Первый инженер императора IV

Глава 8

Мы сидели в моем кабинете, а на столе лежало Руническое Ядро. Оно больше не сияло, не гудело, казалось просто сложной, искусно сделанной безделушкой из металла. Но мы оба — и я, и Скворцов — чувствовали скрытую в нем колоссальную, дремлющую мощь.

— Все же тебе это удалось, — наконец произнес Скворцов, нарушая затянувшееся молчание. Его голос неизменно ровный и спокойный просто констатировал факт. Иногда мне казалось, что ничего в этом мире больше не сможет удивить старого мага.

Хотя по глазам было видно, что он восхищен. Что тот факт, что мне удалось собрать, пускай и очень самопальный прототип Рунического Ядра, вызывал в нем недюжинное уважение к моим навыкам и смекалке.

— Да, — я просто кивнул головой, не в силах подобрать более подходящих слов. Усталость последних дней навалилась с новой силой, но она была приятной, смешанной с глубоким чувством удовлетворения от проделанной работы.

— Но как? — в его синих глазах, отражавших пламя свечи, читался все тот же вопрос, который, я был уверен, он задавал себе с того самого момента, как увидел сияющий столб света над Хмарским.

— Магия, — пошутил я, позволяя себе легкую усмешку. Мне нравилось выводить этого мудрого, всезнающего старика из его привычного состояния менторского спокойствия.

Скворцов скупо улыбнулся, оценив мою шутку. Но взгляд его оставался серьезным, пытливым. Он ждал настоящего ответа.

— А если серьезно?

— А если серьезно, мэтр, то — инженерный подход. Расчет, логика, понимание материалов и принципов взаимодействия. Да, я не до конца понимаю природу этой энергии, которую вы называете магией. Но я вижу, как она работает, как подчиняется определенным законам. Пусть и не тем, что описаны в моих старых учебниках по физике.

Я взял в руки Ядро. Оно было теплым. Я провел пальцем по его граням, по выгравированным рунам.

— Я все еще вижу, что это очень кривобокое, кустарное исполнение, собранное из подручных материалов, — продолжал я, скорее размышляя вслух, чем объясняя. — Я вижу каждую неточность, каждый зазор, каждую шероховатость. Но оно дало возможность запустить Ядро, заставить его работать. Однако, — я поднял взгляд на Скворцова, — мне кажется… я почти физически чувствую, что чем лучше, чем качественнее, чем точнее я смогу выполнить эту оболочку, этот корпус, тем более оптимально будет проводиться энергия внутри. И тем больше будет ее потенциал. Сейчас мы используем, дай бог, один-два процента от того, на что способно это Сердце Руны. Остальное — просто теряется, рассеивается из-за несовершенства конструкции.

Скворцов прикрыл глаза и медленно кивнул головой, словно мои слова лишь подтвердили его собственные догадки.

— Жаль, — сказал он с глубоким, искренним сожалением в голосе, — жаль, что в те дни, когда мы разрабатывали сам концепт этого Ядра, рядом с нами не было таких людей, как ты, Александр. Я уже говорил тебе об этом, но все равно не перестаю сожалеть. Мы, маги, были слишком… оторваны от реальности. Мы витали в эмпиреях, рассуждали о потоках и сущностях, но нам не хватало вот этого, — он ткнул пальцем в мои чертежи, лежавшие на столе, — практического, земного подхода. Умения взять идею и воплотить ее в металле, в механизме.

Он замолчал, глядя на Ядро с какой-то почти отцовской нежностью.

— Мы видели в нем лишь сосуд, артефакт. А ты… ты увидел в нем машину. И заставил ее работать.

В его словах не было лести. Лишь горькая констатация факта. И я его понимал. Сколько великих идей, сколько гениальных открытий так и остались лишь на бумаге, потому что не нашлось того, кто смог бы их воплотить в жизнь?

— Если позволишь, — снова начал Скворцов, его взгляд не отрывался от Ядра, которое я держал в руках, — я бы хотел немного поисследовать его в свободные от работы часы. Понять природу его энергии, изучить взаимодействие рун… Это может дать нам… это может дать мне ответы на многие вопросы.

— Пожалуйста, — кивнул я без колебаний. — Правда, не знаю, когда мне удастся давать ему отдыхать, потому что работы теперь предстоит не просто много, а невероятно много. Каждая минута на счету.

— Как будет время, так и буду брать его для изучения, — не стал спорить маг. — Скажем, по глубоким ночам. Я все равно сплю мало, привычка старого человека. Могу я занять ту комнату, в которой обосновался ранее? — учтиво поинтересовался он.

— Обижаете, мэтр, — я искренне улыбнулся. — Эта комната всегда ждет вас. Так что прошу, располагайтесь как дома.

Мы еще какое-то время поболтали со Скворцовым, обсуждая первые, самые базовые шаги по изучению Ядра, которые мог бы предпринять маг, не мешая основному производственному процессу.

Я видел, как горят его глаза, как его разум, отточенный веками изучения магии, уже строит гипотезы, намечает пути исследований. Для него это было как для меня — найти работающий прототип двигателя на темной материи. Невероятный вызов, обещающий великие открытия.

Наконец, старик, сославшись на усталость, отправился в свои новые-старые покои. А я же, снова взяв в руки Руническое Ядро, направился обратно во двор, к «Фениксу».

Утро уже полностью вступило в свои права. Господский двор гудел, как хорошо отлаженный механизм.

Я подошел к принтеру, который все так же невозмутимо стоял под навесом. Аккуратно, уже отработанным движением, открыл заднюю панель и установил Руническое Ядро в отсек питания. Снова щелчок фиксаторов. Затем я подошел к передней панели, нажал на ту самую красную кнопку.

На этот раз не было ни ослепительных вспышек, ни угрожающего гула. Принтер спокойно, почти буднично, запустился. Голубые индикаторы ровно загорелись, внутри что-то тихо щелкнуло, и из недр машины донесся ровный, тихий гул работающего механизма.

— Готов продолжать работу, барон, — отозвался знакомый металлический голос ИскИна. — Все системы в норме. Энергоснабжение стабильно. Уровень заряда Рунического Ядра — измерить не удается. Расчетное время автономной работы при текущей нагрузке… — он сделал короткую паузу, — стремится к бесконечности.

— Вот и замечательно, — кивнул я, чувствуя, как по телу разливается волна удовлетворения.

— Хотите напечатать еще десяток бастардов, чтобы вооружить весь ваш доблестный гарнизон? — в голосе ИскИна промелькнула знакомая ироничная нотка.

— Я что, похож на царя, чтобы плодить бастардов десятками? — пошутил я, скорее для себя, чем для него.

ИскИн на мгновение умолк, видимо, анализируя мою фразу.

— Хорошая шутка, барон, — произнес он, и я почти физически ощутил, как он выделил каждое слово, словно сканируя его на предмет скрытых смыслов. — Ставлю ей восемь баллов из десяти по шкале вербального остроумия. Аналогия между незаконнорожденными детьми и мечами с одноименным названием, а также использование глаголов «печатать» и «плодить» в данном контексте вполне уместна и удачна.

— Да-да, спасибо за столь детальный анализ, — перебил я его, чувствуя, как начинает возвращаться привычное раздражение. — Не душни. Люди не объясняют шутки, они над ними просто смеются.

Снова возникла тишина. На этот раз она длилась дольше. Я уже подумал, что обидел нежную электронную душу, но тут из динамиков донеслось:

— ХА. ХА. ХА, — произнес ИскИн, с идеальной точностью пародируя механический, лишенный всяких эмоций человеческий смех. — Достаточно смешно, барон? Или следует увеличить громкость и добавить эффект «заливистого хохота», запись которого имеется в моих архивах?

— В следующий раз постарайся лучше, — вздохнул я, понимая, что спорить с ним бесполезно. — А теперь давай к важному. Рассчитай необходимое количество сырья и время для производства сотни стандартных стальных болтов для арбалета и десяти композитных арбалетов, чертежи которых я тебе сейчас…

— Нет необходимости, барон, — перебил меня ИскИн. — Ваша последняя модификация арбалета, известного вам как «Бьянка», была проанализирована мной в процессе вашей недавней стычки с неизвестными биологическими формами.

— Чего? Ты как это умудрился сделать?

— На момент стычки вы находились в подземном комплексе. Там у меня были и звуковые и зрительные сенсоры. Также я успел рассчитать повреждения, которые получил Хранитель во время попадания болтом от «Бьянки». Смею заметить, удивительно мощное оружие для, как бы сказал мой создатель, самопального производства.

Я замер. Он… он проанализировал Бьянку? В бою? Создал чертежи? Оптимизировал?

— То есть, ты хочешь сказать, что ты ради забавы записал и проанализировал оружие, которым был повержен Хранитель?

— Не совсем, — ответил ИскИн. — Моей задачей было анализировать поле боя и направлять Хранителя. Соответственно, все нанесенные повреждения я тоже учитывал. Все остальное отложилось в моей памяти автоматически, так что дальнейший расчет был лишь побочным продуктом.

Очуметь. Просто вдумайтесь. Искусственный Интеллект почти во всем превосходит человеческий. Он помнит все до мельчайших деталей. До малейших подробностей. Человеческий мозг способен забывать много мусора. Искусственный же интеллект был лишен такого процесса.

У него не болит голова, от напряжённости. Не возникает кризиса идей. Он сухо анализирует и делает выводы двадцать четыре на семь на триста шестьдесят пять дней в году.

— Расчет произведен, — невозмутимо продолжал ИскИн, не обращая внимания на мой ступор. — для производства ста болтов из высокоуглеродистой стали требуется приблизительно двадцать пять килограммов железного лома. Время производства — два часа тридцать минут. Для производства десяти композитных арбалетов модели «кулибин-кречет-м2», сокращенно «ККМ-2»…

— Погоди… как ты его назвал? — перебил я его.

— «Кулибин-Кречет-М2». Считаю данное название вполне логичным, отражающим имена создателей и номер модификации. Если у вас есть возражения, я готов их рассмотреть.

— Нет, возражений нет, — сказал я, все еще пытаясь переварить услышанное. — Продолжай.

— … для производства десяти арбалетов требуется: двадцать килограммов железного лома для металлических компонентов, пятнадцать килограммов древесины твердых пород для ложа и приклада, и приблизительно пять килограммов сырья на основе кремния и углерода для синтеза высокопрочного композитного материала для плеч и тетивы. Кремнийсодержащее сырье — обычный речной песок. Углеродсодержащее — древесный уголь. Все компоненты имеются в вашем распоряжении. Время производства всей партии — около восьми часов. Жду ваших указаний, барон.

Я молчал, глядя на черный куб. Восемь часов. За восемь часов он может произвести десять усовершенствованных, мощнейших арбалетов, которые по своим характеристикам превосходили все, что было создано в этом мире. Это… это была не просто технология. Это была революция. Это был тот самый прогресс, о котором я не просто думал и которого вожделел, нет. Это был Прогресс с большой буквы.

— Загружай чертежи болтов, — сказал я уверенно. Внутри меня все бурлило. От восторга и от желания продолжать работу. Давно я не испытывал такого энтузиазма. — Мы пока начнем наносить материал.

— Выполняю.

Процесс пошел сам собой, и это было самым удивительным. Не было больше неопределенности и ожидания неизвестности перед каждым шагом.

Была цель, был инструмент, и была команда, готовая работать. Мы таскали сырье — ржавый металлолом, собранный по крупицам, песок с берега реки, древесный уголь из временной печи, которую Михалыч соорудил почти сразу по возвращении — и загружали его в приемный отсек «Феникса».

Не сказать, что это был адски сложный труд. Принтер работал на удивление шустро, равномерно потреблял сырье и выдавал результат постепенно, с размеренным, почти медитативным гулом. Так что для его обслуживания вполне хватало меня одного и кого-нибудь из хламников, сменявших друг друга. Остальные же занимались своими делами — убирали двор, ходили на охоту, заготавливали дрова на зиму, которая уже дышала в затылок холодным, промозглым ветром.

Очень скоро первая партия из сотни идеальных, остро заточенных стальных болтов была готова. Они лежали в специальном ящике, один к одному, холодные, смертоносные, совершенные в своей простоте.

Затем пришлось немного повозиться, чтобы наладить производство арбалетов. Все же таскать речной песок ведрами было тем еще увлекательным занятием.

Именно во время одной из таких «песочных» ходок, когда я, нагруженный двумя тяжелыми ведрами, возвращался от реки к поместью, я и увидел ее.

Там, где еще недавно был лишь пустой берег и мои эскизы на пергаменте, теперь стояла она. Настоящая, полноценная водяная мельница. С огромным, аккуратно сколоченным колесом, которое медленно, но уверенно вращалось под напором речного потока. С крепким срубом, с крышей, покрытой дранкой, с желобом, подающим воду на лопасти.

Вот просто взяла и стояла. Словно выросла здесь сама по себе, как гриб после дождя.

Я замер, едва не выронив ведра. Мозг отказывался верить увиденному. Я протер глаза. Нет, не мерещится. Стоит. Работает. Вернувшись с двумя ведрами песка в поместье (так как повозками таскать по узкой тропе было неудобно), я первым делом выцепил Василя, который как раз руководил процессом укрепления одной из стен частокола.

— Василь, — обратился я к нему. Он тут же обернулся и замер на месте, вытянувшись по струнке, словно набедокуривший кот, пойманный на месте преступления.

— Да, барин? — осведомился он, его лицо выражало крайнюю степень озабоченности.

— Мельница, — сказал я, пытаясь подобрать слова, но в голове крутилось только одно.

— Что… мельница, барин?.. — переспросил он, его глаза забегали.

— Она стоит. На реке.

— Стоит, барин… а что, она должна делать что-то другое? — с неподдельным недоумением уточнил староста, явно пытаясь понять, что же он и его мужики сделали не так. Может… она должна была летать? Или ходить по лесу, как та избушка на курьих ножках из старых сказок? А может, петь песни по утрам?

— Верно, — я не смог сдержать усмешки. — Стоит. Но… когда вы успели? Я же только чертежи оставил.

— Ну… — Василь немного расслабился, видя, что я не сержусь. — Знаете, барин, пока вы там на Север ходили, аванпост этот вот сооружали, потом этот кубик ваш волшебный искали… нам тут, в Хмарском, делать-то особо нечего было. Мы-то все домики уже отладили, к зиме подготовились, крыши перекрыли, щели законопатили… Жаль, правда, что поле возделать не успели, год уже ушел… — с досадой посетовал староста.

— Погодите, — я все еще не мог поверить. — И вы… вы сами, вот так просто, взяли и собрали мельницу по моим чертежам?

— Ну… да? — непонимающе пожал плечами Василь. Его лицо выражало искреннее удивление моему вопросу. — Это ж как ентот… как ево-то… — он почесал в затылке, подыскивая старое, почти забытое слово, которое, видимо, слышал еще от своего деда. — Как конструхтер, во! Вспомнил словечко-то, хе-хе. У вас, барин, довольно понятные эти ваши бумажки. Все нарисовано, каждая дощечка, каждая шестеренка. Мы с мужиками взяли, посмотрели, почесали репу… ну и ентово, собрали. Даже работает, барин, все вертится, крутится, как надо. Жаль, правда, что молоть пока нечего. Зерна-то нет.

Я смотрел на него, на его простое, обветренное лицо, и чувствовал, как внутри меня растет волна… гордости. Гордости за этих людей. Я дал им чертеж, идею. А они, без моего контроля, без понуканий, просто взяли и сделали. Своими руками, используя лишь то, что было под рукой — топор, пилу, смекалку. Они не просто исполнители. Они — творцы. И это было куда ценнее любого 3D-принтера.

Конструктор… Да, пожалуй, это было самое точное определение. И это внутреннее чувство меня так распирало, что слов подобрать не получалось. Нет, вы только подумайте, они просто взяли чертежи, и собрали водяную мельницу.

Без надзирателя, без «еб твою мать», как у нас это обычно на заводах и стройках происходило. Взяли и собрали.

— Василь.

— Да?..

— Вы что-то строили раньше?

— Ну так ентово, барин… всякое доводилось делать. Мы ж за землей закрепленные были. Чевой сказали делать, то и делали. Хочешь не хочешь, а, знаете ли, у другого хозяина было слово «надо» и слово «делывай». Ну, мы и делывали.

— Вы молодцы, Василь, — сказал я искренне, положив ему руку на плечо. — Просто молодцы. Нет зерна — будет. Весной разобьем поля, посадим. И будет у нас свой хлеб. Самый вкусный во всем царстве.

Лицо Василя расплылось в широкой, счастливой улыбке.

— Будет, барин! Обязательно будет!

И не нужно нам будет заморачиваться насчет протяжки ЛЭП к Хмарскому благодаря Руническому Ядру. Хотя… у принтера был свой собственный приемник «альтернативных» источников энергии. А вот как эту энергию проводить в другие устройства я еще не придумал.

Я вздохнул. Накатившая было мысль облегчения — испарилась.

Видимо, все-таки придется.

Имение Императора Долгорукова

Алексей Петрович Долгоруков, царь Великого Новгорода и, с недавних пор, по совместительству половина будущего Императора (вторая половина в данный момент, скорее всего, храпела у себя в Старой Руссе, и это была, пожалуй, лучшая из его половин), в ту ночь не спал.

И дело было не в государственных думах, не в бессоннице, мучающей сильных мира сего, и даже не в несварении желудка после вчерашнего ужина с подозрительно оптимистичным гусем. Нет. Причина была куда более… яркой.

Когда небо на востоке, там, где по всем географическим и здравым понятиям располагалось поместье его беспокойного десницы, полыхнуло так, словно кто-то решил зажечь сразу все звезды одновременно, а потом еще и подсветить их прожектором, Алексей Петрович даже не удивился. Он лишь тяжело вздохнул, отложил в сторону недочитанный трактат «О пользе умеренного налогообложения для предотвращения чрезмерного энтузиазма у подданных» и подошел к окну.

О, небесные светила и прочие космические объекты, да нужно было быть не просто слепым, а еще и глухим, немым и, желательно, пребывать в состоянии глубокой комы, чтобы не догадаться, ОТКУДА шел этот свет.

Интуиция, этот тонкий инструмент, которым так славились политики и женщины, здесь была совершенно ни при чем. Здесь работала простая, как хозяйственное мыло, логика: если где-то происходит что-то большое, непонятное и, скорее всего, очень дорогое, то с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процента к этому приложил руку барон Александр Кулибин.

И, тем не менее, Алексей Петрович если и испугался, то виду не подал. Это было ниже его царского достоинства. Он спокойно наблюдал за сиянием ровно столько, сколько оно длилось. А вернее, пока оно не угасло, оставив после себя лишь легкое фиолетовое послевкусие на сетчатке глаза.

Убедившись, что его дворец все еще стоит на месте и не собирается в ближайшее время превращаться в кучку дымящихся руин, царь неспешно прогулялся по внутреннему двору, подышал прохладным ночным воздухом и отправился спать.

В конце концов, утро вечера мудренее, а проблемы, созданные его десницей, имели свойство разрешаться самостоятельно. Ну, или, по крайней мере, принимать более понятную форму к завтраку.

Утро началось с голубей.

Первый прилетел, когда Алексей Петрович как раз наслаждался чашечкой горячего сбитня. Голубь, надо сказать, был наглым, как все почтовые голуби, и приземлился прямо на подоконник, смерив царя презрительным взглядом. В привязанной к его лапке гильзе обнаружилась крошечная записка. Она была очень короткой. Всего из одного слова.

«Видел?».

Подписи не было, но Алексей Петрович и без нее прекрасно знал отправителя. Стиль Олега Святославовича Романовича был так же прямолинеен и лишен изысков, как удар боевым топором. Царь скомкал бумажку.

«Да, — подумал он, делая глоток сбитня. — Конечно, я видел, дорогой мой Олег Святославович. Трудно было не заметить, как со стороны Хмарского все законы мироздания пошли наперекосяк и там воцарился день среди темной ночи».

Не успел он допить свой сбитень, как в окно с шумом влетел еще один голубь. Этот был еще наглее и, кажется, даже подмигнул царю, прежде чем протянуть лапку с новой запиской. В этом письме было немного больше слов.

«Буду через три часа».

«Час от часу не легче», — подумал Алексей Петрович, но снова не подал виду. Он спокойно допил сбитень, отдал приказ слугам готовиться к приему высокого гостя, привел себя в порядок, надел свой лучший камзол (тот, что с серебряным шитьем, он всегда производил на Романовича должное впечатление) и стал ждать. Дипломатия, в конце концов, это во многом искусство терпеливого ожидания.

Романович прибыл ровно через три часа, как и обещал. Его конь, огромный, черный, как смоль, тяжело стучал копытами по брусчатке царского двора, высекая искры. Жаль, что не алмазы и не золото.

Сам царь Старой Руссы выглядел так, словно не спал всю ночь, а провел ее в седле, гонясь за тем самым синим светом. Его лицо было суровым, в глазах горел нетерпеливый огонь.

— Здравствуй, Алексей Петрович, — пророкотал он, спешиваясь и протягивая руку. Рукопожатие получилось крепким, почти болезненным.

— И тебе не хворать, Олег Святославович, — Долгоруков спокойно выдержал напор. Он уже привык к манерам своего союзника. — Не желаешь ли с дороги…

— Не желаю! — отрезал Романович. — Времени нет. Ехать надо. Срочно. И посмотреть, что этот твой… кудесник, — он запнулся, подбирая слово, — там опять натворил.

Алексей Петрович не возражал. Он и сам сгорал от любопытства, хоть и не показывал этого. Собрав небольшой отряд охраны, они вдвоем, без лишних церемоний, выехали из ворот Великого Новгорода, направляясь в сторону Хмарского.

Они ехали вдвоем во главе небольшого отряда, и какое-то время молчали. Дорога вилась серой лентой, а мысли каждого текли своим, особым руслом.

— Как думаешь, что это было? — нарушил наконец молчание Романович, его голос был глухим, лишенным обычной зычности. — Не похоже на магию, которую я видел раньше. Слишком… мощно. И чисто.

— Трудно сказать, Олег Святославович. Барон наш, как ты знаешь, человек непредсказуемый. Он постоянно что-то изобретает, комбинирует… свои знания из прошлого и то, что находит здесь. Возможно, это один из его экспериментов. Удачный или нет — вот в чем вопрос.

— Удачный, — уверенно сказал Романович. — Если бы он там все разнес, то столб света был бы не синим, а, скорее, красным. И дым бы до сих пор стоял до небес. Нет, он что-то… запустил. Что-то большое. И я хочу знать, что именно. И как это можно использовать… для нашей общей пользы, разумеется.

Алексей Петрович едва заметно улыбнулся. Конечно, для «общей пользы». Он прекрасно понимал, что в первую очередь Романовича интересует военный аспект. Новое оружие, новая сила… Что ж, в этом их интересы пока совпадали.

— Скоро узнаем, — сказал он спокойно. — Хмарское уже недалеко. И, судя по тому, что оттуда никто не прискакал с вестью о конце света, наш барон все еще жив. И, скорее всего, очень доволен собой.

Двое новоиспеченных императоров прибыли в Хмарское ближе к полудню. Прибыли, надо сказать, несколько настороженно, словно ожидали увидеть на месте поместья дымящуюся воронку или, на худой конец, что-то большое, светящееся и издающее странные, потусторонние звуки. Но Хмарское стояло на месте.

Более того, оно выглядело на удивление… мирно. Люди спокойно занимались своими делами: женщины, переговариваясь и смеясь, развешивали на веревках свежевыстиранное белье, которое тут же начинало весело трепыхаться на осеннем ветру. Из полевой кухни доносился аппетитный запах готовящегося обеда.

Мужчины же были заняты всем, что только попадалось под руку: кто-то методично колол дрова, складывая их в аккуратные поленницы; кто-то чинил телегу, деловито постукивая молотком; а один, особенно задумчивый крестьянин, уже минут десять подметал один и тот же угол двора, задумчиво глядя куда-то вдаль, словно решал в уме сложнейшие философские проблемы бытия.

— Стоит, — наконец прокомментировал Романович, с видимым облегчением оглядывая эту идиллическую картину.

— Стоит, — согласился с ним Долгоруков, его лицо тоже расслабилось. Опасения, что их гениальный, но непредсказуемый инженер разнес свое поместье к чертям собачьим, к счастью, не оправдались.

— Батюшки! — раздался вдруг изумленный возглас. Из-за угла сарая, вытирая руки о штаны, выскочил Василь. Алексей Петрович помнил его как негласного старосту Хмарского, человека простого, но исполнительного.

Увидев двух царей, Василь на мгновение замер, его глаза округлились, как два блюдца.

— Ой, вернее… Ваши Императорские Величества! — спохватился он, сгибаясь в низком, почти до земли, поклоне. — Чем обязаны такому высокому визиту?

— Барон дома? — спросил Романович без лишних предисловий, спешиваясь.

— А как же! — тут же отозвался староста, выпрямляясь. — Конечно, дома! Вон там, у сарая, со своими железками колдует! Сейчас позову!

И, не дожидаясь ответа, он метнулся через весь двор с проворством молодого сайгака, явно спеша доложить своему господину о прибытии столь важных гостей.

Цари тоже спешились, передавая поводья подоспевшим воинам из своей свиты. Они стояли посреди двора, с любопытством разглядывая все вокруг.

— А ведь он не врал, — задумчиво произнес Долгоруков, глядя на то, как споро и слаженно работают люди. — Порядок. Дисциплина. И… спокойствие. Они не выглядят забитыми или напуганными.

— Работают, — коротко кивнул Романович, оценивая крепкие срубы отремонтированных домов и новый, высокий частокол. — Это хорошо. Значит, барон не только изобретать умеет, но и людьми управлять.

В этот момент из-за угла, где стоял навес, превращенный мной в испытательный полигон, появился я. Увидев двух царей, я не удивился. После случившегося ночью светопреставления было очевидно, что они не заставят себя долго ждать. Я вытер руки о тряпку, которая во время работы всегда висела у меня на поясе, и направился к ним.

— Ваши Величества, — я склонил голову в знак приветствия. — Не ожидал вас так скоро. Но всегда рад гостям. Прошу, идемте. Думаю, вам будет интересно взглянуть на то, ради чего вы проделали такой путь.

Конечно же я понимал, что проделали они его только ради одного: убедиться, что все здесь цело и невредимо. И что по земле ходят живые люди, а не облучившиеся восставшие мертвецы.

Я повел их к навесу. Там, на большом верстаке, лежал меч, который «Феникс» изготовил вчера. Рядом с ним — несколько идеально ровных, остро заточенных арбалетных болтов.

То с каким удивлением и изумлением загорелись глаза Романовича при виде оружия — было забавно наблюдать. Словно у ребенка, что дорвался до новых игрушек. Он подошел, взял меч в руки. Я заметил, как напряглись его бицепсы — клинок был увесистым, настоящим.

— Хороший металл, — он провел пальцем по лезвию, которое тускло блеснуло на солнце. — И баланс… идеальный. Сколько времени ушло на его изготовку, Михалыч? Неделя? Две?

— Один час и двенадцать минут, Ваше Величество, — ответил я за старого кузнеца, который как раз подошел к нам, привлеченный голосами.

Романович замер, его рука с мечом застыла в воздухе. Он медленно повернул голову ко мне.

— Что, прости?

— Один час и двенадцать минут, — повторил я, наслаждаясь его реакцией. — Из простого железного лома. С помощью вот этой штуковины, — я кивнул на черный куб «Феникса», который мы с хламниками снова вытащили из моего кабинета и установили под навесом.

Цари подошли к принтеру. Они долго молча разглядывали его, обходили со всех сторон.

— ИскИн, — обратился я к принтеру, — поприветствуй наших высоких гостей.

— Приветствую вас, правитель Алексей Петрович Долгоруков и правитель Олег Святославович Романович, — раздался из недр машины бесстрастный металлический голос. — Рад возможности проанализировать ваши голосовые паттерны и внести их в свою базу данных. Вероятность того, что эта информация мне пригодится в будущем, составляет восемьдесят семь и четыре десятых процента.

Романович отшатнулся от принтера, как от огня.

— Матерь Божья… — прошептал он, его лицо побелело. — Оно… оно говорящее! Шайтан в коробке! — он замахнулся клинком на куб.

Долгоруков, хоть и был уже предупрежден мной, тоже выглядел впечатленным. Он с интересом разглядывал черный куб, пытаясь понять принцип его действия.

Я тут же встал поперек принтера, расставив руки.

— Это не колдовство, Олег Святославович, — сказал я, видя их реакцию. — Это технология. Наука. То, что было утеряно, но что мы можем возродить. И это, — я похлопал по корпусу «Феникса», — наш главный инструмент в этом возрождении. Он может создавать не только мечи. Он может создавать инструменты для строительства, детали для механизмов, запчасти для… для всего, что нам понадобится. Он может дать нам то самое преимущество, которое необходимо для освоения Севера и защиты наших земель.

Я говорил уверенно, делясь своим видением будущего. Я рассказал им о своих планах по созданию новых арбалетов, прочных доспехов, возможно, даже примитивного огнестрельного оружия. Оставалось только найти порох.

— То есть, — спросил Олег Святославович, глядя на «Феникс» с прищуром, но опустив клинок, — что этот дух в коробке способен сделать вот такое? — он ткнул второй рукой в сторону клинка.

— И не только, — я в ответ указал на лежащие композитные арбалеты и ряды стальных болтов. — И это только начало. Я более, чем уверен, что в ближайшее время, если мы как следует наладим поставки, а для этого мы с вами и сделали первый аванпост, — мы будем готовы. К чему угодно.

Я посмотрел на них со взглядом полным уверенности.

Олег Святославович посмотрел на Долгорукова. Тот лишь пожал плечами.

Где-то на восточной границе

Новый день застал Радомира в хорошем настроении, если, конечно, можно было применить это слово к состоянию человека, чье прозвище было «Свирепый».

И, тем не менее, не смотря на ночные дурные донесения, мужчина спал спокойно, хотя назойливый октябрьский гнус и пытался попить его крови.

Именно в этот благословенный момент идиллию нарушил запыхавшийся, визгливый голос, который, казалось, продирался сквозь плотную ткань шатра.

— Радомир! Радомир! — верещал голос, и по его тону было ясно, что обладатель этого голоса принес весть о конце света.

Радомир с тяжелым вздохом откинул потертую шкуру и вышел из шатра. Он был в одном исподнем и потягивался, разминая могучие, покрытые шрамами мышцы, и этот процесс сопровождался таким хрустом, словно кто-то пытался сложить пополам старый дубовый шкаф.

— Чего там? — пробасил он, обращаясь к тощей, суетливой фигуре, которая уже успела припасть к его ногам.

Дикарь, которого звали Хмырь тут же совершил сложное акробатическое действие, которое было чем-то средним между низким поклоном и попыткой спрятать голову в землю, как это делают страусы из детских книжек.

Это был жест не столько почтения, сколько хорошо продуманной техники выживания. Все знали, что утреннее настроение Радомира было таким же предсказуемым, как траектория полета пьяной летучей мыши в грозу.

— Я узнал, Радомир, все узнал! Тот парень, этот… барон, за которого оба царя держатся, как за последнюю надежду… он что-то нашел на Севере! Что-то большое и, говорят, очень блестящее! И та вспышка света, что мы видели… это все он! Его рук дело! Сегодня утром оба царя, и Долгоруков, и Романович, снова к нему в поместье поехали! А еще… — Хмырь сделал драматическую паузу, его глаза забегали, — а еще в Новгороде, на рынке, бабки шепчутся, что этот их «инженегр», или как его там… вумник, короче… так вот, он скоро начнет делать для них новое оружие и броню! Много! Говорят, такую, что ни меч, ни стрела не берет!

Радомир слушал, его лицо медленно превращалось из просто заспанного в каменно-непроницаемое. Он смерил Хмыря долгим, тяжелым взглядом.

— Бред, — наконец резюмировал он, вынося свой вердикт.

— Вот те крест! — тут же взвизгнул дикарь, торопливо осеняя себя каким-то сложным знаком, который, видимо, должен был символизировать крест, но получился «тсерк».

Радомир снова смерил его суровым взглядом, от которого даже у самых отчаянных кочевников начинали подрагивать колени.

— Знаешь, Хмырь, что раньше делали с гонцами, которые приносили плохие вести?

Дикарь нервно сглотнул. Воздух вокруг него, казалось, стал холоднее на несколько градусов. Он знал. Конечно, он знал. Историю в этих краях учили не по книжкам, а на наглядных примерах, которые, как правило, после этого не могли уже ничего рассказать.

— Ик… их… — пролепетал он, пятясь назад.

— Верно, — кивнул Радомир. — Но, — он сделал паузу, и на его лице промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее улыбку, — сегодня у меня хорошее настроение. И ты, Хмырь, принес мне не плохую весть. Ты принес мне ценную информацию. А это, как говорят умные люди, совсем другое дело. Так что можешь считать, что тебе повезло. На этот раз. А теперь иди и разузнай подробнее про это их «оружие». И про этого «инженегра». Я хочу знать о нем все. И живо.

Хмырь, не веря своему счастью, низко поклонился и пулей метнулся прочь, пока его предводитель не передумал.

Радомир же остался стоять один посреди своего лагеря, глядя на восток. Новое оружие… Неприступная броня… Каждый день этот невесть откуда взявшийся сученыш наводил суету и смуту в планы Радомира. Он не знал, кто таков этот барон, но слухи, которыми мир полнился, строили странную, но очень яркую картину.

«Что ж, — подумал он, почесывая свою нечесаную бороду. — Значит, придется действовать быстрее. Настолько быстрее, чтобы они ничего не успели предпринять».