщину в красном платье на витраже, не представляя, кто имелся в виду, вероятно, символ некой лживой мифической девы, поющей свободу. Она подзывает официантку и спрашивает Кэрол, чего та хочет, размышляя, что для встречи следовало выбрать другое место — Сан-Стивенс-Грин под тенистыми деревьями. Кэрол крутит на пальце обручальное кольцо. В какой зоне вы оказались, Айлиш? В зоне «Ди», хотя деление как будто совсем произвольное. А я в зоне «Эйч», это как почтовые районы, округа, вот увидишь, скоро все только так и будут говорить, я, чтобы встретиться с тобой, пыталась пересечь город по автостраде, но они перегородили бетонными балками полосы на M7, там бронетехника, войска, они явно нервничают, повстанцы ближе, чем заявлено, меня развернули, велели съехать на боковую дорогу, он был очень вежлив, а еще я знаю кое-кого, способного раздобыть специальный пропуск для незаменимых работников, и тогда я смогу ездить куда захочу. Айлиш пытается представить, как Кэрол могла выглядеть в двадцать, гибкая, с длинной шеей, выше всех окружающих парней, а сейчас беспокойная рука теребит кутикулу на большом пальце, мятая блузка в пятнах, веки красные и воспаленные, глаза навыкате подсоединены к какому-то механизму, непрерывно вырабатывающему мысли, не дающие ей спать по ночам. Она принесла с собой что-то, и это волнами расходящийся от ее тела страх. Я раздобыла бумагу, которая делает меня основным опекуном отца, говорит Айлиш, но это потребовало времени, ему стало хуже, и он не осознает своего состояния, порой, кажется, подозревает неладное, но, поскольку не способен заглянуть внутрь собственного разума, обращает подозрение вовне, ведь если он в порядке, значит что-то не так с остальным миром, и всегда найдется, на кого перевести стрелки. Кэрол поднимает глаза, когда официантка подходит к столику, расставляет напитки, улыбается и быстро уходит. Ты выглядишь так, будто не спала неделю подряд, говорит Айлиш, ты вообще спишь? Спишь, говорит Кэрол нездешним, словно затерянным во времени голосом, и смотрит на Айлиш через стол, не видя ее. Я в принципе мало сплю, каждую ночь мечтаю о том, чтобы уснуть без задних ног, но теперь это невозможно, мне потребовалось время, чтобы осознать: я давно уже в некотором роде сплю, понимаешь? Я проспала все то время, когда считала, что бодрствую, пытаясь разобраться в проблеме, которая зияла передо мной, как великая тьма, в тишине, поглощающей каждое мгновение моей жизни, я думала, что схожу с ума, вглядываясь в эту тишину, но, когда я проснулась и увидела, что они с нами сделали, какая отточенность, забрать у тебя что-то, заменив это тишиной, и каждый миг бодрствования ты упираешься в эту тишину и больше не в силах жить, ты перестаешь быть собой и становишься вещью, безропотно ждущей, когда тишина прервется, ты стоишь на коленях, день и ночь напролет умоляя тишину, ты становишься вещью, ждущей, когда тебе вернут то, что у тебя отняли, и только тогда жизнь будет прежней, но тишина не прерывается, понимаешь, они оставляют возможность, что однажды то, чего ты хочешь, вернется к тебе, и поэтому ты не осмеливаешься поднять голову, парализованный, тупой, как старый нож, и тишина не прервется, потому что в ней источник их силы, ее тайный смысл. Айлиш складывает руки на груди и откидывается на спинку стула, наблюдая, как Кэрол тянется за сумкой и выкладывает на стол папку. Теперь ясно, говорит Кэрол, что они лгали нам все это время, что тишина не прервется, что наших мужей не вернут, их не вернут, потому что это невозможно, и все давно об этом знают, это знает самая последняя собака на улице, а поэтому я беру дело в свои руки… Она открывает папку, внутри стопка цветных фотографий Джима Секстона с подписью «ПОХИЩЕН И УБИТ ГОСУДАРСТВОМ», под фотографиями мелким шрифтом изложены обстоятельства дела. Айлиш быстро отодвигает стул и заслоняет собой папку. Ты с ума сошла? Оглядывает зал, официантка склонилась над дальним столиком, расставляя чашки с блюдцами на подносе, пожилая дама складывает газету. Ты должна это прекратить, Кэрол, тебя арестуют, и меня с тобой вместе, а у меня дети… Не опуская глаз, Кэрол подносит чашку к губам, носительница тайного знания вопреки фактам. Я знаю, что и ты это знаешь, Айлиш, больше нет смысла скрывать, мы все это знаем, они не в лагерях на равнине Каррах, так утверждают повстанцы, которые недавно ее захватили, их не было там с самого начала, так где же они? Айлиш некуда девать глаза, и она закрывает их, ощущая, как странно бьется сердце. И это не темнота, которую видишь за веками, это тень чего-то громадного, и вот-вот оно обрушится на нее, и ужас, что ее толкают во тьму, все ближе и ближе, и Айлиш открывает глаза, поднимает их, ей не хватает воздуха, и она отворачивается к лестнице, затем гневно смотрит на Кэрол. И тут день внезапно вспыхивает сквозь витражи, обрушиваясь на Кэрол разноцветным потоком и освещая ее изнутри, и лицо сияет от воспоминаний о любимом муже. Кэрол, я достаточно наслушалась, хватит распространять уличные сплетни, от них больше вреда, чем пользы, никто ничего не знает, нет ни единого достоверного факта, ты просто утратила веру, вот и все, но ты должна верить, нельзя отчаиваться, если остаются хоть малейшие сомнения, а там, где остаются сомнения, есть место надежде. Ее рука ищет рукав пальто, но он вывернут наизнанку, и она вспоминает, как Ларри сражался с рукавом на пороге, снова смотрит в сторону лестницы, чувствуя, как накатывает паника, хватает пальто, открывает сумочку, кладет банкноту на стол. Это за двоих. Рука с обгрызенными ногтями тянется через стол и отпихивает банкноту. Ну и как у него дела, у вашего старшего, вы им гордитесь? Айлиш перестает застегивать пальто, замечая на лице Кэрол загадочную улыбку. Что ты сказала моему сыну, что ты ему сказала? В глазах блеск тайного знания, длинная рука взмывает в воздух и рассеянно машет Айлиш на прощанье. Ты еще будешь гордиться своим сыном, повстанцев не остановить, они прогонят убийц и положат конец террору, кровь этой страны очистится раз и навсегда, и помяни мое слово, впереди у нас прекрасная война.