Первый инженер императора IV

Глава 6

— Итак, — осведомился ИскИн, и я почти физически ощутил, как в его металлическом голосе прорезаются нотки азартного торговца, который уже чует запах выгодной сделки. Он явно наслаждался моментом, растягивая его, как кот, играющий с мышью. — Если до конца обозначенного срока Руническое Ядро не заработает, то… — он выдержал театральную паузу, явно проверяя меня на прочность, интригуя, — первым делом, при следующем успешном запуске «Феникса», мы будем создавать мне тело!

Я вздернул брови. От удивления рука, державшая уголек, замерла над пергаментом. Тело? Этому куску самодовольного железа? Мысль была настолько абсурдной, что я даже не сразу нашел, что ответить.

— Тело? — переспросил я, чтобы убедиться, что не ослышался.

— Тело! — с нескрываемым энтузиазмом, насколько это вообще было возможно для синтезированного голоса, повторил ИскИн. — Самое настоящее. Биомеханическое, разумеется. С усовершенствованными рефлексами, усиленным скелетом, встроенными сенсорами и, конечно же, с прямым нейро-квантовым доступом к моей когнитивной матрице. Проект «Аватар-Дельта». Он есть в моих базах данных. Весьма перспективная разработка, смею заметить.

Я откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Эта железяка не переставала меня удивлять. Его амбиции простирались далеко за пределы простого выживания и накопления знаний. Он хотел… стать человеком? Или чем-то большим?

С другой стороны… кто те люди, что пообещали ему тело? Он же не из головы это выдумал? На парах робототехники мы смеялись и обсуждали три незыблемых закона, придуманные Азимовым. Звучали они так:

Первое: Робот не может причинить вред человеку или своими действиями позволить, чтобы человеку был причинен вред.

Второе: Робот должен подчиняться приказам людей, за исключением тех случаев, когда эти приказы противоречат первому закону.

Третье: Робот должен заботиться о своей безопасности до тех пор, пока такое действие не противоречит первому или второму закону.

— Ты же просто набор инструкций. Сложный алгоритм, не более, — сказал я, пытаясь уколоть его, вернуть с небес на землю. — Ты можешь просчитать траекторию полета снаряда, можешь проанализировать химический состав сплава, но творчество… оно тебе доступно? Может ли Искусственный Интеллект написать симфонию? Взять чистый холст и превратить его в произведение искусства, способное вызвать слезы или восторг?

Внутри меня все еще жило это убеждение из моей эпохи. Мы создавали их, нейросети, как помощников, как инструменты. Но всегда оставалась эта грань, эта черта, отделяющая холодную логику машины от иррационального, непостижимого полета человеческого духа. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

— А ты можешь, барон? — тут же парировал ИскИн, и его вопрос прозвучал, как щелчок хлыста.

Я скривил губы в кривой ухмылке, потому что был готов к такому вопросу. Я ждал его.

— Могу, — ответил я спокойно, обводя взглядом свой стол, заваленный чертежами, набросками, расчетами. — Любой мой чертеж — это не просто набор линий и цифр. Это произведение искусства. Это симфония механики, где каждая деталь, каждая шестеренка — это нота, играющая свою партию в общем оркестре. Это воплощение мысли, идеи, мечты. Это и есть творчество, ИсКин. Способность создавать из хаоса порядок, из ничего — нечто.

— Ладно-ладно, — на удивление быстро сменил тему говорливый принтер. Кажется, мои аргументы застали его врасплох, или он просто решил не ввязываться в философскую дискуссию, где у него было не так много шансов на победу. — Признаю, аналогия имеет право на существование. Ваша способность к созданию сложных систем из примитивных элементов действительно впечатляет. С точки зрения математики. Так что, барон? Принимаешь мои условия?

Я принимал это пари не потому, что был уверен в успехе на сто процентов, а потому, что отдавал себе отчет: если Руническое Ядро не запустится в ближайшие восемь дней, то в обозримом будущем я точно не смогу запустить этот принтер.

У меня просто не будет на это ни времени, ни ресурсов. Все силы уйдут на оборону, на выживание, на решение текущих проблем. И тогда… тогда этот «Феникс» так и останется просто красивой, но бесполезной коробкой.

А когда кто-то другой, уже после меня все-таки смогу его завести, пройдет столько времени, что эта наша договоренность потеряет всякий смысл. Так что, по сути, я ничем не рискую. А вот если выиграю… Если выиграю, я получу полный контроль над самым мощным инструментом в этом мире. И над его строптивым обитателем заодно.

— Принимаю, — сказал я твердо, глядя прямо на принтер. — Идет. Восемь дней. Если я не успеваю, твое тело — первый проект, который мы запускаем. Но если успеваю… — я сделал паузу, — ты становишься моим личным помощником. Исполняешь мои приказы без пререканий и саркастических комментариев. И первая директива будет — «Молчать, пока не спросят».

— Условия приняты, барон Кулибин, — на этот раз голос ИсКина прозвучал почти официально, без тени иронии. — Начинаю отсчет. У вас осталось сто девяносто один час, пятьдесят девять минут и…

— Помолчи, — оборвал я его, снова берясь за уголек. — Время пошло. И не мешай мне работать.

В кабинете воцарилась тишина. На этот раз — настоящая. ИскИн, видимо, решил, что дальнейшие комментарии будут излишни. И я с головой ушел в работу.

Эти восемь дней превратились в один сплошной марафон. Я почти не спал, забывал про еду, полностью растворившись в чертежах, расчетах, в звоне молота и скрипе напильника. Кузница стала моим вторым домом, а Михалыч — моим незаменимым помощником.

Мы работали, как проклятые. Я доводил до ума чертежи, рассчитывая каждую деталь с предельной точностью, а старый кузнец, кряхтя и ругаясь, воплощал мои задумки в металле.

Хламники, видя наше одержимое усердие, тоже не оставались в стороне. Иван выделил мне Руслана и Олега в постоянные помощники. Они таскали заготовки, раздували мехи, помогали с грубой обработкой — делали все, чтобы мы с Михалычем могли сосредоточиться на самой тонкой и ответственной работе.

Иша регулярно заходила в кузницу, принося нам еду и свои травяные отвары, которые, на удивление, действительно снимали усталость и придавали сил. Она молча ставила на верстак кружки и миски, смотрела на меня своими пронзительными, темными глазами, в которых читалась и тревога, и какая-то тихая поддержка, и уходила, не мешая.

День за днем, деталь за деталью, Руническое Ядро обретало форму. Это было похоже на сборку сложнейшего часового механизма. Каждая пластина, каждая грань, каждый сегмент должны были идеально подходить друг к другу, без малейшего зазора или люфта.

А руны… Нанесение рун на металл было самой сложной частью. Я делал это сам, вручную, используя тончайшие граверы, которые мы выковали с Михалычем.

Концентрация требовалась абсолютная. Одна неверная линия, один лишний завиток — и вся деталь могла стать бесполезной. Я чувствовал, как энергия течет сквозь меня, направляя руку, подсказывая правильное движение. В такие моменты я почти забывал о боли в правой руке, полностью растворяясь в процессе, в этой странной смеси инженерного расчета и интуитивной магии.

ИскИн молчал. Но я чувствовал его присутствие. Знал, что он наблюдает, анализирует, просчитывает. Иногда, когда я заходил в тупик, не зная, как решить ту или иную конструктивную задачу, мне казалось, что ответ приходит сам собой.

Словно невидимый помощник подкидывал мне идею, направлял мысль в нужное русло. Было ли это так на самом деле, или это просто мой переутомленный мозг выдавал желаемое за действительное, я не знал. Но решения находились. И работа двигалась вперед.

Хотя такие решения бывали со мной и раньше. Когда-то давно я читал, что если человеческий мозг очень долго бьется над какой-то задачей (и эта задача для него важна и интересна), то рано или поздно он найдет для нее решение.

Либо очень мудреное и сложно выполнимое, либо… гениально-простое.

Со мной так случалось и в институте. Помню, как на парах по ТОЭ на первом курсе мне попалась самая сложная схема по расчету контурных токов. Как я тогда ругался, мол, для чего мне, механику, вообще нужна электрика. А оно вот как вышло, хех.

Но суть в другом. Она в том, что задача мне казалась нерешаемой. Я и так ее рассчитывал, и так. И ничего у меня не сходилось, хоть ты тресни. И в одну из ночей в голове родилось решение. Я буквально видел, как вывожу формулу, пересчитываю в сто первый раз всю схему и нахожу то место, где ошибся.

Утром проверил. Так и оказалось.

Жаль, что я пропустил пятьсот лет. Вдруг ученые узнали за это время на что еще способен наш мозг?

На седьмой день, когда до истечения срока оставалось чуть больше суток, все было готово. Перед нами, на большом верстаке в центре кузницы, лежало ОНО. Руническое Ядро. Многогранный, сложный, испещренный светящимися символами артефакт. Он был прекрасен в своей технологической и магической завершенности, не смотря на кустарный вид. И он был жив. Я чувствовал, как он слабо пульсирует, как от него исходят едва уловимые волны энергии.

Мы с Михалычем, Иваном, Русланом и Олегом стояли вокруг, глядя на наше творение. Уставшие, перепачканные сажей и металлической стружкой, но… счастливые. Мы сделали это. Вопреки всему.

— Ну что, барон, — хрипло сказал Иван, нарушая тишину. — Момент истины?

Я кивнул, доставая из кармана Сердце Руны. Серый конусообразный камень казался теплым, живым. Я медленно поднес его к центральной полости в Ядре, чтобы поставить Сердце, словно на постамент.

— Ебанет? — спросил вдруг Руслан.

Я хохотнул. Вот уж и вправду чудеса. Кто бы подумал, что спустя пятьсот лет я столкнусь с такой легендарной фразой, которую слышал в, можно сказать, прошлой жизни от электриков во время практики на одном из объектов.

Наверное, правду говорят, что история ходит по кругу. Или вьется по спирали. Кому как нравится.

— Не должно, — ответил я.

И в тот момент, когда камень коснулся металла, все вокруг залил ослепительный, голубой свет. Ядро загудело, сначала тихо, потом все громче, его грани начали медленно вращаться, руны на них вспыхнули ярким, пульсирующим светом. Энергия, доселе дремавшая в Сердце Руны, пробудилась, потекла по каналам, которые мы создали, заставляя механизм жить.

Я чувствовал его не только зрением, но и кожей — мощный, пульсирующий поток чистой энергии, теплый, но не обжигающий. Он вибрировал в самом воздухе, заставляя дрожать инструменты на верстаках и поднимая с пола облачка металлической пыли, которые кружились в этом сиянии, словно мириады крошечных звезд.

Это длилось несколько секунд, которые показались вечностью. Гул нарастал, достигая пика, а затем так же резко оборвался. Свет погас, оставив после себя лишь пляшущие цветные пятна перед глазами и звенящую, почти оглушительную тишину.

Мы стояли завороженные, не в силах пошевелиться, боясь нарушить это равновесие. Я медленно опустил руку и посмотрел на наше творение. Руническое Ядро больше не сияло. Теперь оно просто спокойно лежало, как ни в чем не бывало.

Я перевел взгляд на своих товарищей. Они все еще стояли, как истуканы, с широко раскрытыми глазами. Руслан, кажется, стал меньше ростом, словно вжался в себя в ожидании неминуемого взрыва, который, к счастью, так и не последовал. Его лицо выражало смесь благоговейного ужаса и детского восторга.

Иван Кречет, приоткрыв рот, просто смотрел на Ядро, и я видел, как в его глазах, обычно суровых и стальных, плещется неподдельное удивление. Даже Михалыч, старый кузнец, повидавший на своем веку немало диковин, замер у наковальни, забыв про молот в руке, и с каким-то почти религиозным трепетом взирал на то, что мы только что создали.

А меня мучал один вопрос, а вернее сказать — интерес. Интерес как можно скорее взять это сердце руны и испытать его. Проверить на практике. Аж руки зудели.

— Что-то мне подсказывает, — начал Иван, нарушая тишину, царившую в кузнице, и нервно потирая руки, — что эту светящуюся штуковину лучше от греха подальше убрать. Подальше от огня, раскаленного металла и наших грешных, но таких нужных нам тел.

— И я о том же, — поддакнул Руслан, который уже пришел в себя после первого шока и теперь с опаской косился на Ядро, словно оно могло в любой момент снова выкинуть какое-нибудь светопреставление.

Я усмехнулся, но спорить не стал. Они были правы. Держать такой мощный, и, чего уж там, совершенно не изученный источник энергии в кузнице было… неразумно. Я бережно, двумя руками, словно новорожденного младенца, поднял Руническое Ядро с верстака. Оно было теплым, почти горячим, и все так же слабо вибрировало, отзываясь на мое прикосновение. Хотелось немедленно приступить к испытаниям.

— Пошли, — коротко бросил я Ивану и Руслану, направляясь к выходу из кузницы. — Кажется, у нашего болтливого друга скоро появится шанс доказать свою полезность. Или навсегда остаться дорогой подставкой для кружки.

Мы втроем, словно процессия, несущая священный артефакт, пересекли вечерний двор и вошли в мой рабочий кабинет. Хламники и мои крестьяне, попадавшиеся нам на пути, с любопытством и некоторой опаской провожали нас взглядами. Видимо, слухи о том, что барон и его кузнецы создали нечто «светящееся и гудящее», уже успели разлететься по аванпосту.

Войдя в свой кабинет, я первым делом подошел к столу, на котором все еще лежали чертежи, и аккуратно положил на них Руническое Ядро. Оно тут же перестало вибрировать, словно успокоилось. Затем я повернулся к черному, матовому кубу «Феникса», который невозмутимо стоял в центре комнаты, отражая в своей гладкой поверхности неровный свет свечи.

— ИскИн, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более деловито и спокойно, хотя внутри все кипело от предвкушения. — Где у данной модели находится отсек для подачи энергии?

— Со стороны задней крышки, барон, — тут же отозвался жестяной паршивец. И, конечно же, не удержался от ехидного комментария: — Я бы с удовольствием помог вам и указал точнее, но, увы, у меня нет рук. Вот было бы у меня тело…

— И крайне замечательно, что с твоим характером у тебя его нет, — буркнул я себе под нос, но достаточно громко, чтобы его акустические сенсоры уловили мои слова. — А то, боюсь, ты бы им нашел не самое лучшее применение.

Я обошел принтер сзади, если так можно выразиться, потому что сам из себя принтер в не активированном состоянии напоминал такой же гладкий черный куб. Поверхность казалась монолитной. Никаких видимых стыков, пазов, кнопок.

Ничего, что могло бы подсказать, где находится эта самая «задняя крышка». Я принялся ощупывать холодный, темный материал, водить по нему пальцами, ища хоть малейшую неровность, хоть какой-то намек на скрытый механизм.

Иван и Руслан стояли рядом, с любопытством наблюдая за моими манипуляциями. В их глазах читалось недоумение — для них это был просто большой, тяжелый черный ящик, и мои действия, наверное, казались им странными, почти шаманскими.

Думай, Саша, думай. Инженеры, создавшие этот шедевр, не могли не предусмотреть простой и логичный способ доступа к основным узлам. Должен быть какой-то секрет, какой-то ключ. Возможно, сенсорный? Или…

Мои пальцы наткнулись на едва заметное углубление, почти невидимое глазу, но ощутимое на ощупь. Я надавил. С тихим щелчком часть задней панели плавно отъехала в сторону, открывая моему взору то, что было скрыто внутри.

Отсек для источника питания был… впечатляющим. И пустым. Я увидел сложную систему разъемов, клемм, контактов. Часть из них была мне знакома — стандартные силовые разъемы для подключения внешнего электропитания, похожие на те, что использовались в моем времени для промышленного оборудования. А рядом… рядом было нечто совершенно иное. Массивное гнездо со сложной системой фиксаторов и контактов, явно предназначенное для установки того самого автономного термоядерного реактора, о котором упоминал ИскИн.

Именно в это гнездо, в самый центр, я и собирался водрузить свое собственное творение.

Я снова взял в руки Руническое Ядро. Оно снова отозвалось знакомой вибрацией. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, прислушаться к своим ощущениям, к той интуитивной связи, что возникла между мной и этой концентрированной магической силой.

Нужно было его… активировать. Дать ему команду. Но как? В прошлые разы вся моя магия была спонтанной, на пике эмоций. И постиг я эту сложную новую науку лишь едва-едва. А сейчас нужно было сделать это осознанно, контролируемо.

Кажется, пришло время сдать первый экзамен.

Я вспомнил чертежи. Подвижные сегменты, вращающиеся грани, комбинации рун… Мозг инженера пытался выстроить логическую последовательность действий. Но тут же внутренний голос, тот самый, что помог мне в схватке с Дикой Руной, подсказал — не думай. Чувствуй.

И я доверился ему. Мои пальцы сами собой начали скользить по граням Ядра. Я не знал, что делаю, не понимал логики своих действий. Просто следовал какому-то внутреннему, интуитивному порыву. Словно сама Магия, заключенная в этом камне, вела мою руку, подсказывая правильные движения.

Я нажимал на сегменты, на которых были выгравированы светящиеся руны. Они легко, почти беззвучно, поддавались давлению, уходя вглубь корпуса. Проворачивал грани, совмещая символы в неведомые мне, но, как я чувствовал, правильные комбинации.

И Ядро отозвалось. Оно снова вспыхнуло ослепительным, голубым светом, но на этот раз свет был не хаотичным, а ровным, пульсирующим. Оно загудело, но гул был не угрожающим, а низким, мощным, как от запуска двигателя внутреннего сгорания в каком-нибудь камазе. Оно поняло свою задачу. Затем свет так же плавно погас, оставив после себя лишь слабое, едва заметное голубоватое свечение рун.

Я открыл глаза. Сердце бешено колотилось, но не от страха, а от восторга. Получилось! Кажется, получилось… пока не проверим — не узнаем!

Дрожащими от напряжения руками я осторожно установил Руническое Ядро в пустой отсек принтера. Оно идеально вошло в гнездо, словно было создано для него. Раздался тихий щелчок фиксаторов. Я захлопнул крышку.

Несколько секунд мы втроем стояли, затаив дыхание, глядя на черный куб и ожидая чуда. Но ничего не происходило. Принтер молчал. Чуда не случилось.

— Кгхм-кгхм, — раздался из него знакомый звук металлического покашливания. — Откройте переднюю крышку, барон.

Мы с Иваном и Русланом переглянулись. Передняя крышка… Логично. Я снова подошел к «Фениксу», на этот раз с лицевой стороны, и принялся ощупывать его гладкую поверхность. Нашел такой же едва заметный паз, как и сзади. Подцепил его ногтем, и панель так же плавно отъехала в сторону.

За ней оказалась небольшая ниша, а в ней — несколько разъемов, похожих на USB-порты из моего времени.

Чуда не случилось. Принтер продолжал стоять, как неживой. Мы осторожно приблизились, заглядывая внутрь.

— А что это за красная круглая штуковина? — с детским любопытством спросил Руслан, протягивая к ней свой палец.

Мозг, увидев эту картину, выдал мгновенную реакцию, основанную на многолетнем опыте инженера и просто человека из двадцать первого века. «Ого, красная кнопка!». А большая красная кнопка, как я помнил по старым фильмам, научным лабораториям и даже некоторым промышленным объектам, никогда не сулила ничего хорошего. Обычно она означала либо «аварийное отключение всего», либо «запуск чего-то очень большого и, возможно, взрывоопасного».

— Нет! — выкрикнул я, инстинктивно бросаясь вперед, чтобы перехватить его руку.

Но было поздно. Палец Руслана уже коснулся гладкой, манящей поверхности.

Раздался тихий, мелодичный щелчок.

Троица чародеев-ренегатов, напоминавшая собой странствующий цирк, из которого сбежали все клоуны и осталась только самая мрачная и нелепая часть труппы, двигалась далеко за восточной границей. Земли здесь были дикими, пустынными, а ветер, гулявший по бескрайним степям, был единственным, кто решался говорить в полный голос.

Им удалось обойти стороной большой кочевой стан — хаотичное нагромождение шатров из шкур, дымящихся костров и недовольно блеющих овец. Лагерь расположился аккурат у восточной границы царства Старой Руссы, которую, как с удивительной для себя точностью помнил Ктул, возглавлял некий Олег Святославович Романович.

— К’тул, а почему там было так много людей? — пробасил Фтанг, с тоской оглядываясь на удаляющийся стан. Его необъятное лицо выражало глубочайшее разочарование. — И почему ты не разрешил мне пойти с ними поиграть в вышибалу? Я бы аккуратно. Честно.

Старик К’тул тяжело вздохнул, и этот вздох прозвучал так, словно сама древность жаловалась на несправедливость мироздания. Фтанг был замечательным магом-ренегатом. В том смысле, что он был замечательно большим и замечательно сильным.

Поговаривали, что в детстве, по счастливой (или не очень) случайности, он упал в чан с тем, что местные знахари называли «растишкой» — сомнительным отваром из корня мандрагоры, слез вымерших грифонов и чего-то еще, что лучше было не уточнять.

Наверное, именно по этой причине Фтанг и стал таким, каким был. Огромным. Могучим. И, увы, невероятно ограниченным в своих интеллектуальных способностях. Как говорится, если где-то прибавилось, то где-то должно было убавиться. Закон сохранения баланса был принципиально жесток и не избирателен.

Иногда К’тул жалел, что тот колоссальный магический потенциал, которым обладал Фтанг, достался именно такому человеку. Но, с другой стороны, где еще найти такого верного и преданного последователя, который, не щадя живота своего (а живот у Фтанга был внушительным), будет делать все, о чем его попросят? Достаточно лишь пообещать ему жареного цыпленка. Или двух. А лучше — целую повозку цыплят.

— Потому что, Фтанг, это не наше дело, — терпеливо, как в сотый раз, объяснил К’тул.

— Так, а тот, что с тебя какие-то «деняки» хотел? — не унимался Фтанг. — Он же тоже был не наше дело.

— А тот, Фтанг, — К’тул на мгновение остановился, чтобы перевести дух, — мешал нашей главной цели. Он стоял на пути. Понимаешь?

Было слышно, как в необъятной голове Фтанга со скрежетом и стоном проворачивается одна-единственная, но очень массивная шестерня, пытаясь переварить эту сложную философскую концепцию. Давалось ей это с очевидным трудом.

— Послушай, здоровяк, — вмешался Идрис, который уже устал от этого диалога. Он подошел к Фтангу и ободряюще похлопал его по плечу, похожему на валун. — Когда мы закончим наше главное дело… когда найдем то, что ищем… я тебе лично разрешу играть в вышибалу со всеми, с кем только твоя широкая душа пожелает.

— И даже с тем вспыльчивым бароном? — Фтанг мгновенно оживился, его маленькие глазки загорелись предвкушением.

— С ним в первую очередь, — с кривой усмешкой подтвердил Идрис. — Я даже помогу тебе его поймать.

— Круууууууто, — прогудел Фтанг, и его лицо расплылось в счастливой, почти детской улыбке.

Назревает что-то кровавое, подумал К’тул, глядя на кочевников, которые собирались на границе. Если эти дикари, которых он видел на границе с Руссой, действительно решат смести эти два новых, едва оперившихся царства, то это потянет за собой очень много плохих последствий.

Не то чтобы ему было жаль людей, нет. Просто любая крупная война — это всегда лишнее внимание, суета, патрули… Это мешало. Мешало его великой цели. Он горестно вздохнул. Как жаль, как же невыносимо жаль, что им так и не удалось заполучить то Сердце Руны. Если бы все сложилось удачнее, то здесь, на этом потенциальном поле брани, пропитанном литрами свежей крови, было бы идеальное место для того, чтобы сделать ту Дикую Руну еще более… дикой.

И тут старик поморщился, едва не выронив свой кривой посох. Его голову будто бы сдавило невидимыми тисками. Острая, пульсирующая боль пронзила череп, заставляя мир вокруг поплыть, окраситься в багровые тона. К’тул непроизвольно заскрипел зубами и глухо застонал, хватаясь за виски.

Идрис и Фтанг тут же подскочили к нему, подхватывая под руки, не давая упасть.

— Ты что, старый хрыч, помирать вздумал⁈ — прошипел Идрис, его лицо исказилось от беспокойства. Он тут же приложил свои длинные, холодные пальцы ко лбу старика, пытаясь настроить внутренние потоки энергии на целебный, успокаивающий лад. — Не время еще! Мы же не договорились!

— К’тууууул! — заревел Фтанг так, что в радиусе километра все суслики попрятались в норы, а на глазах великана чуть ли не выступила соленая влага. — Ниумираааай! Кто же тогда будет рассказывать мне сказки⁈

Старик откашлялся, сплевывая на сухую землю сгусток темной слюны. Черная пелена медленно сошла с его глаз, хотя мир после такого сильного спазма все еще качался и плыл.

— Все… все нормально, — прохрипел он, отталкивая заботливые руки своих спутников. — Не дождетесь. Просто… — он сделал глубокий, дрожащий вдох, — просто наш общий знакомый, этот настырный мальчишка-барон… похоже, только что снова активировал свою руну. И, судя по силе импульса, который долетел даже сюда… он явно не в бирюльки играет.

Ночь в Старой Руссе была тихой и прохладной. В отличие от шумного, вечно суетящегося Новгорода, здесь жизнь текла размереннее, суровее, подчиняясь почти военному распорядку, который установил ее правитель. Даже ветер, казалось, дул здесь по команде, не решаясь лишний раз трепать флаги с изображением оскаленного волка на башнях крепостной стены.

В своих покоях, в самом сердце Дворца (если имение государя можно было так называть), не спал только один человек — сам Олег Святославович Романович. Он сидел в большом, грубоватом, но удобном кресле у окна, освещенный лишь тусклым светом одинокой свечи.

На его коленях лежала книга — толстый том в простом кожаном переплете. Пальцы царя, привыкшие к рукояти меча, сейчас осторожно, почти нежно, перелистывали пожелтевшие, исписанные неровным почерком страницы. На обложке, выведенное теми же неумелыми, но старательными буквами, виднелось название: «Из Кустов Войны».

Опытный читатель довоенных столетий, сведущий в военной истории, наверное, догадался бы, что это — переписанный от руки каким-то не очень грамотным, но усердным писарем, знаменитый трактат «Искусство войны» старого китайского военачальника.

Но, увы, таких читателей в этом мире, что пережил глобальную катастрофу и откатился на несколько столетий в своем развитии, просто не было. Для Олега Святославовича эта книга была сокровищем. Источником мудрости, руководством к действию.

Он читал и перечитывал ее десятки раз, находя в древних строках ответы на современные вопросы, черпая вдохновение для своих собственных стратегий.

«Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и способен, показывай противнику свою неспособность…» — он беззвучно шевелил губами, вчитываясь в знакомые строки.

Да. Обман. Хитрость. Этого так не хватало его прямолинейной натуре. Он был воином, а не политиком. Но теперь, заключив союз с Долгоруковым, ему приходилось учиться. Учиться играть в их игры, учиться видеть на несколько шагов вперед.

Внимание царя отвлекло внезапное сияние. Оно было не здесь, не в комнате. Оно пришло снаружи. Романович поднял голову, нахмурившись.

За окном, на востоке, там, где за темным лесом и водной гладью Ильменя лежал Великий Новгород, в небо ударил столб света. Ярко-синий, почти ослепительный, он на мгновение затмил даже свет луны, окрасив низкие осенние облака в призрачные, нереальные тона.

— Это что еще за херня? — проговорил он одними губами, вставая с кресла и подходя к окну.

Он стоял, широко расставив ноги, скрестив руки на могучей груди, и смотрел. Смотрел на это невероятное, пугающее и одновременно завораживающее зрелище. Синий столб света, исходящий откуда-то из-за горизонта, пульсировал, словно живой.

«Что ты там опять удумал, барон?» — мелькнула у него в голове мысль. Он был почти уверен, что это дело рук Кулибина. Только этот непредсказуемый инженер, этот странный «десница» Долгорукова, был способен на такие фокусы.

Сам того не понимая, Олег Святославович был полностью уверен, что это самое логичное и верное объяснение случившемуся.

Столб света медленно, неохотно, начал угасать, таять, растворяясь в ночном небе. Через несколько секунд от него не осталось и следа. Снова лишь звезды, луна и темные, тяжелые облака.

Романович постоял у окна еще немного, вглядываясь в темноту, словно пытаясь разглядеть там ответы на свои вопросы. Затем он хмыкнул, покачал головой и вернулся к столу. Взяв свой кубок, он одним махом осушил его до дна, смахнул остатки пива с усов тыльной стороной ладони, проморгался и, не раздеваясь, рухнул на свою широкую кровать, застеленную медвежьей шкурой, и заснул.

Удивительно, но сон его в ту ночь был на редкость спокойным.

От автора: как глава? Понравилась? Дайте, пожалуйста, обратную связь в комментариях к книге:)