Песнь пророка

Микроавтобус подкатывает сзади и откашливается, переключая передачу, заставляя пешеходов сойти на обочину, потом замедляет ход, и, поравнявшись с ними, водитель высовывает в окно красную физиономию. Я еду на границу, говорит он, осталось два места, кому надо подъехать, по пятьдесят фунтов с носа. Пешеходы оборачиваются, смотрят друг на друга, качают головами, а Молли роняет сумку на траву. Мам, говорит она, тебе нужно отдохнуть, а у меня скоро рука отвалится. Айлиш смотрит на микроавтобус, взгляд блуждает, словно в поисках ответа, который должен сформироваться в голове, вокруг тишина и темнота, поднимаясь по ступенькам, она тяжело дышит под весом ребенка, водитель отводит глаза. Она кладет деньги сестры ему в ладонь, но он смотрит на руку и качает головой. Пятьдесят с носа. Да, но нас двое, с нами младенец. Я сказал, пятьдесят с носа, и я насчитал троих. Но ребенок будет сидеть у меня на коленях, он не займет лишнего места. Водитель вздыхает, продолжая медленно крутить головой. Пятьдесят с носа или, если хотите, идите пешком, но в автобусе безопаснее, чем тащиться одним, решайте сами. Она стоит у всех на виду, и пассажиры смотрят, как она торгуется, сзади плачет ребенок, Молли толкает мать в спину, Айлиш достает из кошелька еще одну купюру и швыряет водителю на колени, заставляя его поднять поросячьи глазки, рот у него узенький и жадный. Оставь сумки у двери, Молли, пусть он отнесет их в багажник. Бен хочет сам пройти по узкому проходу, хочет попрыгать у нее на коленях, поиграть в прятки с сидящими сзади, он проголодался, ему пора спать, Айлиш поворачивается к стеклу, наблюдая, как солнце садится, проселочное шоссе забито пешеходами, которые расступаются, давая машине дорогу, женщина, толкающая коляску с ребенком, поднимает глаза к окну, и Айлиш встречает ее взгляд. Молли говорит что-то об отце, и Айлиш поворачивается, видя лицо дочери в зеркальце, Молли подкрашивает глаза. Прости, не расслышала. Я говорила о папе, скоро у него день рождения, в каком году он родился? Айлиш отворачивается к окну и закрывает глаза. Нет, она его не забыла, просто от Ларри почти ничего не осталось, он стал тенью, там, где раньше была любовь, пусто, а возможно, в сердце, раздавленном непомерным грузом, осталось место только для маленькой любви. Бен засыпает у нее на руках, когда автобус замедляет ход, останавливается, водитель дергает ручной тормоз и встает, чтобы открыть дверь. Он выходит на дорогу, беседует с солдатом в черном берете и закуривает, пока второй солдат заходит в салон, на бедре у него пистолет. Им велят выйти из автобуса, подготовить документы для проверки, вытащить из багажника сумки для досмотра. Они выходят из автобуса и не видят границы, перед ними открытая местность, граница километрах в тридцати, говорит мужчина, проходит почти час, прежде чем они снова забираются в салон. Наступает вечер, затем ночь, один блокпост следует за другим, военные «лендроверы» и гражданские внедорожники перегораживают дорогу, военнослужащие и ополченцы в списанной форме, бритые головы, руки в перчатках сжимают у плеча автоматические винтовки, стволы направлены в землю, разные лица произносят одни и те же команды, водитель курит в стороне и подсчитывает, сколько осталось налички. Нужно без конца предъявлять удостоверения личности, объяснять, куда направляешься, открывать сумки и выкладывать содержимое на дорогу, затем снова складывать, иногда сумки становятся легче, и всякий раз цена разная, некоторые называют это налогом на выезд, взносом в дело, от которого ты бежишь. Одна за другой дороги закрываются, впереди в темноте ярко сияет заправочная станция, и они останавливаются, чтобы сходить в туалет, закупить еду и напитки. Она чувствует границу неподалеку, чувствует, как граница отдаляется от них, словно волна, отступающая от берега навстречу бесплодному лунному свету. Ей нужно поспать, но никто не дает ей такой возможности, она снова должна будить Молли, выносить на руках спящего Бена, и когда они в пятый раз выходят из автобуса, Молли еле волочит ноги, времени час ночи, перед ними каменная стена и нависающие ветки, автобус зажат в свете фар внедорожника, фонарики выхватывают из тьмы лица. Бородатый ополченец, размахивая пистолетом, велит им построиться в ряд, он в гражданке, джинсы закатаны поверх ботинок. Ополченец вытягивает из строя пожилого мужчину и тычет ему в нос фонариком. Так от чего ты бежишь, лысый, не хочешь остаться и повоевать за свою страну, трусливый ты выродок? Мужчина недвижим, только отворачивается от фонарика, глаза полузакрыты, затем медленно моргает, словно пытается осознать вопрос. Айлиш отводит глаза, когда ополченец пинает мужчину сзади по ногам. А ну, на колени и покажи свое удостоверение. Айлиш снова вглядывается в лицо ополченца и не видит ничего, кроме злобы, вывернутой наружу, чтобы можно было носить открыто, она берет Молли за руку и взглядом просит дочь не смотреть, наблюдает, как водитель трет кулаком глаза, и теперь понимает, почему такая цена, лучше кружить до утра между блокпостами, чем оказаться перед такими один на один в темноте, мужчина на коленях шарит в карманах пальто, пальцы прячутся, сжимаются в бесполезные кулаки, наконец он предъявляет удостоверение. Ополченец бросает его товарищу, который, подняв удостоверение с земли, зачитывает детали в рацию, бородатый пистолетом подталкивает мужчину в плечо, подносит дуло к виску и медленно проводит вниз, затем упирается ботинком ему в шею. Так кем ты, сука, работаешь? Мужчина шепчет, уткнувшись лицом в землю. Я не расслышал. Мужчина почти кричит. Я техник. Какой техник? Мужчина кашляет и начинает плакать, бородатый направляет фонарик в лица людей, стоящих в ряд у автобуса, по рации слышны помехи, затем опускает ботинок, и удостоверение личности летит на землю рядом с коленопреклоненным мужчиной. Для тебя цена выше, чем для других, для тебя, трусливый выродок, цена двойная. Айлиш наблюдает, как ополченец отходит, а мужчина остается на земле, видит, как он несет на опущенных плечах свое унижение, руки дрожат у него на коленях, когда он садится на свое место в салоне. Она не задумываясь кладет руку ему на плечо и сжимает, мужчина поднимает взгляд и пытается улыбнуться, но что-то в его глазах сломано безвозвратно.