Песнь пророка

Из университетской церкви свадебная процессия выходит на Сент-Стивенс-Грин. По пути в парк она берет отца под руку, женщины в разноцветных шляпках цокают каблучками, под деревьями тишина. У озера жених с невестой фотографируются, шафер ослабляет галстук. Из парка они направляются к георгианскому зданию, увитому плющом, запах фрезий сопровождает их на пути в комнату для приемов, высокие окна которой выходят в сад. Через комнату Айлиш смотрит на отца, он беседует с тетей Мари, которая прячет зевок за розовым шеллаком ногтей, оглядывается по сторонам и, завидев Айлиш, устремляет на племянницу призывный взгляд. А, это ты, говорит Саймон, а я рассказываю Мари о законопроекте, который проводит ПНЕ, они хотят взять под контроль науку, расставить повсюду своих людей, Мари, возьми дело в свои руки, им никто не указ, это абсурдно и немыслимо… Мари сжимает ее руку и отворачивается от брата, как будто хочет присвоить Айлиш себе. Твой отец ни словом не обмолвился о малыше, я надеялась, ты возьмешь его с собой, уверена, в твоем возрасте это был приятный сюрприз. Айлиш улыбается в напудренное лицо, видит, как розовые губы смягчаются от слюны, и настроение падает, невысказанное остается невысказанным, разговор сводится к детям, работе, и никто не жаждет обсуждать ситуацию с Ларри. Она смотрит тете в лицо, читая немой призыв провести этот день в атмосфере счастливой эйфории. Айлиш улыбается, жаль, что Ларри не смог прийти, ты меня извинишь? Она слоняется по комнате, выглядывая тех, с кем еще можно поговорить, здесь так мало ее ровесников, кузены отца стареют, и все же между ними лет двадцать пять — тридцать, не так уж много, заказывает выпить, размышляя, как проживет эти двадцать пять — тридцать лет, она уже их проживает, это время уже в прошлом, свет, падающий сквозь высокие окна, дарит им это мгновение, мир стихает до тихого бормотания, невеста в белом великолепна. Когда звенит колокольчик, они с бокалами перемещаются в столовую и занимают места за круглыми столами, и жених встает, словно собирается произнести речь, но вместо этого прикладывает к груди руку и запевает национальный гимн. Татуированные птицы у него на руках, мистические символы на шее. Отодвигаются стулья, гости встают и подхватывают пение, кто-то тянет ее за рукав, это кузина отца Ниам Лайонс шепчет ей, скривив губы, бога ради, Айлиш, вставай. Она смотрит туда, где должен сидеть отец, но его стул пуст, отправился к стойке за напитком или заблудился по дороге в туалет, она разглядывает поющие рты, опущенные в пол глаза, и во рту пересыхает. Ниам Лайонс снова тянет ее за рукав, но она не поднимется со стула и не станет петь вместе с ними, она не будет петь эту ложь. Айлиш механически начинает раскладывать перед собой белую салфетку, а когда поднимает глаза на жениха, на его лице, на лице шафера и тех, кто стоит вокруг, неприкрытое презрение. Невеста закрыла глаза, жениха приветствуют аплодисментами, хотя хлопают не все. Бледная пожилая женщина с изящными кистями рук ободряюще улыбается ей, но улыбка гаснет, когда женщина встречает взгляд Айлиш. Она роется в сумочке, вынимает белый шифоновый шарф, повязывает его вокруг шеи и встает, когда остальные садятся. Извините, я скоро вернусь, пойду поищу отца.